Наконец, дороги подсохли. Глэдис сходила в Строберри Хилл и нашла попутчиков до ближайшего крупного города. О турнирах она надеялась узнать позже, на постоялых дворах. Джейсону шел пятый год, и он был уже вполне самостоятельным. Путешествовать с ним стало легче. Всё складывалось хорошо. Ближайший турнир, на который она успевала, был объявлен в Солсбери в конце апреля. Глэдис отработала на нем от начала и до конца. Ничего подозрительного она не заметила, и никто ее не потревожил. Следующий турнир, в Боте, тоже прошел как обычно. Молодая женщина начала думать, что либо ее преследователи отказались от своих планов, либо ей действительно многое только казалось. Теперь ее ждал третий турнир — в Мальборо. После него она планировала отдохнуть и отметить пятый День Рождения Джейсона, а потом отправиться в Бекингем, на большой турнир, куда приглашен весь цвет знати.
В Мальборо тоже все как будто было спокойно. Глэдис даже заглянула к Нику и Лили. У них рос третий ребенок — хорошенький мальчик, и молодая женщина от души порадовалась за них. Джея она оставила у других новых знакомых.
Работа на турнире шла ровно. Преследователи никак не давали о себе знать. Основная работа, как всегда, началась на второй день. Глэдис вошла в хороший рабочий ритм. Обходила пациентов, оперировала, чистила, перевязывала. Все было знакомо и привычно, и она перестала даже думать о своих проблемах. По вечерам она возвращалась в небольшой дом на окраине Мальборо, где ее ждал Джей. Она так уставала, что общение с сыном сводилось к минимуму. Ей только и хватало сил погулять с ним вечером в саду за домом перед сном.
Турнир шел на убыль. Боев больше не было. Подлечившиеся пациенты разъезжались по домам, а остальным уже не требовалось усиленное внимание. Глэдис решила, что и ей с сыном пора уезжать. Она собиралась отбыть сразу после его Дня Рождения. Ей было нужно направление на Бекингем, но подошел бы также обоз до Оксфорда, или Уоллингфорда, где она планировала отдохнуть с неделю. Попутчики нашлись довольно скоро, и время отбытия ее устраивало.
День Рождения Джея они отметили вдвоем. Хозяйка дома испекла сладкий пудинг, Глэдис приготовила подарок — искусно сделанную восковую птичку, украшенную настоящими перьями. Засиживаться допоздна не стали: на следующий день, рано утром предстояло явиться на постоялый двор, чтобы присоединиться к обозу до Оксфорда.
Рано утром Глэдис проснулась и разбудила Джея. Хозяева тоже встали рано, чтобы проводить гостей. Простились очень тепло. Настроение у мамы и сына, несмотря на ранний час, было приподнятое. Они шли по сонному городу в сторону окраины. В мастерских ремесленников только-только начали загораться огоньки. Навстречу им по улице двигался одинокий всадник, понурая фигура выглядела так, как будто он спит прямо в седле. «Не спи за рулем!» — всплыло откуда-то из глубин сознания полузабытое выражение. Глэдис внутренне улыбнулась, и тут события как будто сорвались с места и понеслись вскачь: поравнявшийся с ними всадник вдруг нагнулся, и молниеносным движением подхватил Джея, усадив его перед собой. Лошадь развернулась и быстро поскакала по улице. Остолбеневшая было Глэдис, сорвалась с места, и бросилась вслед удаляющимся детским крикам «мама, мама!!» Сзади ее тоже нагонял цокот копыт, вслед ей скакали двое всадников. Глэдис безумно кинулась к ним:
— Помогите!!! Ради всего святого!!! У меня только что украли ребенка!! — и тут она увидела: на туниках рыцарей, наброшенных поверх доспехов, красовались одинаковые красно-синие гербы с единорогом и башней. Она отпрянула, но тут сильные руки подхватили ее и бросили поперек седла. Медицинская сумка открылась, из нее падали пузырьки с лекарствами и разбивались вдребезги.
Сколько скакали лошади, Глэдис не помнила. Сначала ей было видно только лошадиный бок и дорогу. Глухо задребезжали под копытами доски моста, а потом она впала в какое-то забытье. Потом ее кто-то хлопал по щекам, а когда она открыла глаза, ей сунули флягу с водой. Пить очень хотелось, и она сделала несколько больших глотков. Стало лучше. Она поняла, что полусидит-полулежит на траве, вокруг люди, судя по вооружению, рыцари, и где-то над головой — зеленая листва, пронизанная солнцем.
— Смотрите в оба, — сказал знакомый голос, — Она умеет сбегать так, что вы и глазом моргнуть не успеете.
Глэдис глянула вверх. Над ней стоял Китни. С некоторым злорадством она отметила, что одна щека у него все ещё слегка шелушится. Другой рыцарь поддерживал ее под спину одной рукой и держал во второй руке флягу с водой.
— Где мой сын? — она хотела спросить как можно строже, но голос был глухим и хриплым.
— Всему свое время, мистрис, — пожал плечами Китни, и тут же, оглянувшись, отступил с поклоном.
Теперь ей было видно всё. На большой поляне расположилась кавалькада человек в пятнадцать. Поодаль были привязаны оседланные лошади. А через поляну шел человек, которого она меньше всего хотела бы видеть и сейчас, и когда бы то ни было. Роджер Блэкстон. В сверкающих парадных доспехах, в тунике с гербом, но без шлема. Волна отвращения и ненависти накрыла ее с головой. Она сделала движение, чтобы подняться, и к ней тут же протянулись руки и подняли ее на ноги.
— Приветствую Вас, миледи, — он отвесил поклон, — Не передать словами…
— Можно обойтись без торжественной части, сэр рыцарь, она здесь неуместна, — холодно перебила она, — Я требую, чтобы мне немедленно вернули моего сына.
— Его никто не отнимал, он здесь, — сэр Роджер повел рукой. Она глянула в том направлении, и сердце радостно екнуло: Джей живой и невредимый стоял возле лошадей, и за руку его держал один из рыцарей. Увидев мать, ребенок двинулся было к ней, но рыцарь что-то ему сказал, и малыш, доверчиво глянув вверх, остался на месте.
— Почему его не пускают ко мне?! — возмутилась Глэдис.
— Потому что ему исполнилось пять лет, — спокойно ответил сэр Роджер, — Уже пора воспитывать его как будущего рыцаря. Он и сам этого хочет.
— Мама, они говорят, что я стану рыцарем! — радостно крикнул Джей с того края поляны.
— Джей! — только и смогла она произнести.
— Но довольно разговоров. Пора отправляться в замок, — сэр Роджер махнул рукой, и рыцари направились к коням.
— Я никуда с вами не поеду, — выкрикнула Глэдис.
— Если не поедете сами, придется везти Вас силой, — так же невозмутимо бросил через плечо сэр Роджер, — Или Вам понравилось ездить поперек седла?
Замок Блэкстон строился по образу и подобию других рыцарских замков. Он тоже стоял на возвышенности, с южной стороны протекала небольшая речка. Её русло расширили и углубили, затем, видимо, прорыли ров, который опоясывал замок и заполнялся водой из неё. С северо-восточной и восточной стороны от замка раскинулись поля, где-то вдалеке, на кромке леса, виднелось поселение, в котором жили фермеры. Видимо, это был Уолхалл, где нашла приют Глэдис в самом начале своей жизни в этом мире.
С северо-западной, западной и южной стороны замка, на противоположном берегу речки и рва, начинался обширный лес. Прибрежная полоса была вырублена и тщательно расчищена, но за ней сразу начиналась опушка, переходящая в густые заросли. Подъемный мост, переброшенный через самое глубокое место речки, вел в замок. Внешняя стена, проходя по естественной неровности склона холма, меняла высоту от сорока пяти до пятидесяти пяти футов, и издали казалась неровной, но в случае нападения зона обстрела с более высоких участков была шире. По верху стены, с внутренней стороны, проходила деревянная галерея, шириной в два фута, по которой постоянно ходила стража. Угловые башни были круглыми, слегка расширяющимися книзу. Пространство за внешней стеной и внутренняя стена были устроены так же, как и в других замках — городок ремесленников и точная копия внешней стены со рвом, только ров был поменьше, чем внешний.
За внутренней стеной расположился двор. Жилого крыла не было, хозяин обходился одним круглым донжоном, правда, он был больше, чем, например, в замке сэра Джейкоба. Это было монументальное сооружение, не меньше семидесяти футов высотой, и футов пятидесяти в диаметре, казавшееся ещё выше из-за покатого конического навеса, устроенного над основной плоской крышей башни. Перед донжоном была оборудована площадка для тренировок солдат, выложенная камнем. Слева находилась конюшня, выстроенная основательно, на каменном фундаменте, псарня, оружейная, пекарня и кухня для солдат с навесом-столовой. Здесь же был колодец, обложенный камнем.
Справа от донжона стояла довольно изящная маленькая часовня. Рядом был разбит сад, сейчас довольно запущенный, но плодоносящий, о чем говорили зеленые завязи яблок и слив, небольшой огород, в котором виднелась зеленая ботва моркови и красноватая — свеклы. А вот в цветнике царила «мерзость запустения», только в середине клумбы гордо торчал огромный лопух. Далее располагались ещё одна кухня с пекарней, более чистая, вероятно, для рыцарей, птичник, мельница и тщательно огороженный скотный двор, где содержались коровы и свиньи.
Внутреннее устройство донжона также не блистало оригинальностью. Надземная часть представляла собой пять этажей, если не считать пространства на крыше, за зубцами, покрытого навесом. Там практически постоянно жил башенный сторож. Точнее, их было двое, старый солдат, и более молодой, но с искалеченной правой рукой и ногой. Когда один нес вахту, другой спускался на верхний этаж донжона, в комнату с камином, чтобы поспать и погреться. Центром верхнего этажа являлась площадка, на которую выходила изогнутая, проложенная в толще стены, лестница снизу. На одной стороне площадки находилась комната сторожей, а помещение на другой стороне пустовало.
Если спуститься вниз по лестнице, на этаж ниже, то можно было попасть на другую площадку, полукруглой формы. Большие двустворчатые двери открывались с нее прямо в большой зал, в котором находился пиршественный стол, лавки, канделябры и кресло хозяина, за которым располагалась неприметная дверца, ведущая в оружейную. Сбоку от парадных дверей находился узкий коридор, в конце которого помещалась дверь в просторную спальню хозяина.
Лестница, уводящая с площадки вниз, на следующий этаж, также проложенная прямо в стене, была более короткой, чем верхняя и довольно широкой — на ней, чуть потеснившись, могли разойтись два человека. На этот уровень выходила лестница прямо со двора. Возле входа в донжон располагалась маленькая комната для стражи и прислуги, а остальное пространство этажа было разделено пополам массивной каменной перегородкой, которую в случае осады можно было перекрыть наглухо. Здесь помещались довольно благоустроенные комнаты рыцарей, которые постоянно жили в замке и не имели своих семей, их было, как правило, немного, всего двое или трое человек. Женатые рыцари, принесшие сэру Роджеру вассальную клятву, жили либо в деревне, либо в домах, построенных вне замка, и являлись на службу по вызову, или тогда, когда сами считали нужным, а точнее — как предписывал кодекс чести в плане службы сюзерену.
Остальная часть гарнизона, стрелки и стражники, жили либо в помещении для слуг, либо в угловых башнях. С половины, противоположной входу, узкий лаз вел вниз, в помещения для слуг и кладовые, располагавшиеся в нижней части донжона, на первых двух этажах, не имеющих своего выхода наружу. Кроме того, по слухам, под замком было ещё несколько этажей подземелий, но входить туда имели право единицы — только сам хозяин, или особо приближенные лица по его приказу.
Глэдис поселили на самом верху донжона, в пустующей комнате напротив комнаты сторожей. Помещение оборудовали так, чтобы в нем было максимально комфортно. Видимо, здесь раньше жил кто-то из семьи рыцаря. Места в комнате было много, окна выходили на южную сторону, поэтому света и воздуха было предостаточно. Оконные проемы были застеклены цветным стеклом, но рамы можно было при желании распахнуть. В комнате стояла широкая кровать, с мягкой периной и бархатным балдахином, подушки были обшиты шелком, с шелковыми же кистями, имелся целый набор одеял на любую погоду. Под одним из окон стоял большой, в половину человеческого роста высотой сундук из добротного дубового дерева, окованный медью, почти пустой, если не считать покоящихся в нем нескольких подушек и какой-то лохматой шкуры. Интерьер дополняли изящный столик, инкрустированный перламутром и разными породами дерева, камин, мягкая шкура и длинная лавка перед ним, металлическая стойка для одежды возле кровати и пара канделябров.
Почти сразу в комнату пришла молоденькая девушка, которая сначала показалась Глэдис сонной, но при более близком знакомстве оказалась не только очень живой, но и хорошенькой. Девушку звали Мэри. Её прислали к Глэдис в качестве служанки. Сонный вид ей придавали припухшие глаза. Видимо, много пришлось плакать в последнее время. Но Глэдис было не до того, чтобы расспрашивать девушку о её проблемах. Пока она совершенно не понимала, почему оказалась здесь, и что будет дальше. Неизвестность пугала.
Глава 10. Семья поневоле
Она провела несколько дней в абсолютном неведении относительно планов сэра Роджера на нее и Джея. Сын навещал ее каждый день, но общались они исключительно в присутствии Китни и пожилой няньки. Как рассказала Мэри, нянька появилась в замке примерно за месяц до прибытия Глэдис с сыном. Видимо, их здесь ждали. Кстати, служанка оказалась просто кладом. Девушка успевала везде, и знала все обо всем, что происходило в замке. Она же рассказала, что Джейсон живет теперь в комнате одного из рыцарей на третьем этаже. Это значит, что его уже начали готовить в оруженосцы. Глэдис много общалась с оруженосцами, и знала, что так заведено. Наставником будущего рыцаря с самого раннего детства становился уже состоявшийся рыцарь, желательно не родственник, так как считалось, что родственные чувства могут помешать правильному становлению характера юного оруженосца. Материнское сердце Глэдис, например, никак не могло смириться с тем, что ее пятилетний сын спит теперь на жестком матрасе и каждый день, с самого раннего утра должен проверять, хорошо ли начищены доспехи наставника и в порядке ли его одежда. Впрочем, неженкой Джейсон никогда не был.
С самой Глэдис обращались хоть и холодновато, но относительно вежливо. Кормили хорошо, она давно отвыкла так питаться. Но охраняли ее тоже хорошо, вежливо, но твердо пресекая любые ее попытки выбраться из комнаты. Стража помещалась здесь же, на той же площадке, в комнате напротив, дверь в которую была всегда открыта.
Джей посвежел и выглядел здоровым. Кажется, никто пока не собирался причинять им какой-то вред, но Глэдис почти не спала, и сходила с ума от беспокойства, не зная, что их с сыном ждет в будущем. Кроме того, она так привыкла засыпать, слушая, как он посапывает под боком! Джей, который, как хороший товарищ, делил с ней и горе, и радости, почти никогда не хныкал, и в свои пять лет уже делал наивные и смешные пока попытки стать мужчиной в семье. И теперь она была лишена радости наблюдать за всем этим. Она безумно скучала по нему. Ей было мало, мало этих коротких визитов, когда нельзя было даже обнять малыша, прижать его к себе, вдохнуть запах молока и ромашки, которой от него почему-то всегда пахло, даже зимой, прикоснуться губами к шелковистым волосикам на макушке, подержать так, чтобы он начал уже нетерпеливо возиться, готовый сорваться с места и помчаться навстречу новым приключениям. Она тосковала и даже научилась плакать — в последние годы было как-то не до этого. Даже в первые дни в этом мире ей не было так одиноко.
В один из таких дней и появился сэр Роджер. Он пришел, одетый нарядно, даже щеголевато, по-видимому, у него было прекрасное настроение. Ее окатило волной ледяного бешенства, но она не дала вырваться ему на волю — инстинктивно почувствовала, что сейчас должно случиться что-то важное.
— Почему мне не дают видеться с сыном? — холодно спросила она вместо приветствия.
— Приветствую Вас, миледи, — сэр Роджер поклонился не без изящества, и даже как будто сделал движение, чтобы поцеловать ей руку, но, видимо передумал, не зная, как это будет воспринято, — Разве он не навещает Вас каждый день?
Ее просто мутило от ненависти к этому человеку.
— А разве матери будет достаточно видеть своего сына всего по часу в день, и то в присутствии чужих людей?
— Это не чужие люди, — озадаченно сказал сэр Роджер, — Китни — моя правая рука, а нянька — опытная женщина, вырастившая, по крайней мере, пятерых детей, так что наш сын в хороших руках, — закончил он даже с каким-то облегчением. Такой простодушный эгоизм при других обстоятельствах показался бы ей забавным, но сейчас это самодовольное лицо вызывало у нее только отвращение. Однако он не дал ей времени на анализ своих чувств.