Урчание вырвалось само собой. Сказал бы кто-нибудь полгода назад, что я буду радоваться из-за того, что кто-то высоко оценил мою кошачью стать… У меня вдруг мелькнула дикая мысль: если б мы с Чудовищем жили в обычном мире, наверное, он таскал бы меня на кошачьи выставки — в качестве участницы. Интересно, мне бы там что-нибудь присудили? У меня уши такие большие… а вдруг я породистая?
Бред. Я потрясла головой и прервала урчание.
— Ладно, хитрюга. Слушай. Герасим заступился за кошку, произошла эпическая битва. Герасим очень ловко применял заклинания… ну и корзиной тоже ловко размахивал.
Далее я в красках обрисовала бой между пятью коварными магами и благородным спасителем кошки. На помощь Герасиму пришли бобры и лоси, на стороне злыдней выступили дятлы и необыкновенно свирепые существа — внутренние тараканы. Сражение длилось три дня и три ночи, преимущество переходило то на одну сторону, то на другую. Кошка была черной масти и ушастая, главный негодяй имел золотые кудри и голубые глаза, у Герасима обнаружились закрученные рога. Один рог Герасим потерял в процессе битвы, и это придало дополнительной мужественности его облику. Шрамы вообще украшают мужчину, а потеря рогов — в особенности.
Чудовище слушал меня, приоткрыв рот.
Увлекшись, я бегала по крыльцу, падала, вскакивала, прыгала и, кажется, ходила на задних лапах. Когда Герасим наконец-таки одолел врагов, я даже почувствовала, что запыхалась.
— Когда Герасим всех победил, он запихнул злых магов в мешок — вместе с их внутренними тараканами — и закинул мешок на Луну. Помнишь, мы с тобой пятна на Луне видели? Вот. Это они натоптали. А потом он снял с себя красную шапку, положил на дно корзины — чтобы было помягче, и усадил туда спасенную кошку. Герасим назвал ее Мяу-Мяу, отнес к себе домой, и жили они долго и счастливо. Герасим очень хорошо относился к Мяу-Мяу, уважал ее, баловал: кормил вкусно, гладил, играл с ней и все такое… Потому что мы навсегда в ответе за того, кого не дали утопить в проруби. Так родилась народная поговорка «Люблю тебя, как Герасим Мяу-мяу». Все.
Чудовище некоторое время обдумывал мою историю, потом сказал:
— Тогда мы навсегда в ответе и за тех, кого закинули на Луну.
— Хм-м… Может быть. Это каждый решает сам для себя.
— А что было с тем, другим Герасимом?
Я зевнула.
— Ну что там с ним могло быть… Тот Герасим, который был весь из себя правильный такой, спокойно дошел до магазина, получил свои пирожки и маслице и так же спокойно вернулся домой.
— И все? И никаких приключений?
— Нет, почему же, — в моем голосе появились мстительные нотки. — Придя домой, он не вымыл руки перед обедом, к тому же пожадничал и затолкал в пасть все пирожки и все маслице, после чего трое суток провел в одной маленькой комнатке, сам знаешь где. Вот такое у него было Большое Приключение. А мог бы обрести прекрасную Мяу-Мяу.
Чудовище некоторое время смотрел на меня, а потом с его лицом стало что-то происходить. Он начал морщиться и дергать верхней губой, потом странно закашлял.
— Тебе плохо? — неуверенно спросила я, и вдруг до меня дошло: он пытался смеяться!
Это был еще один шаг вперед, но в воспитательных целях я сказала:
— И ничего смешного. Руки перед едой надо мыть. А теперь пойдем в дом, хочу сливок и спать.
Мы зашли внутрь, и там Чудовище, как обычно, задержался у зеркала.
Я тоже стала разглядывать свое отражение.
Никаких изменений. Мой облик оставался стопроцентно кошачьим. Уши-крылья, глаза-пуговицы, изогнутый тонкий хвост — все было на месте. В отличие от Чудовища я не лысела и не видоизменялась.
Я вздохнула.
Чудовище тоже вздохнул.
— Я некрасивый? — спросил он вдруг.
К такому вопросу я была не готова и ответила вопросом на вопрос:
— С чего ты взял?
— Ты называешь меня Чудовищем. Я знаю. — Чудовище ткнул кулаком в отражение, и зеркальная поверхность пошла волнами. — Я тебе не нравлюсь.
Слова надо было подбирать тщательнее.
— Это не так. Во-первых, ты болеешь, а болезнь никого не красит. Осталось подождать совсем немного… скоро ты будешь выглядеть по-другому. Во-вторых…
Я замялась. Правда состояла в том, что по большому счету мне не было никакого дела до его внешности. Он должен обрести способность ясно мыслить и вытащить меня отсюда, а мохнатый он при этом будет или рогатый — не имело значения.
— Во-вторых, ты… — начала было я, но вдруг увидела на полу капли свежей крови. Потом капель стало больше, они образовали лужицу, которая росла на глазах.
Я вскинула голову и обнаружила, что Чудовище стоит с оторванным вторым рогом в руке, а его лицо и рубаха постепенно заливается кровью.
— Так лучше? — спросил Чудовище, бледнея, но продолжая по-дурацки скалиться. — Так я тебе больше нравлюсь?
— Зачем ты это сделал?!
— Шрамы украшают мужчину, — сообщил он мне, перед тем как завалиться в обморок прямо в коридоре.
Видимо, потеря второго рога ускорила таинственную трансформацию его организма. Чудовище сначала лежал неподвижно, не отзываясь на мои отчаянные призывы, затем его начало крючить. Он то выгибался, то сворачивался как гусеница, то разворачивался, ударяя ногами в стену или в зеркало, которое сильно прогибалось, но не билось. Все выглядело еще непригляднее из-за крови, натекшей из раны, — в ней было все, до чего дотрагивался Чудовище, не говоря о нем самом.
Я металась поодаль, потому что Чудовище мог ненароком сплющить меня в лепешку.
Через некоторое время судороги затихли, после чего Чудовище довольно быстро пришел в себя, я смогла подойти и осмотреть его. К моему облегчению, рана кровоточила лишь чуть, что подтверждало ее магическую природу — в обычной жизни Чудовище не отделался бы так легко.
— Кы-ыса… — слабо сказал он. — Плохо…
Я чуть было не испугалась, что начался рецидив умственной отсталости, но сообразила, что этот лепет прозвучал на анималингве.
Я была очень зла.
— А так тебе и надо. Трудно было подождать, пока он сам отвалится?
— Трудно. Трудно ждать… трудно быть некрасивым… и глупым…
Если он собирался меня разжалобить, то ему это не удалось — от испуга вся жалость испарилась. Меня потряхивало.
— Зато сейчас такой красавец стал, — съязвила я, разглядывая его перемазанную кровью физиономию. — Вставай, пойдем мыться.
Чудовище, покряхтывая, поднялся и на свой валявшийся неподалеку рог даже не посмотрел. Первым делом он в радостном предвкушении ринулся к зеркалу.
— Ой, — сказал Чудовище. — Пойдем мыться скорее.
Недавно я произвела ревизию шкафов — заставила Чудовище открыть все и полазала по полкам. В одном из шкафов обнаружилась одежда все того же больничного типа, серые штаны и рубахи, сложенные аккуратной стопкой.
— Возьми чистую одежду, а старую снимешь и бросишь на кухне в углу. Завтра я научу тебя стирать.
Стиральной машины здесь не было, но в шкафчике под раковиной я обнаружила несколько засохших растрескавшихся брусков хозяйственного мыла.
— А давай грязную одежду сразу в форточку выкинем? — внес Чудовище типично мужское рационализаторское предложение.
Я в ответ усмехнулась.
— Ничего-ничего, труд облагораживает.
У входа в кухню — облупленная заржавевшая ванна находилась там — Чудовище остановился.
— А ты разве со мной не пойдешь?
— Нет.
— Мне без тебя страшно.
— Все равно нет. Я буду ждать под дверью.
— Почему?
Потому что я, в конце концов, невинная девица, хотелось ответить мне, а ты уже достаточно похож на человека, чтобы смутить меня. Но сказала я другое.
— Мужчину украшают не только шрамы, но и отвага. Иди, сними одежду, оставь ее на полу и хорошенько вымойся, но на голову не лей, просто аккуратно вымой лицо. Потом волосы отожми, вытрись — полотенца знаешь где, — оденься и только после этого зови меня. Алгоритм действий ясен?
Чудовище подумал и с достоинством ответил:
— Алгоритм ясен.
— Тогда действуй. Если что — я рядом.
Чудовище потоптался еще немного, покидал жалобные взгляды и отправился мыться.
Я сидела перед дверью и прислушивалась к шуму, доносившемуся с кухни. Было ощущение, что в ванну залезло стадо слонов.
Чудовище держал меня в курсе происходящего.
— Я вымыл лицо и шею, — радостно сообщал он, — но на голову я не лил!
— Молодец, так держать.
— А руки сами вымылись!
— И руки молодцы.
— С меня лезет шерсть, иди посмотри!
— Это замечательно, я потом посмотрю. И следи за водостоком, чтобы не забился.
— А сзади мыть? А то я там не вижу.
Я закатила глаза.
— Везде мыть. Сделай это не глядя, ты справишься.
Потом раздался ликующий вопль:
— Я все! — И уточнение, потише: — И пол я тоже помыл.
— Весь?
— Почти.
— Ну вот и хорошо, теперь одевайся.
После некоторого перерыва Чудовище тревожно спросил:
— А можно я изменю алгоритм?
— Что случилось?
— Я не знаю, как это надевать.
Что бы это значило? Помолчав, я спросила:
— Это относится к штанам?
— Нет, штаны я уже надел.
— Тогда я зайду.
Я примерилась, прыгнула на ручку — и дверь отворилась.
Как я и ожидала, половина кухни была залита водой. Чудовище стоял босыми ногами в луже, голый по пояс, и прижимал к груди какую-то тряпку.
— Вот, — сказал он и протянул тряпку мне. По-моему, вместо рубашки он взял то ли наволочку, то ли что еще, но мне тут же стало глубоко безразлично, что именно.
— Стой! — сказала я внезапно севшим голосом. — Опусти руки и стой спокойно.
Чудовище повиновался.
Я первый раз видела его без рубашки… и с чистым, без шерсти, лицом, но не лицо приковало мое внимание.
На груди Чудовища слабо светились красные черточки и точки. Контуры, образованные ими, виднелись нечетко, но было заметно, что это круг и какой-то сложный узор, вписанный в него.
Не хотелось верить, но я, кажется, знала, что это.
Я прыгнула на стол и пристально вгляделась.
Узор внутри круга образовался из нескольких пентаграмм, искусно переплетенных друг с другом. От родителей я знала, что красная светящаяся пентаграмма на груди — отличительная особенность обитателей адских областей. Но не всех, а только тех, чей род с давних времен был особенно успешен в магии. Знак наследовался по крови из поколения в поколение, его обладатели фактически являлись уже не совсем людьми. Их называли демонами, и это было не совсем гиперболой.
Даже одиночная красная пентаграмма свидетельствовала о высоком уровне ее владельца. И чем больше пентаграмм было вписано в круг, тем сильнее был демон.
На груди Чудовища пунктирные линии сплетались в клубок.
Настала моя очередь говорить «ой».
— Я умру? — спросил Чудовище, по-своему истолковавший мое оцепенение, отвисшую челюсть и вытаращенные глаза.
Сглотнув слюну, я задумчиво ответила:
— Ты-то вряд ли…
10
Весь вечер я была тиха и рассеянна.
Чудовище, сделав правильные выводы из истории про Герасима, скрутил из конфетной бумажки бантик, привязал его к веревочке и начал приглашающе водить игрушкой по полу.
Но мне было не до игры. В голове прокручивалось все известное о существах, именуемых демонами. Потому как не исключено, что я тут собираюсь обучать стирке хозяйственным мылом жестокого маньяка, серийного убийцу или еще кого-то в этом роде.
Знала я до обидного мало, основные сведения были почерпнуты из школьного фольклора, причем вся информация сводилась к банальным страшилкам. Припомнилось, например, утверждение Кольки Малыгина, что такие популярные книжно-киношные персонажи, как вампиры, существуют на самом деле и что они — очень даже реальные граждане Адской Конфедерации, прорвавшиеся сквозь заградительные кордоны Империи в поисках свежей кровушки. Только кровопийство для них не являлось физиологической надобностью, а было жестоким развлечением, чем-то вроде выезда на сафари. И якобы эти сведения Кольке под большим секретом сообщил дядя-пограничник, несколько лет назад заезжавший в Оленегорск на побывку — повидать сестру, Колькину мать, и порыбачить на Имангре. Самое интересное, что дядя-пограничник действительно имелся и действительно приезжал в Оленегорск. Я сама видела его возле Колькиного дома, когда он, вернувшись с рыбалки, выгружал из багажника своей машины ведро с пятнистыми хариусами.
Я взглянула на Чудовище. Тот дергал за веревочку, заставляя фантик плясать; было похоже, что он увлекся этим занятием больше меня.
Вампир с веревочкой?
Прежняя я беззаботно сказала бы: «Да не может быть». А нынешняя думала: «Почему бы и нет?» Урок, преподанный Мартином, не забылся. Все, что кажется понятным, безопасным, незыблемым, может оказаться миражом.
Вот сейчас Чудовище играет с фантиком, а завтра накинется на меня с выдвинутыми клыками.
А может, и не накинется.
Еще я припомнила, как однажды словила обрывок застольной беседы, где отец иронически, но в то же время с оттенком некоторого уважения, бросил про демонов: «Сложные ребята, непростые такие». Но это был субботний вечер, родители разрешили мне остаться с ночевкой в гостях у Марины, и я просто пробегала мимо с пижамой в руках. Тогда я вскользь отметила, что в переводе с папиного языка это означало, что поступки демонов не поддаются примитивному делению на черное и белое. Поскольку в тот момент мне было не до взрослых разговоров, я с легкостью выкинула ненужную информацию из головы и ускакала собираться дальше.
А теперь спрашивать было некого, мне предстояло разбираться самой.
Впрочем, некоторые выводы лежали на поверхности: демоны, безусловно, обладали могуществом, а этот фактор может испортить характер кому угодно. Не про демонов ли было сказано «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно»?
Остальное лежало в области гадания на кофейной гуще.
Если, к примеру, допустить, что на Чудовище наложили заклинание инверсии, то можно прикинуть, каким он был раньше. Когда мы встретились, Чудовище произвел на меня впечатление существа безобразного и туповатого, но позже выяснилось, что он покладист, заботлив, простосердечен в лучшем смысле этого слова.
Вырисовывалась безрадостная картина. Вполне возможно, впереди меня ждало знакомство с хитрой, вредной, эгоистичной, бездушной скотиной. Скотина будет злобно хохотать и гоняться за мной с бензопилой, найденной в кладовке (в этой кладовке порой обнаруживались самые неожиданные предметы; я не удивилась бы, если там нашлась бы и хоккейная маска).
Чудовище заметил мою отрешенность.
— Не хочешь играть? Ты грустная. Думаешь о плохом?
Попробовать поговорить, что ли? Вроде бы его разум уже достиг того уровня, когда можно обсуждать вещи посложнее, чем мытье рук перед едой.
— Я думаю о тебе.
Он помрачнел, скомкал в кулаке фантик с веревочкой и присел на стул. Взглядом Чудовище уперся в пол.
— И что ты думаешь? — спросил он несчастным голосом. — Я плохой?
Жалость коснулась моего сердца. Неизвестность страшила не только меня. А Чудовище так эмоционально на все реагировал… Может быть, ему еще страшнее, чем мне.
Ох, что же нас ждет?
Я подошла и, встав на задние лапы, потрогала его за колено. Чудовище подхватил меня и прижал к груди. Я обняла его за шею и вдохнула знакомый полынный запах.
— Пока нет. Но можешь им стать.
— Но ведь могу и не стать?
— Не знаю. Правда не знаю, что случится, когда ты выздоровеешь. Может так выйти, что ты станешь относиться ко мне… не очень хорошо.
Я почувствовала, как он замер.
Чудовище порывисто выпрямился и поставил меня рядом на комод, чтобы можно было смотреть мне в глаза. Некоторое время он подбирал слова и наконец выговорил:
— К тебе? Плохо относиться? Как можно к тебе плохо относиться? Я никого красивее и умнее не видел!
Много ты видел… Я не могла не улыбнуться… смешной такой… Мне, конечно, понравилось наивное замечание Чудовища о моей несравненной красоте и потрясающем уме, тем более что это было сказано от души, но расслабляться не стоило.