Трое зашли внутрь, и ворота захлопнулись за ними.
Энн не могла избавиться от чувства, что она сейчас видела самое важное из всего, происходившего до сих пор. Она ждала, что они быстро выйдут обратно, возможно, с арестованным Харрисоном. Но уснула, так и не дождавшись.
-5-
Гораздо позже тем утром пошел сильный град. Он разбудил Энн, и она проснулась снова абсолютно здоровой. Несколько мгновений она лежала и смотрела на плотные потоки льда, сползающие по окну, тающие под выглянувшим ярким солнцем. Она чувствовала себя так хорошо, что это ошеломило ее. Потом ее взгляд переместился на зеркало. Сквозь отражающийся в нем тающий лед, дорога сверкала так ярко, что заслезились глаза. Но там, в парковочном тупике, засыпанная белыми градинами, стояла серая машина бизнесмена.
«Они по-прежнему внутри! - подумала Энн. - Это Бермудский треугольник!»
Думая это, она не заметила, как начала выбираться из кровати. Ее тело помимо ее указаний знало, что оно здорово и ему надо двигаться. У него были нужды.
- Боже! – воскликнула Энн. – Я хочу есть!
Она промчалась вниз по лестнице и съела две миски кукурузных хлопьев. Затем, когда новый град застучал в окна, она пожарила себе бекон, грибы, помидоры и яйца – столько, сколько поместилось в сковороду. Когда она несла всё к столу, из магазина прибежала мама, привлеченная запахом.
- Тебе лучше?
- О, да! Настолько лучше, что я пойду гулять, как только съем это.
Мама перевела взгляд с переполненной сковороды на окно.
- Погода не…
Но град к тому времени закончился. Яркое солнце просвечивало полосами сквозь дым от жарки Энн, и небо было ясным и синим. Накрылся мамин предлог, ухмыляясь, подумала Энн, пока жадно поглощала свои грибы. Никогда еще еда не казалась ей такой вкусной!
- Что ж, смотри не переусердствуй, - сказала мама. – Помни, ты долго была не здорова. Закутайся потеплее и возвращайся к ланчу.
- Повинуюсь, о великая перестраховщица, - ответила Энн с полным ртом.
- Ланч, или я позвоню в полицию. И не надевай джинсы – они недостаточно теплые. Погода в это время года…
- Суета-суета, - с любовью произнесла Энн, приступая к бекону – жаль в сковороде не осталось места для жареного хлеба. – Я не младенец. Два слоя термобелья удовлетворят тебя?
- С каких пор у тебя… О, вижу тебе лучше! – радостно заметила мама. – В любом случае, надень жилетку, чтобы сделать мне приятное.
- Жилетки, - процитировала Энн значок, который часто носил Мартин, - то, что носят подростки, когда их матерям холодно. Тебе холодно. Ты поддерживаешь мороз в этом магазине.
- Ты же знаешь, нам надо сохранять овощи свежими, - парировала мама и, счастливо смеясь, вернулась в магазин.
Солнце сильно пригревало. Закончив есть, Энн поднялась к себе и оделась, как посчитала подходящим: в узкую шерстяную юбку – чтобы мама увидела: она не надела джинсы, – летнюю блузку и свой замечательный анорак, застегнутый до верха, чтобы выглядеть закутанной. После чего она пронеслась вниз и через магазин, крикнув:
- Всем пока!
Прежде чем родители освободились от покупателей и начали ее допрашивать.
- Не ходи слишком далеко! – догнал ее папин громкий голос.
- Не буду! – ответила Энн.
И она не лгала. Она всё продумала. Нет смысла пытаться заставить работать устройство, открывающее ворота. Если она попробует залезть по ним, кто-нибудь заметит и остановит ее. Кроме того, если все, кто заходят на ферму, не возвращаются обратно, было бы глупо отправиться туда и в свою очередь пропасть. Мама с папой будут в истерике. Но ничто не могло помешать Энн забраться на дерево в лесу Баннерс и с него заглянуть через стену.
«Посмотри поближе на тот фургон, если он еще там, - согласился Король. – Мне очень хотелось бы знать, кому он принадлежит».
Энн нахмурилась и кивнула. Было что-то в этом логотипе-весах, что заставляло ее четырех друзей заговаривать с ней, когда она и не начинала их воображать . Ей это не нравилось, снова заставляя задумываться, не сошла ли она с ума. Она медленно спустилась по Лесной улице, и еще медленнее – мимо дорогой машины в тупике. Проходя рядом с ней, Энн провела пальцем по гладкому боку машины. Она была холодной, мокрой, блестящей и твердой – и очень-очень настоящей. Значит, это не просто лихорадочный сон, который она вообразила в зеркале. Она действительно видела троих мужчин, приехавших сюда сегодня утром.
Энн завернула в проход между домами, который вел к лесу. Там было красиво, жарко и парно. Мама и ее жилетки! Тающие градины сверкали радугой в каждой травинке вдоль дорожки. Лес значительно позеленел, пока она лежала в постели – той забавной зеленью, которой покрываются леса ранней весной: кусты и нижние ветви – ярким насыщенным изумрудом, в то время как верхние ветки и большие деревья остаются почти голые, и только по контуру слегка набухают почки. Тепло и остро пахло соками, а солнечные лучи делали зелень прозрачной.
Энн несколько минут шла в направлении фермерской стены, когда поняла, что с лесом что-то неправильно. Не в прямом смысле неправильно. Он по-прежнему тянулся вокруг нее мирными сводами зелени. Пели птицы. Мох лохматился на дорожке под ее кроссовками. Рядом с Энн на насыпи росли примулы.
- Эй, постойте-ка! – воскликнула она.
Тропинки в лесу Баннерс всегда были грязными, с втоптанными в них колечками от кока-колы. А если бы примула осмелилась показаться здесь, ее бы немедленно сорвали или растоптали. И Энн давным-давно уже должна была дойти до стены. И, что еще важнее, к этому времени она должна была видеть дома сквозь деревья.
Энн напрягла глаза, пытаясь разглядеть их. Ничего. Ничего, кроме деревьев и зеленого упругого боярышника, а вдали – голое дерево, покрытое кипенью розовых цветов. Энн с колотящимся сердцем направилась к нему. Никогда прежде в лесу Баннерс не видели такого дерева. Но она сказала себе, что спутала его с вербой, растущей на другой стороне ручья.
Энн знала, что это не так, еще до того, как приблизилась к большому, с виду свинцовому контейнеру, наполовину погребенному на склоне под примулами. Лес от него просматривался достаточно далеко, чтобы понять: он просто продолжается, и продолжается, и продолжается за розовым деревом. Энн остановилась и посмотрела на контейнер. Люди часто выбрасывали хлам в лесу. Мартин как-то отлично повеселился со старой коляской, которую здесь бросили. Эта штука выглядела так, словно кто-то выкинул целую громадную морозилку. Она, должно быть, давно здесь лежит: не только наполовину погребенная в земле, но и сгнившая снаружи и ободравшаяся до унылого серого цвета. Местами из нее торчали ржавые сломанные провода. Что ж, она не совсем походила на морозилку.