Эшли Дьюал
Мы смотрели в лицо С мерти,
И С мерть моргнула первой.
АННОТАЦИЯ
Астерия – небольшой городок на Восточном побережье, куда переезжает молодая семнадцатилетняя девушка – Ариадна Блэк.
Ариадна потеряла семью, и теперь ей придется жить с двумя мамиными сестрами – Норин и Мэри-Линетт Монфор. С виду добрые и заботливые, они заперты в четырех стенах своего старинного особняка Монфор-л ’Амори.
Вскоре Ари замечает, что жителям Астерии совсем не нравятся ее тетушки. Более того, они их боятся. С чем это связано? Почему?
И главное – стоит ли Ари бояться самой себя.
ПРОЛОГ
Я думаю, с каждым из нас происходит что-то плохое. Постоянно. Ежедневно. Мы не обращаем внимания, а этот шар все крутится, и на наши головы выпадают осадки в виде надоедливых сестер или невыносимых родителей. Кому-то везет больше, кому-то меньше, но, в конечном счете, у каждого из нас накапливается целый список того, без чего жизнь стала бы проще. Возможно, даже лучше.
Например, я терпеть не могу разговоры с предками об учебе. Каждый раз, когда они затевают эту песню – а делают они это довольно-таки часто, серьезно – я отворачиваюсь и представляю, как прыгаю вниз с крутого обрыва, что, как мне кажется, довольно классная перспектива, ведь нахмуренный лоб отца и серьезный взгляд матери выглядят чертовски раздражающе. Иногда я думаю, что лучше и, правда, спрыгнуть с утеса, чем выслушать в очередной раз их байки о будущем и прочей чепухе. Однако затем я возвращаюсь с небес на землю, выбрасываю из головы мысли-паразиты и киваю родителям. Порой, киваю еще раз, чтобы мама перестала причитать. Уж если она начинает, то остановить ее сложно.
- Ты ведь особенная.
На слоганы для неудачников похоже, верно? Но мама считает, что мотивирует меня. Я бы хотела сказать, что ее наставления – глупости, но тогда она расстроится. О на жутко впечатлительная. Я иногда думаю, что она удивится, если рассказать ей историю о Санта-Клаусе. Настоящую историю. А не ту, в которой толстый мужик спускается по трубе и разбрасывается подарками.
Зима в нашем городе паршивая. Дороги замело, за окном – ни черта не видно.
Дворники работают ритмично, скребутся о стекло, как о пенопласт, и, нет, чтобы как обычно пойти в школу, я еду с семьей в универмаг на отшибе мать его мира. Нет, я не то, чтобы хотела сидеть на занятиях, просто поездки с предками заканчиваются драматично. С талкиваюсь с мамой, вступает отец. Ну, а в заключении, ноет сестра , которая ненавидит, когда мы ссоримся и орем друг на друга.
Мама у меня психолог. Это жутко бесит. Она вправляет мозги всяким суицидальным подросткам, шестнадцатилетним мамашам и прочим недомеркам, которые не подумали о своем будущем и потонули в омуте собственного безумия. Будто бы я хоть как-то похожа на этих маниакальных кретинов. Да, мама всегда придет на помощь, но даже тогда, когда ее помощь не требуется. Это реально мешает нам с ней понять друг друга. Она вечно меня за руку держит, будто бы я утопающая. Но я не тону. Вот в чем проблема.
- Ты не пробовала записаться на дополнительные кружки по рисованию?
- Да пошло оно все, мам.
- Ари , следи за языком! – Она оборачивается, смотрит на меня огромными глазами, и мне тут же становится стыдно. Не люблю, когда она разочаровывается во мне. Правда, тут дело не в том, что я сказала: «пошло все». Я могу ругаться, сколько влезет, но, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, нельзя забывать о мать-его-прекрасном-будущем. Целый храм поклонения какому-то там будущему, которого может и не быть! Нет, чтобы сказать: Ариадна , забудь про дополнительные кружки для неудачников. Ариадна , удели больше внимания себе и своим желаниям. Нет , Ари! Цепляйся за все, что только можно и несись так, будто за тобой мчится поезд, норовящий размазать твое лицо по асфальту.
- Мам, я слушаю музыку.
- Нет, не слушаешь.
Я поджимаю губы и притворяюсь, будто не слышу ее. Смотрю в окно.
- Ариадна Мари Блэк , я с тобой разговариваю.– Мама выдыхает и смотрит на меня потускневшими глазами, в которых неожиданно проносится печаль. – Я не хочу, чтобы ты что-то упустила. Жизнь такая короткая.
- Мам, к чему все это? Что за упаднический настрой?
- Просто…, - она застывает с открытым ртом, отец посматривает на нее с тревогой, и тогда она встряхивает темными волосами и вновь усаживается ровно на сидении, - просто у меня плохое предчувствие.
- Предчувствие? Опять эти твои «странные штучки», - закатываю глаза, - что на этот раз? Увидела плохой знак в чайной заварке или сон приснился?
- Ари, - протягивает отец, - хватит.
- А что? Мне просто интересно. Вечно маме что-то в голову взбредет, а я отдуваюсь.
- А я когда-то ошибалась? – Мы вновь смотрим друг на друга. Ее карие глаза, почти черные проникают внутрь меня, и живот скручивается от непонятного ощущения. – Стоит ли напомнить тебе про тот день, когда ты…
- О, нет!
- …решила сходить в кино на свидание с Беном МакКаффи. Я говорила, не ходите в кино, лучше в парк прогуляйтесь, а ты, конечно, назло мне и всему миру, согласилась на фильм, как он назывался еще? По-дурацки как-то.
- «Всегда говори всегда», – помогает папа, кривя губы.
- Да, точно. А потом – что потом случилось?
- Хватит, - я прикрываю пальцами покрасневшее лицо, - ма-а-ам!
- Потом на тот же сеанс пришла его бывшая подружка - Синтия. И Бен целый вечер в ее сторону смотрел, потому что не мог глаз оторвать.
- Это нечестно. Такое один раз случилось.
- Такое постоянно случается. – Говорит отец и смеется. – Ты вечно нас не слушаешь, а потом жалуешься. Если мама говорит, что нужно записаться на дополнительные кружки, значит, так правильно. Что ты теряешь, Ари?
- Собственное мнение.
Мама взмахивает руками, Лора повторяет за ней, будто играет в какую-то только ей известную игру, а я расстроенно выдыхаю. Когда мы научимся слушать друг друга? Разве так сложно не ругаться, а разговаривать ? Отстойная зима какая-то.
Покрышки скользят по мокрой дороге, папа все смотрит на меня, криво улыбаясь, в салоне жарко, окна запотели, и капли скатываются по стеклам, как по щекам Лоры , когда она ревет из-за мультиков. А затем неожиданно перед машиной вспыхивает что-то яркое. Мама кричит - я не разбираю слов - папа порывисто выворачивает руль, и машина слетает с обочины в черную пасть леса.
Я думаю, с каждым из нас происходит что-то плохое. Постоянно. Ежедневно. Мы не обращаем внимания, а этот шар все крутится, и на наши головы выпадают осадки в виде надоедливых сестер или невыносимых родителей. Кому-то везет больше, кому-то меньше, но, в конечном счете, у каждого из нас накапливается целый список того, без чего жизнь стала бы проще. Возможно, даже лучше.
Но иногда мы не понимаем, что такое «лучше», что такое «плохо». Мы жалуемся на жизнь, и вскоре она начинает жаловаться на нас, преподнося неприятные сюрпризы.
В тот момент, когда Лора – мой совсем маленький, надоедливый монстр – застывает с распахнутыми от ужаса глазами, а родители подаются вперед от сильнейшего удара, я понимаю, что готова жить в том плохом, которое у меня было. Что мое плохое – на самом деле, хорошее. Но я понимаю это слишком поздно.
Все мои мысли исчезают, и я превращаюсь в надоедливую мошку, которую хватают в ладони и сдавливают изо всех сил. Я слышу хруст, а после – ничего.
ГЛАВА 1. АСТЕРИЯ.
Я приезжаю с закатом. Останавливаюсь напротив небольшого, двухэтажного дома и выкатываюсь из машины, захлопнув за собой дверь. Мои руки непроизвольно сплетаются на груди, а легкие огнем вспыхивают, будто я вдохнула горячий пар.
Коттедж старый, но выглядит прилично. Крыша – черная, стены – сероватые, трудно сказать, что это за архитектурный стиль, я в этом плохо разбираюсь, но здесь определенно прожило не одно поколение Монфор-л’Амори. Язык сломаешь, верно? Поэтому фамилию сократили до Монфор. Звучит не так пафосно, но зато никто не ошибается и не думает по десять минут, прежде чем назвать вас по имени.
Меня обдувает теплый ветер. Южное приветствие южного городка Астерии.
Я закрываю глаза и глубоко втягиваю воздух, пытаясь свыкнуться с той мыслью, что жизнь продолжается. Т рудно поверить. Жизнь не должна продолжаться. Я не хочу, чтобы она продолжалась. Но водитель фуры не спросил разрешения , когда выехал на встречную полосу, и в больнице не спросили, хочу ли я проходить терапию. Собственно, социальный работник у меня тоже не поинтересовался, намерена ли я переезжать в Астерию к двум сумасшедшим сестрам матери , которые живут за счет неплохого наследства, оставленного прадедушкой. Никто ничего не спросил, и все за меня решили. Мне остается лишь стоять здесь и делать вид, что я дышу. Что мир крутится. Что родители и Лора не умирали.
Достаю с заднего сидения две тяжелые сумки. Закрываю машину, и как на автомате, плетусь к коттеджу. Калитка скрипит, когда я отталкиваю ее бедром. Медленно ступаю по каменной дорожке, оглядываюсь и вижу ворона, притаившегося на растопыренной ветке. Он громко каркает, и его крик прорывается внутрь меня, отдавшись эхом в голове. Жутко, здесь очень -очень жутко. И я скептически хмыкаю, ведь мне казалось, самое страшное, со мной уже успело случиться.
Я бросаю сумки на миниатюрный ковер перед дверью и встряхиваю головой. Потом прохожусь ладонями по вспотевшему лицу и порывисто опускаю руки вниз. П росто плыть по течению – думаю я. Это все, что мне нужно. Доктор сказал : однажды, я найду смысл в жизни. Он пообещал мне. Ну, на это я ответила , что он ублюдок, и все его слова – полная чушь, и что если он еще раз скажет подобную несуразицу, я сорвусь с кресла и выбью все его идеальные зубы. Вот так вот, мы обменялись обещаниями, и он больше ни разу мне не втюхивал этот бред про светлое будущее и мир во всем мире.
В очередной раз набираю в легкие воздух, приподнимаю руку, собираюсь постучать, но неожиданно дверь сама резко распахивается, и я проваливаюсь в пустоту, едва не задев лицо маминой младшей сестры – Мэри-Линетт.
- Ариадна, - говорит она и улыбается. Глаза у тети Мэри светло-изумрудные. Таких я ни у кого прежде не встречала. – Наконец, ты приехала.
- Да. – Я киваю. – Приехала.
Мэри-Линетт назвали в честь актрис, прославившихся и потухнувших еще в далеких 50-х годах. Родители долго не могли определиться, какое имя больше подходит, и в итоге решили не заморачиваться.
Мама часто рассказывала мне эту историю. Все время смеялась. Мама.
Я отворачиваюсь и крепко стискиваю в кулаки пальцы. Каждое воспоминание о ней делает мне больно. Очень больно. Я чувствую, как вспыхивает лицо, щеки, лоб. Как тело в мгновение превращается в факел, и я ничего не могу с этим поделать. Просто горю.
- Ариадна, - шепчет тетя Мэри, кладет ладонь на мое плечо, и пожар, пылающий во мне , неожиданно утихает. Я растерянно застываю. – Когда-нибудь тебе станет легче.
- Что?
- Проходи в дом. Норин чувствовала, что ты подъезжаешь. Сделала чай и разогрела еду. Ты ведь проголодалась, верно? – Она смотрит на меня огромными глазами, а я просто молчу. Давно мне не было так спокойно… Однако едва тетя отнимает руку от моего плеча, как тут же тревога вонзается острым клинком в живот, и я горблю спину. Что за черт?
- Мне нужно…
- Не стой на пороге. Я занесу вещи. Давай же, проходи, Ари. Проходи.
Мэри -Линетт затаскивает меня в коттедж , а сама энергично подхватывает с крыльца сумки. Откуда у нее столько сил? На самом деле, Мэри старше меня лет на десять. Она не похожа на типичных представителей молодежи, но в ее глазах горит огонек свойственный малолетним авантюристам, которые еще не представляют , в какое дерьмо они ввязались. Жизнь ведь дерьмо. Я смогла бы написать об этом книгу.
Мэри захлопывает за нами дверь и кивает мне, зазывая вглубь дома. Здесь темновато и пахнет какими-то травами. На стенах приуныли потертые зеркала разной формы , черно-белые фотографии. Под подошвой кроссовок скрипят половицы. Слышу, как тикают часы, и приподнимаю подбородок, пытаясь их найти.
- Ты хорошо выглядишь, - улыбается тетя Мэри и вскидывает острый подбородок, - ты красавица. Сколько сердец уже разбила, признавайся ?
- Ничего я не разбивала. – Безучастно отворачиваюсь. Глупый разговор. Не хочу вид делать, будто бы все в порядке, и обсуждать парней – нормально. Ненормально. Я здесь не потому, что соскучилась по Мэри или Норин, а потому что умерли мои родители, и было бы странно выбросить этот факт из головы. – И выгляжу я обычно.
- Может быть, прогуляемся? Я покажу тебе Астерию.
- Может быть.
- Было бы неплохо выбраться на воздух вместе, Ари.
- Было бы неплохо свыкнуться с мыслью, что я здесь. А не дома. – Перевожу взгляд на младшую сестру матери и неуверенно киваю. – Сейчас мне хочется только этого. И все.
Мэри-Линетт протяжно выдыхает, но улыбаться не перестает. Не понимаю, как она в себе силы находит. Почему способна разговаривать? Почему ходит с таким лицом, будто ничего не случилось? Может, она так долго не видела маму, что успела забыть ее ?
З адумчиво свожу брови. И ду за Мэри-Линетт, и через несколько секунд оказываюсь на уютной кухне, где возле плиты стоит средняя сестра моей матери – Норин. Это высокая и худая женщина с темными , иссиня-черными волосами цвета вороного крыла. Ее тонкие, длинные пальцы рвут листья салата и складывают их в прозрачную миску. Спина у нее до безобразия прямая , а на ногах широконосые туфли. Наверняка, жутко неудобные.
Мэри с глухим стуком бросает сумки. Они плюхаются на пол, разносится эхо, и тетя Норин растерянно оборачивается, сощурив серо-голубые глаза. Они у нее такого же цвета, как пятнистые озера в Британской Колумбии.
- Ариадна? – Тихим голосом спрашивает она и вытирает ладони о фартук. О х , как же нелепо он на ней смотрится. Серьезная и холодная, как метель в Миннесоте, она достойна жизни в девятнадцатом веке, а не коттеджа в веке информационных технологий. – Ари.
Норин делает несколько широких шагов вперед и внезапно прижимает меня к себе , да так крепко, что у меня перехватывает дыхание. Я неуверенно кладу ладони на ее плечи.
- Как ты? – Шепчет она мне в волосы. – Устала?
Не знаю, что ответить, поэтому молчу и зажмуриваюсь. Неожиданно мне не хочется отстраняться, хочется провести в таком состоянии вечность. Но тетя почти молниеносно размыкает объятия и неуклюже поправляет горло свитера. Лицо у нее непроницаемое.
- Садись. Выпей чай и поешь. Я приготовила тебе комнату на втором этаже. – Норин проходится пальцами по коже под глазами и порывисто отворачивается. Облокачивается о разделочный столик и кивает сама себе, будто соглашаясь с чем-то. – Ты любишь мяту?
Открываю рот, но она уже отвечает:
- Да, любишь. Точно.
Я растерянно усаживаюсь за дубовый стол. Мэри плюхается напротив, складывает в замок перед собой руки, и мы все замолкаем, будто видим друг друга впервые. Неловко. Я поправляю волосы, они у меня огненно-рыжие, как бронза, и связываю их в пучок. Трудно сказать, что именно я сейчас чувствую. Наверно, мне не по себе.
- Как доехала? – Рабочим тоном интересуется Норин, добавляя в чай мяту.
- Хорошо. Без проблем.
- Мы записали тебя в школу, отдали документы. Занятия уже идут пару недель. Но…
- Но идти завтра необязательно, - громко заявляет тетя Мэри и с вызовом косится на сестру, - если хочешь, отсидись пару дней или недель. Ничего не случится.
- Хотя лучше, - расчетливо парирует Норин, - уроки не пропускать, начало года ведь.
- Кому какое дело до этих уроков? Бессмысленная трата времени.
- В мире принято бессмысленно тратить время на занятия в школе, Мэри.
- А еще в мире принято носить обтягивающие джинсы и поощрять однополые браки.
- Ей нужно ходить в школу.
- А я что – говорю забить? Хотя можно и забить, - шепчет она, наклонившись ко мне, а затем вновь глядит на сестру. – Просто Ариадне стоит привыкнуть, вещи свои разобрать, в конце концов. Как думаешь, Ари?
Хлопаю ресницами и ощущаю, как в воздухе повисает напряжение. Ну, и странные у них отношения. Я вроде тут, но они вроде меня не замечают.