— Конечно. Остальное — привезут.
— А знаешь, я за этот год готовить научилась. Вот, — она сделала приглашающий жест рукой. — Пожалуйте, ваше сиятельство!
Он поцеловал ей ручки и заверил, что в еде он абсолютно неприхотлив:
— Вот только всяких морских гадов не люблю…
— И креветок? — спросила его с ужасом Ирина.
— И креветок. Терпеть не могу.
— Ты же у меня в гостях ел и нахваливал, — возмутилась она. — И потом мы с тобой в Мирограде в ресторанчике были — там тоже…
— Я во время Черной войны и перловку нахваливал, особенно если она горячая была, — рассмеялся князь. — Это же не значит, что она вкусная. А уж ради вашего, Ирина Алексеевна, удовольствия…
— Какие жертвы!
— Почему жертвы, — обиделся он. — Я хотел тебя порадовать.
Ира подошла, посмотрела в его глаза, потом сказала очень тихо и серьезно:
— Спасибо.
Он легонько поцеловал ее в макушку:
— Ладно, кормите меня. Согласен на все!
— Сейчас, конечно, — засуетилась она. — Только я не нашла, где скатерти.
— Вот уж чего не знаю — того не знаю.
Скатерть он нашел — подумаешь, поднял дежурных по гарнизону. Они и нашли, у кого спросить. А кто сказал, что служба в Имперской армии, особенно в таких привилегированных частях, как Министерство безопасности Поморья, — это легко?!
Как отужинали — было и правда очень вкусно, — князь Андрей потащил ее в библиотеку.
— Надо убрать со стола, — протестовала она.
— Глупости! Надо идти со мной!
— Нехорошо, Андрей! Надо все отнести хотя бы на кухню — я помою позже.
Вместо ответа он подхватил ее на руки.
— Андрей Николаевич, это тирания! — возмутилась Ирина.
Великий князь Радомиров вдруг тяжело вздохнул. То, что происходит между ними, — это сказочно хорошо. Это просто подарок Небес какой-то… Но вот потом, когда они вернутся в столицу… Как жаль, что работу его Министерства от того, что у него приключилась большая светлая любовь, никто не отменит…
Он обнял Иру еще крепче. Понял, что она гладит его по голове.
— Ничего, — проговорил он. — Все хорошо…
И отправился с ней на руках туда, куда собирался, — в библиотеку.
— Я — князь, и мне положено музицировать. И потом, у меня для тебя сюрприз. Я кое-что написал. Для тебя.
— Ты — музыкант? — удивилась Ирина.
— Нет конечно. Но меня учили — как и всех. Уроки эти я любил, поэтому надеюсь доставить тебе удовольствие!
— С ума сойти!
— Только не смейся… прошу.
— Я не буду…
Он удивительно легко и изящно уселся за рояль, нежно тронул клавиши. Тихая, нежная мелодия укутала ее плечи. Ласково, но настойчиво подтолкнула в мир грез, и Ирина пошла за ней — туда, где звенящая вьюга, туда, где жемчужное море, где хрустальные замки и прозрачные льды. Туда, куда нестерпимо манил уютный бархат его чарующего голоса:
Это первый раз в моей жизни,
Когда с каждым ударом сердца,
С каждой упавшей снежинкой,
Где-то в этом же самом ритме
Дышит Счастье…
Тихо, несмело, но ты знаешь —
Спокойно, ровно…
Так, как будто оно вдыхает
Запах моря…
Ах да, снежинки…
А снежинки ему не мешают!
Они тихо плывут над морем,
Ищут место, где мне с тобою
Очень было бы хорошо…
Хорошо так стоять, обнявшись,
И дышать… тихо, несмело,
Попадая ударом сердца
В ритм падающих снежинок,
Понимая, что запах моря —
Это первый раз в твоей жизни…
Если что-то ты вдруг услышишь,
Между ударами сердца,
Тише шелеста снежного вальса,
Где-то в этом же самом ритме,
То запомни —
Так
дышит
Счастье…
— Ирочка, почему ты плачешь? — склонился он над ней, когда закончил читать.
— Не знаю… — вздохнула она. — Это словно сказка. Словно чудо. Словно не со мной…
— Меня тоже мучит эта мысль. Мысль о том, что придется выйти из этого дома, вернуться…
Она забралась к нему на колени, уткнулась в плечо:
— Но мы ведь всегда сможем убежать сюда ото всех?
— Конечно, — солгал он.
— Ваше сиятельство! — поприветствовала я его. И даже попыталась изобразить реверанс.
Он тяжело вздохнул, как-то странно на меня посмотрел, словно ожидая увидеть на кухне кого-то другого.
— Разве вам положено вскакивать в такую рань? Как какой-нибудь прислуге?
— Я подумал, что это вестовые, — хрипло произнес Андрей. — Хотел распорядиться, чтобы они ушли.
— Что так?
— Не хотел никого видеть.
— Даже так…
Я сняла фартук, бросила — и отправилась домой. Прочь отсюда.
— Ира, — перехватил он меня на пороге и обнял. — Ира… Я подумал, что ты ушла. Я тебя слышу, я тебя чувствую. Ты додумала свои мысли, встала, оделась и ушла.
— Почему же ваше сиятельство не остановили меня?
— Ира… — Князь устало закрыл глаза, и у меня закрались большие подозрения насчет его сладкого сопения ночью. — В отличие от тебя я представляю — в деталях, — насколько тебе будет тяжело… Это не считая того щекотливого момента, что я подставляю тебя под пули и бомбы тех, кто ненавидит меня. Я всю ночь думал — насколько я имею на это право…
— Даже если я не буду счастлива без вас?
— Не счастлива, но жива…
— Значит, выбор должна сделать я?
— Я свой уже сделал… Но если ты не хочешь быть со мной… Я отпущу. Буду присматривать, конечно. Радоваться за тебя. Любить…
— Как вы видите, я осталась, — ответила злобно — разозлил, сил нет! Поэт. Музыкант. Князь. Аристократ…
— Кофе будешь? — Андрей говорил тихо и грустно, и от этого стало еще больнее.
— А вас не затруднит?
— Прекрати…
— Что, вас раздражает мое плебейство?
Он зарычал, нервно запустил пальцы в волосы, взлохматил их.
— Ира, что с тобой, скажи на милость? — голос был спокойный, даже ласковый, будто князь дите неразумное увещевал.
— Не терплю чванства. И аристократов не люблю, — вполне революционно заявила я.
— Вот как… А как же я?
Я отвернулась и стала вытирать глаза.
— Однажды мы были на практике, у подножия Курус-Тая. Той самой горы, что, по преданию, сторожит огромная медведица Зейда. Дух Зейды сторожит целебные травы, позволяя собирать их лишь в положенное время и только тем, кто явился с добрыми намерениями. Это место священно для целительниц — там же приносят клятву. Откуда там взялся потомок то ли графа, то ли князя — я не знаю. Он заприметил Наташу — нашу сокурсницу — подлетел на коне — перекинул через седло… Ему наперерез кинулись два наших конюха. Смогли остановить.
И я замолчала — дыхание перехватило.
— Но его остановили?
— Да… Но конюхов практически забили нагайками. Полиция примчалась по заявлению оскорбленного вельможи. Не помогли ни заступничество нашей руководительницы, ни наши показания. Он — аристократ, мы — будущие целительницы, перед нами, конечно, извинились. А они, конюхи… так. Повод отыграться за унижение.
— Значит, ты и обо мне такого мнения?
— Нет… Я не знаю… Но вчера…
— Да что вчера было?!
— Ваше высокомерие! И напыщенность!
— Когда? Когда стихи читал? — взревел оскорбленный до глубины души князь.
— Нет. До этого. И после, — упрямо прошептала я.
— Ира. — Он подошел и обнял меня за плечи. — Я не понимаю. Из всех вариантов, которые я прокручивал в голове… моя напыщенность не рассматривалась. Но я не хотел тебя обидеть. Прости меня. Для меня это все тоже впервые… Понимаешь?
— Да, — не могла не согласиться я. — Только не надо больше высокомерных запретов, если я что-то захочу сделать по дому.
Я возмущенно развернулась в его руках. Посмотрела внимательно. У Андрея как-то странно подрагивал уголок рта. Как будто он собирался…
Громогласный хохот с истерическими нотками заполнил кухню. Я собралась обидеться еще больше — и внезапно присоединилась к нему.
— Значит, это из-за тарелок! — воскликнул он — и снова захохотал. Теперь с явным облегчением.
Я смущенно кивнула.
— А знаешь, что самое главное?
— Что мы первый раз повздорили?
— Нет, — прошептал он. — Что ты не ушла…