Кристина вздыхает, раздраженно передергивает плечами и тянется за стаканом с соком.
— Со мной все хорошо. Вы лучше за меня порадуйтесь. Кэм говорит, что есть прогресс. Моя координация может восстановиться.
Трис улыбается, тянется через весь стол, обнимает подругу. Юрай бесцеремонно целует в щеку. Но для него это нормально. Он так себя практически со всеми девушками ведет. Весельчак. Балагур. Кристина лишь шире улыбается. Уилл легко приобнимает ее за талию в знак одобрения. Улыбка на лице девушке расцветает еще больше. Вот что такое друзья. Это тепло. Это забота. Это поддержка. Это одобрение. Это любовь. Маленькие лучистые морщинки счастья расходятся от глаз Кристины. Она чувствует себя солнцем. Солнцем полным тепла.
Когда наступает вечер, то девушка решается на то, что пугает ее больше Эрика. Пейзаж страха. Ей кажется, что он изменился. Нет. Кристина знает. Чувствует это где-то на подсознательном уровне. Раньше она больше всего боялась моли. Этого отвратительного маленького существа с позолоченными крыльями. Теперь же иное. И девушка решает проверить.
Уже стемнело. Часы отстучали половину одиннадцатого вечера. Трис куда-то пропала. Хотя Кристина догадывается, куда именно. К Четыре, конечно же. Девушка обувается, медленно зашнуровывает кроссовки и выходит из комнаты. Свет по какой-то причине не горит. И Кристина татем скользит по коридорам. По ступенькам подниматься тяжелее обычного. Это из-за перелома, из-за подсознательного страха слабости.
Девушка заходит в знакомый коридор. Он чернеет самой черной чернотой. Кристина пытается отыскать выключатель. Шарит тонкими пальцами по стене, но подушечки пальцев цепляют лишь слегка шершавую каменную поверхность. Девушка решает не возиться со светом и нажимает на первую же дверную ручку. Как ни странно, но дверь поддается. Открыто, а ведь Кристина была уверена в другом. Но это даже к лучшему. Девушка медлит пару мгновений, а потом заходит.
В самой дальней комнате этого вытянутого и будто безжизненного коридора находится пункт наблюдения. Там на экранах мелькают все страхи. Мониторы призывно мигают, отражая две картины: реальную и воображаемую. На реальной человек просто корчится и мечется по стеклянному помещению. Это всегда напоминает Кристине лечебницу для психических больных. Иногда ей кажется, что это так и есть. На воображаемой — само моделирование, пейзаж страха каждого, метаморфозы сознания. На эту часть монитора Кристина всегда боится смотреть.
Но сейчас ей предстоит иное. Совсем иное. Свой страх. Она хочет знать, что с ним стало. Девушка расслабляет руки и плечи, вдыхает и выдыхает воздух, берет в руки шприц с такой знакомой сывороткой моделирования и делает себе аккуратный укол в шею. Игла жалит. Но это ничто по сравнению с предстоящим. Только не бояться.
Каждый человек, который ступает на опасную территорию своего подсознания, затаенных страхов, ведет себя по-разному. Кристина всегда и неизменно напрягалась, сжимала руки в кулаки так, что ногти входили в плоть. И сейчас девушка делает то же самое. Уже привыкла. Она нацелена на самый главный страх. На моль. Но ее окружает лишь чернота. Нет ни одного трепыхания маленькими крыльями, ни одного движения небольшого тельцам. Моли нет. И Кристина знает, что сейчас будет.
Раздается треск. Такой противный, режущий уши, ломающий что-то. И тут девушка кричит. От адской боли, раздирающей тело. Там, под кожным покровом, мимо сплетения вен, мимо сухожилий и суставов бежит трещина. Костная ткань разваливается, мельчится в крошку. Кристину ломает изнутри. Она пытается поднести свои руки к лицу, но руки превращаются в бесформенные мешки, в которых бултыхается кровь, мясо и сломанные кости. С ногами начинает происходить то же самое. Кристина кричит. Громко, надрывно, страшно. До боли в горле. Она падает на пол как неуклюжее создание без конечностей. Словно она вернулась к прошлому, ступила на путь одноклеточных организмов. Разбитая инфузория-туфелька. Кристина плачет, давится слезами. И ее накрывает боль. Начинают трескаться кости груди. И лишь чернота.
Девушка приходит в себя на холодном бетонном полу. Ее всю трясет. Пальцы мелко дрожат. Нижняя губа прокушена. Кристина сглатывает, вытирает слезы с щек и аккуратно встает на ноги. Ее пальцы тут же начинают щупать больную руку. Рука твердая, она чувствует кожу, мышцы, видит прожилки вен, родинки и маленькие волоски. Все хорошо. Кость цела. Но девушке этого мало. Она склоняется к ноге, прощупывает ее, боясь надавить сильнее положенного. Сердце до сих пор шумно бьется, а во рту сухо. Кристине кажется, что в помещении резко похолодало, но это все эмоции, не более. Она знает.
Девушка выходит из комнаты. Ее пейзаж страха поменялся. Она знала. Теперь это не моль. Теперь это кости. Ее ломающиеся кости. Кристина делает вдох и выдох, желая успокоиться. Сейчас ведь все хорошо. И бояться нечего. Она убеждает саму себя в своей голове ласковым и баюкающим голосом. Как ребенка. А потом она делает шаг.
Сначала девушка хочет пойти обратно в свою спальню. Но любопытство пересиливает — она хочет еще раз взглянуть на свой пейзаж страха. Только теперь из безопасной комнаты с четырьмя стенами. Увидеть свою боль незамутненными глазами. Увидеть и пережить. Кристина, ты сумасшедшая. Но ноги уже сами несут девушку. Она берется за ручку и дергает дверь на себя. Та легко поддается, и Кристина оказывается внутри.
Комната самая обычная, не считая мигающих мониторов компьютеров. Девушка делает шаг и тут замирает. Ни она одна решила пройти свой пейзаж страха, испытать себя. Часы показывают почти полночь. Ее паника, ее боль, ее беспомощность пролетели для Кристины за какие-то доли секунды, но и этого хватило, чтобы помнить на всю оставшуюся жизнь отвратительные ощущения, змеей проникшие к ней в глотку и осевшие в желудке.
Девушка смотрит на монитор. Ее пальцы замирают в нескольких сантиметрах от клавиатуры, от заветной клавиши «Enter», с помощью которой она воспроизведет свое видео, непременно записанное умной машиной.
Эрик здесь.
Кристина видит его пейзаж страха.
Она смотрит во все глаза. И зрачки ее постепенно расширяются. От ужаса. Девушка прикладывает ко рту ладонь, чтобы не закричать. Ее глаза не отрываются от монитора. От этого невозможно оторваться. Это ужасно. И это страх Эрика.
Мужчина стоит на коленях. В реальной комнате нет ничего, в воображаемой полно мебели. Голубой, элегантной, залитой кровью. Кристина нервно сглатывает, ощущая, как тошнота подступает к горлу. Руки и ноги мужчины цепями прибиты к полу. Эти тяжелые железные кольца так контрастируют со всей элегантной обстановкой дома Эрудитов. А это Эрудиция, Кристина уверена. Голубые, синие оттенки и тона — признак фракции ума. Как и признаком самой девушки когда-то была черно-белая гамма.
Эрик дергается, рычит, пытается освободиться, но цепи крепкие. Но это не страшно. Совсем. Его просто заставляют беспомощно смотреть. Кристина не видит четко чужую фигуру, зато она видит ребенка. Девочка лет шести или семи сидит на диване. В одной ее руке кукла. Она сжимает ее тонкими детским пальчиками. У девочки кружевное белое платье, а на шее легкий голубой платок. Глаза девочки закрыты, шея неестественно изогнута, а платье залито кровью. Алые капли застыли на ее тонких руках и ногах, так резко выделяются на светлой коже. Кристина морщится. У девочки огромная дыра в груди. Словно стреляли из дробовика. Кристина видит ее внутренности. Не выдерживает. Закрывает лицо ладонями и выбегает из комнаты с оборудованием. Выбегает как раз в тот момент, когда Эрик с хрипом и вздутыми на шее венами падает на пол в этой реальности. Он снова видел, как она умерла. Это что-то неизбежное. Это всегда будет преследовать его. Ее смерть и его беспомощность.
И тут он слышит быстрые шаги. Резко поднимает голову, ощущая, как холодный пот с его лба стекает ему на глаза, встает, в несколько шагов доходит до двери и резко дергает ее. Он видит удаляющуюся фигуру. Бросает взгляд в сторону комнаты наблюдения. Дверь той нараспашку.
Твою мать.
Эрик снова смотрит на фигуру. И тут узнает эту припадающую на левую ногу походку. Кристина бегает так уже чуть больше недели. Из-за перелома.
Девчонка видела его.
Видела его самый главный страх.
========== Глава 6 ==========
В восемь утра тренировочный зал пустует. Маты лежат нетронутыми, боксерская груша даже едва не покачивается. Помещение черное и безжизненное. Когда Кристина толкает дверь, то ее скрип разносится совершенно неестественным звуком в этой четырехугольной комнате. Девушка морщится и аккуратно ступает в зал.
Кристина ожидает увидеть Эрика и морально готовится к той тонне черноты, что будет излучать его взгляд. Ядовитой. Прожигающей. Отдающей кислотой на языке. Девушке становится противно, и она нервно передергивает плечами.
Вчера Кристина видела то, что не должна была видеть. Она знает это. Знала, когда убегала из того злосчастного коридора, подальше от комнаты с мигающими мониторами. Только вот воспоминания не вытравляются бегом. Особенно такие яркие. Они будто душат, затягивают удавку на шее, впечатываются в подкорку головного мозга, откладываются на сетчатке глаза. Чтобы помнить.
И она помнит. Теперь Кристина всегда будет помнить эту картину. Видеть раскуроченное юное тельце, алую кровь, впитавшуюся в обивку дивана и ткань платья, кости грудной клетки и воняющие внутренности. Подсознание не дает почувствовать запах, но Кристина всем нутром представляет, как пахнет смерть. Смрадом и разложением.
Вчера вечером она прибегает в спальню и чуть ли не запирает дверь. Перепуганная до чертиков. До такой степени, что воздух встает комом в горле. Ее руки трясутся, пока она стягивает с себя мокрую, пропитанную потом страха одежду, переодевается в чистую и ложится в постель. Тогда девушка накрывается с головой. Как в детстве. Когда, кажется, что стоит только спрятаться ото всех под одеялом, и мир тебя не заметит. Ведь кровать — твоя крепость, твоя вотчина, твой самый надежный дом. Это так глупо, что Кристина с остервенением сдергивает одеяло со своего лица. Наэлектризованные волосы тут же взвиваются вверх. Ведьма. Наверное, сейчас она так выглядит. Лежит и слушает, как в груди гулко бьется сердце, прислушивается к каждому шагу за дверью, шороху.
Девушка думает, что она — параноик, когда дверь скрипит и на пороге появляется фигура. Кристина замирает под одеялом, прижавшись щекой к подушке так сильно, словно может с ней слиться. Но это всего лишь Трис, вернувшаяся под утро. Кристина не сдерживает тихого фырканья. Вот дура. Это всего лишь подруга, а она ее боится. Ну не убьет же ее Эрик в самом деле. Ведь не убьет? Сомнения, посеянные этой мыслью, не дают Кристине заснуть. Она переворачивается на другой бок и смотрит, как подруга воровато стягивает с себя одежду и ложится в постель.
— Трис! — Как можно тише зовет Кристина. Фигура на соседней кровати замирает, поворачивает голову и всматривается в темноту. А потом видимо расслабляется — девушка замечает, как у ее подруги опускаются плечи.
— Ты почему не спишь? — Трис встает со своей постели и на цыпочках подходит к Кристине, садится перед ней на корточки и ставит свои локти на постель брюнетки. Та ворочается и подпирает голову рукой, чтобы лучше видеть лицо подруги.
— К тебе тот же вопрос, — ухмыляется она, и Трис отводит глаза.
Кристина глухо смеется в кулак.
— Ты была с ним, да?
Трис улыбается, едва краснеет, но подруга подмечает это в темноте.
— Я за вас рада, — искренне произносит Кристина, а потом наклоняется ближе к Приор и заговорщическим шепотом спрашивает: — А он как? Хорош?
— Кристина! — Возглас Трис слишком громкий для пяти утра, и кто-то недовольно ворочается на соседней кровати. Обе подруги прыскают. И Кристине становится на душе так легко. Ей ведь всего шестнадцать, скоро исполнится семнадцать. Она — юная девушка. Она не должна думать о смерти и боли. В таком возрасте живут разговорами о мальчиках, о развлечениях или о какой-нибудь подобной чепухе. Кристине все это кажется несущественным, несерьезным. На ее теле много ран, а в душе — еще больше. И мир, что ее окружает, пугает девушку. За какой-то месяц она постарела на сотню лет. Нет лишь седины в волосах, чтобы и другие замечали то, какой старой она стала.
— Ты нравишься Уиллу, — голос подруги отвлекает от безрадостных мыслей.
— Я знаю, — произносит девушка и чуть сдвигается в сторону, когда Трис все-таки решает сесть на кровать. — Он — хороший парень.
— И?
— И ничего, — жмет плечами брюнетка. — Он просто хороший.
Обе замолкают. Трис повезло. Фантастически повезло. Она нашла своего человека. Этого высокого и симпатичного парня со странным прозвищем. Если бы Кристина была более мелочна, то она бы завидовала, но в ней нет мелочности. Ей чужд этот порок. Но иногда она чувствует пустоту. Где-то там под сплетением вен и сосудов, под кожными покровами, в глубине собственной плоти. Она успокаивает себя разумными мыслями и логичными доводами. Ей нет еще и двадцати. Только мир опасен, а жизнь стремительна.
— Так где ты была? — Волосы Трис растрепались и, когда она поворачивает голову, закрывают все ее лицо.
— Я проходила свой пейзаж страха, — признается Кристина, и лицо подруги тут же меняется. — Он стал другим. Теперь мой самый главный страх — беспомощность.
Трис молчит, потом наклоняется и крепко обнимает подругу. Она теплая и живая, а ее дыхание щекочет Кристине ухо. В тот момент брюнетка чувствует себя предательницей. Ведь ест ее не собственный страх, не внутренние демоны подсознания, а Эрик. Она увидела запретное, прикоснулась к чему-то приватному, и теперь это не дает ей покоя. Ей страшно снова встретиться с Эриком. Он будет в бешенстве. Она может закрыть глаза и так ясно и ярко представить, как его ноздри раздуваются сильнее обычного, как руки сжимаются в кулаки, вены на запястьях выпирают, а в серые глаза сатанеют.
В ее мыслях стало слишком много Эрика. Эрика просто стало слишком много. Думать о нем, видеть его, говорить с ним. Кристина злится. Так не должно быть. Его не должно быть так много в ее жизни. Но колесо времени не крутанешь в обратном направлении, как бы человеку этого не хотелось.
— Спи, — произносит Трис баюкающим тоном, ее тонкие пальцы касаются места перелома на руке подруги. В глазах девушки стоит забота, и Кристина улыбается. — С тобой все будет хорошо. — Ободряюще говорит Приор и поднимается с постели подруги.
— Мамочка, — доносится до нее тихий смех брюнетки, а потом Трис оказывается в своей постели, закрывает глаза и тут же засыпает, измотанная за день и ночь. Кристина права. Тобиас хорош.
Подруга же не засыпает до самого утра. Мыслей в голове Кристины столько, что они мешают, жалят и жгут. Встает она с отвратным сосущим чувством под ложечкой. Встречи с Эриком не избежать. Так думает девушка, пока не оказывается в тренировочном зале. Ее встречают лишь стены. Эрик не пришел.
Кристина принимает решение его подождать. У него могут быть какие-то дела или проблемы. Что-то личное. Эта мысль проводит девушку в замешательство. Эрик и личное в ее мозгу никак не хотят сочетаться. Она привыкла, что он живет для фракции и ради фракции. Все его дела, что она знает, связаны лишь с Бесстрашием. И в тот момент Кристина задумывается о том, насколько хорошо она вообще знает этого мужчину. Стоп. А это ей надо? Знать его? Интересоваться им? Вчера она что-то узнала и это ей совсем не понравилось.
Проходит два часа, а Эрик так и не появляется. Тогда девушка поднимается на ноги и покидает зал. Он просто не пришел. В ее груди бьется желание пойти к Максу и спросить, не случилось ли что-то. От этой заботы Кристина морщится. С Эриком точно все в порядке. К черту его. Девушка мотает головой, избавляясь от назойливых мыслей, и направляется в лазарет.
Обычно к Кэму, тому самому врачу, под чьим чутким руководством срастались ее кости, она ходит вечером. Взмыленная после физических нагрузок, уставшая и морально разбитая. Во взгляде молодого человека она часто видит жалостливые нотки, и поэтому каждый раз упрямо сжимает губы — Кристине не нравится, когда ее жалеют.