- Я сделаю, как вы скажете. – Поджимаю губы и киваю. – Завтра в школу? Хорошо.
- Норин так не говорила.
- Я так сказала. – Заявляет Норин холодным тоном.
- Ну, что за глупости? Понюхай базилик, Норин.
- Я сейчас дам тебе понюхать асафетид. – Развернувшись, угрожает Норин, и я вдруг думаю, что асафетид, как минимум, ядерная бомба, потому что взгляд у тети сердитый.
- Все в порядке, вы чего? – Я приподнимаю ладони в сдающемся жесте и встаю из-за стола. Норин и Мэри-Линетт синхронно переводят на меня взгляды. Н икогда раньше я не замечала, что они так похожи. – Я могу разобрать вещи сейчас, а завтра пойду в школу.
- Это необязательно.
- Тетя Мэри, все в порядке. Мне плевать, правда. Не хочу ни о чем думать, а в школу пойду, чтобы занять мысли.
- Реджина бы сказала тебе идти, сказала бы не пропускать занятия и не терять время. Она бы так поступила. – Нарезая овощи, шепчет Норин, но на меня не смотрит , а пялится на свои руки и кромсает моцареллу. В груди покалывает. – Она бы не оставила тебя дома, потому что надо двигаться дальше, а я хочу, чтобы ты двигалась дальше. Понимаешь?
Мы смотрим друг на друга. Взгляд у тети Норин пронзительный. Она вновь опускает его на разделочную доску, а меня до сих пор трясет. Я сжимаю в кулаки пальцы.
- Понимаю. Я в комнату пойду, хорошо? А поем попозже.
- Тебя провести? – Приподнявшись, спрашивает тетя Мэри , но я покачиваю головой.
- Не надо.
- В доме много спален.
- Не волнуйся. Я спущусь к вам. Просто потом. – Киваю и пытаюсь выдавить из себя улыбку, но выходит паршиво. Л ицо Мэри-Линетт бледнеет. – Все в порядке. Честно.
Я не знаю, зачем говорю это, кого пытаюсь убедить. В конце концов, поперек горла встает колючий ком, будто крик, готовый вырваться наружу, и, подхватив с пола сумки, я срываюсь с места, надеясь, как можно скорей найти свою комнату и спрятаться.
Никто за мной не идет. Ношусь, словно сумасшедшая от одного кабинета к другому, а когда нахожу нужную спальню, пятки у меня пылают, будто бы я металась по горящим углям. Захлопываю дверь. Бросаю вещи. Хватаюсь ладонями за лицо и невольно начинаю расхаживать по комнатушке туда-сюда. Я ничего не вижу. Не вижу, какого цвета обои, не вижу, стоит ли кровать, есть ли окно. Все превращается в огромное, черное пятно, и оно в то же мгновение сваливается на меня, будто гигантский камень.
В ыпрямляюсь, растерянно оглядываюсь и внезапно вижу свое отражение в большом прямоугольном зеркале. Со мной что-то не так. Что-то не так с глазами. П одхожу ближе и только сейчас понимаю, что на щеках мокрые дорожки, что сосуды в глазах полопались, а губы дрожат , словно мне жутко холодно. Что за черт. Пытаюсь успокоиться, а внутри так и пылает пожар, неистовый и безжалостный. Закрываю пальцами глаза, а слезы все равно катятся. Стискиваю зубы, а подбородок все равно дрожит.
В конце концов, я просто ложусь на кровать и беспомощно подгибаю под себя ноги. Доктор сказал, что однажды мне станет легче. Какой же он все-таки ублюдок.
Не знаю, сколько проходит времени. Час или два, но я все-таки нахожу в себе силы и поднимаюсь с постели. Щеки чешутся. Я прохожусь по ним пальцами и грузно выдыхаю. Что ж, комната совсем небольшая. Стены черные, широкое окно завешивает серый тюль. Пол старый и потрескавшийся, немного стертый. Но мне нравится. Вообще люблю, когда темно, когда свет не пробивается сквозь шторки и не врезается в глаза. Только тогда мне уютно, будто бы мрак скрывает то, чем я ни с кем не захотела бы поделиться. Например, я плачу, а ночью слез не видно. Например, я впиваюсь ногтями под кожу, а в темное время суток свежие раны не удается разглядеть.
Встаю на ноги и скептически осматриваю небольшой деревянный комод и стол. Я не должна попусту растрачивать время, но копаться с вещами совсем нет желания. Не люблю я раскладывать по местам то, что потом обязательно окажется черте где. Складываешь все вещи в шкафчик, разглаживаешь их, придавливаешь ладонями, словно они самое дорогое, что у тебя есть в жизни. Но уже на следующий день сначала неаккуратно вытаскиваешь какую-нибудь майку, потом закидываешь не вывернутые джинсы. Наточишь карандашей, разложишь их в рядочек. Но через пару минут возьмешь один из них, и все они покатятся к чертовой матери, затеряются под столом, закатятся под кровать, короче, гнилое это дело.
Собственно, именно поэтому я особо не заморачиваюсь, раскрываю сумки и просто скидываю вещи в одну кучу. Запихиваю их в комод, сам комод закрываю с трудом, но все же закрываю , и радости моей нет предела. На стол вываливаю книги и тетрадки из второй сумки. Выстраиваю их в шатающуюся пирамиду. Сойдет.
Вопрос: что завтра надеть в школу , даже не всплывает в моей голове. Наплевать. Не думаю, что это так важно, тем более что я не собираюсь производить впечатление. Мне не до одобрения людей. Пусть сначала сами себя одобрят, а потом мне что-то высказывают.
Неуклюже стягиваю с себя ветровку. Достаю из комода смятый свитер. В самый раз. Нахожу в пакете старые кроссовки – с протертыми пятками, но любимые – и выношусь из комнаты, как из тюремной камеры. Мне нужно освежиться.
Не хочу встречать тетушек. Поэтому к выходу бегу на носочках, старательно ступая на те половицы, которые не скрипят. Естественно, все тонкости дома мне еще неизвестны, так что к входной двери я крадусь, как бегемотиха , постоянно задевая что-то локтями и снося на своем пути даже то, чего на моем пути не было. На пороге едва не сваливаю вазу с ярко-сиреневыми орхидеями. Каким-то волшебным образом я подхватываю ее на лету, и на лбу у меня появляется испарина.
- Черт! – Я протяжно выдыхаю. Господи , и что со мной? Поворачиваю ручку, дергаю дверь на себя и испуганно цепенею, увидев перед собой бледное лицо тети Мэри.
- Ари?
Вот же лажа ! Мэри стоит в такой позе, будто давно меня уже поджидает. Я застываю от ужаса: лицо у нее белее снега, а глаза горят так, словно в них пляшет пламя.
- Я просто хотела…
- Ч то хотела?
- Прогуляться. – Я сглатываю и отбрасываю назад волосы. Мэри-Линетт выпрямляет спину. Взгляд у нее недоверчивый и пронзительный, стремящийся испепелить меня прямо здесь на пороге, превратив в груду пепла.
- Ночью одной ходить? – Спрашивает она. – Глупая затея.
- Астерия – криминальный городок?
- В каждом городе свои опасности. – Тетя Мэри неожиданно расслабляется. Ее плечи опускаются, а на губах появляется знакомая мне легкая улыбка. – Я с тобой пройдусь.
- Мне ведь не пять лет, тетя Мэри.
- Мне, знаешь ли, тоже, но я предпочитаю ходить в компании. И тебе советую.
- Все так плохо? – Я выхожу из дома, Мэри-Линетт громко захлопывает дверь. Через несколько секунд она оказывается рядом и решительно подхватывает меня под локоть. В небе ни звезды. Ветер замер, по воздуху плавает невыносимая жара. М ы идем, тихо ступая по асфальту, смотрим вокруг на пустые улицы. В коттеджах желтым светом переливаются окна, из открытых рам доносятся голоса, музыка , и я все пытаюсь вбить себе в голову, что теперь здесь мой дом, но никак не получается. Это место чужое , пусть и красивое.– Мне кажется, или ты явно преувеличила, когда сказала, что здесь второй Детройт?
- Я просто не хочу, чтобы ты бродила одна по незнакомым улицам, - отвечает Мэри.
- Ну, ладно, выкладывай: ты поджидала меня на пороге?
Тетя Мэри усмехается, опустив голову, и ее черные локоны каскадом падают с плеч.
- Я даже с улицы тебя услышала. – Признается она. – Из дома сбегать ты не умеешь.
- Ну, я никогда не пробовала.
- А я поставила рекорд. Мама вечно вылавливала меня где-то.
- И почему ты убегала? – Я с интересом смотрю на Мэри-Линетт. Она красивая. Мне кажется, если она и сбегала, то для свиданий с плохими парнями, которые определенно не могли глаз от нее отвести.
- По разным причинам.
- Например.
- Н апример, меня раздражали правила, вечные правила , которые мы не в праве были нарушать. Ты знаешь, какой была бабушка. – Мэри бросает на меня понимающий взгляд и вновь улыбается. – С ней трудно было спорить.
- Что за правила? – Я почему-то усмехаюсь. – Мама никогда не говорила, что Силест держала вас в ежовых рукавицах.
- Может, потому что твоей маме меньше всех досталось. Она уехала до того, как нас атаковали параноидальные правила Силест. Знаешь, Реджина никогда не была любимицей в семье, но она всегда делала все правильно , и придраться к ней было невозможно. – Тетя Мэри тяжело выдыхает. В глазах у нее мгновенно проносится столько чувств, что я не успеваю ухватиться ни за одно из них. – Она была хорошим человеком. Так что я уверена, останься она дома – проблем бы у нее не прибавилось.
- Да. – Я стискиваю зубы и поникаю. – Была.
- А знаешь, что самое смешное? Мы с Норин вечно с матерью ссорились, рвались на свободу, будто бы одержимые, а Реджина слушала ее. Всегда. Но именно она уехала.
- Как? – Порывисто смахиваю с глаз пелену. – Как она решилась?
- Влюбилась.
- Серьезно?
- Ну да. Встретила Люка , и все само собой завертелось. Мне было тринадцать , когда ты родилась. Я вообще мало, что понимала. Но одно заметила – мама выдохнула, с ее плеч будто бы груз сошел. Она прекратила свои истязания, мы с Норин задышали ! И я тогда не понимала, в чем дело. А сейчас…
- Сейчас понимаешь?
- Немного. – Тетя Мэри пожимает худыми плечами и неожиданно переводит на меня взгляд полный вины. – Ты не против , что я…, что я говорю о Реджине. Прости.
- Нет, что ты. – Э нергично киваю и придвигаюсь к Мэри-Линетт ближе. – Ты, словно соединяешь меня с ней. Правда. Мне хочется слушать. Постоянно.
- Ты смелая, Ари.
- Скорее, отчаянная. Наверно, стоит забыть обо всем. – Прохожусь свободной рукой по лицу и отворачиваюсь. В груди покалывает. – Стоит отпустить маму, Лору и отца.
- Ну, ты поделись секретом, если получится , Ари, – горько улыбается Мэри -Линетт и вновь глядит на меня пристально. – Вряд ли кому-то удалось избавиться от воспоминаний. В отличие от хороших , плохие воспоминания с нами остаются надолго.
Воздух становится прохладным. Я поправляю волосы, оглядываюсь и непроизвольно натыкаюсь на взгляды двух женщин, стоящих на другой стороне дороги. Они смотрят так пронзительно , что мне становится не по себе. Я дергаю тетю Мэри за рукав куртки.
- Ч то это с ними? – Незнакомки продолжают испепелять нас ледяными глазами. Тут все такие дружелюбные, интересно? Я чувствую, как Мэри-Линетт с силой сжимает мою руку , и недоуменно перевожу на нее взгляд. – В чем дело?
- Ни в чем. – Мы ускоряем шаг. – Не обращай внимания.
- Нет, я, конечно, могу сделать вид, что все в порядке, но…, но это странно. Чего они так пялились ? Дай угадаю, новенькие в Астерии не в почете?
- Ты тут не причем.
- Тогда кто причем?
- Это долгая история. – Отмахивается тетя Мэри, но я заинтригована и сбита с толку. В Северной Дакоте никто не стал бы церемониться и уже давным-давно врезал бы таким любопытным идиоткам по лицу. – Нашу семью в Астерии недолюбливают. Ты же знаешь.
- Я думала , все это выдумки. – Удивленно вскидываю брови и усмехаюсь. – Неужели жители Астерии действительно сторонятся коттеджа Монфор-л’Амори ?
- И не только коттеджа. Вместе с предками нам по наследству перешли еще и глупые предубеждения. Вот что значит – пускайте корни в новом месте, иначе застрянете вместе с паразитами. – Мэри-Линетт хмыкает и тянет меня в обратную сторону. – Думаю, нам пора возвращаться. Если тебе завтра в школу, нужно идти спать.
- Но чего именно боятся люди? – Спрашиваю я, растерянно нахмурив брови. – Мама ничего мне не рассказывала об этом.
- И хорошо. Иначе спала бы ты, моя дорогая, по ночам совсем не сладко.
- Я заинтригована. Расскажи, тетя Мэри.
- Ну, что ты, как маленькая?
- Но мне, правда, интересно.
- Нет в этом ничего интересного, - молниеносно всегда веселая и общительная Мэри-Линетт становится печальной. Она отводит взгляд в сторону и шепчет так тихо, что я едва слышу, - я бы многое отдала, чтобы никогда об этом не знать.
ГЛАВА 2. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
Я хотела поехать в школу на машине. Правда, очень хотела. Тащиться по угловатым улицам и неизвестным переулкам пешком казалось мне отвратительной перспективой, тем более что теперь я знала о странной любви жителей Астерии к моей семье. Но потом меня озарили яркие, настоящие такие, солнечные лучи. Они прорывались сквозь толстые, да и к тому же серые шторы, и я, не веря, поднялась с кровати.
В Северной Дакоте все дни промозглые и холодные. Нет, у нас бывало тепло, но так редко, что каждый раз я забывала: каково это, нежиться утром на солнышке. Глупо, да уж, но оттого мое желание пройтись пешком по солнечной Астерии возродилось из пепла, и я быстро понеслась в ванную комнату, дабы не терять времени зря.
Волосы торчали в разные стороны после душа. Я пару раз взъерошила их пальцами, причесала и застыла у комода. Вещи вытащила наугад. Старую футболку «Рамоунз» и мои нелюбимые джинсы, они потертые и дурацкие, но я нашла их на барахолке и отдала всего три бакса. Экономия стоила того. Сидели они нормально, пусть и бесили меня.
Я никогда не переезжала, поэтому понятия не имею, что нужно взять с собой. Робко оглядываю комнату, а затем пожимаю плечами. Какая разница? В конце концов, не съедят же они меня, если я не возьму пару лишних тетрадей. Ну, а даже если и скажут что-то , то пожалеют. Я школу никогда не любила. Школу – то есть и учителей, и уроки, и все вместе взятое. Потому никто со мной не связывался. Знали, что мне наплевать.
Правда, есть одна проблема: тут я – никто. Нет моего отца, который бы встал на мою сторону, что бы ни случилось. И мамы нет , которая взорвала бы мозг обидчикам своими психологическими формулировками и убеждениями. Тут я одна. Меня никто не спасет, не прикроет. Придется самой отвечать за свои поступки и за свое равнодушие. А если учесть, что у семьи Монфор здесь не так уж и много друзей, легче мне не станет. Уж точно.
Спускаюсь по лестнице, опираясь ладонями о шероховатые поручни. Этот дом такой старый. Но, в то же время, есть в нем что-то завораживающее. Наверно, меня очаровывает неизвестность. По этим ступеням ходила моя мама, моя бабушка и ее мама. Разве в это так просто поверить? О, нет. Как представлю себе призрачные голоса, гуляющие по мансарде, так сразу душа леденеет.
- Ари, подойди на минутку, - слышится с кухни голос тети Норин, и я послушно иду к ней, на ходу разминая плечи. Поспать нормально не получилось. Я ворочалась, невольно вспоминая о том, о чем хотела бы забыть. – Твой завтрак и обед.
Тетя Норин, одетая в закрытый свитер и плотные брюки, протягивает мне упаковку с чем-то горячим. Я благодарно улыбаюсь.
- Спасибо. – Прячу еду в сумку.
- Ты прекрасно выглядишь. – Улыбается Норин и смущенно сцепляет в замок руки. Она как всегда спокойна, робка. Создается впечатление, будто она всеми силами старается выглядеть отрешенной, в то время как внутри горит, как огонь. – Знаешь, ты очень похожа на бабушку. Тебе говорили?
- Да. Пришлось рассказать, ведь ни у кого в нашей семье больше нет огненно-рыжих волос. – Я криво ухмыляюсь. – Такое трудно скрыть.
- Глаза у нее тоже были изумрудными, - задумчиво проговаривает тетя, приближаясь ко мне почти вплотную. – Поразительное сходство.
Неуверенно улыбаюсь. Не знаю, почему сравнение с бабушкой заставляет мою кожу леденеть от ужаса, будто бы Силест Монфор была опасным и чужим человеком.
Я собираюсь уйти, однако тетя Норин вскидывает руку и восклицает:
- Подожди, совсем забыла! – Она порывисто отворачивается и подносится к шкафам с травами. Ищет там что-то, то и дело , бормоча себе нечто непонятное под нос. Я гляжу на нее с любопытством. Когда тетя Норин выпрямляется, в пальцах у нее оказывается сухой, перевязанный пучок каких-то растений. – Держи. – Она протягивает его вперед.
- Эм, - я недоуменно вскидываю брови, но все же принимаю подарок, - что это?
- Люцерна.