— До этого мы знали о ней очень мало, но в некое время Господь открыл мне глаза. Я посмотрел внимательнее, и увидел, что мое видение было верным. Господа и друзья мои! Я узнал эту женщину, и теперь, в присутствии многих достойных рыцарей я хочу открыть вам ее истинное имя: это леди Ева из Торнстона! Я свидетельствую это!
По толпе гостей пробежал удивленный ропот, перешедший в громкие возгласы. Глэдис глянула на священника, и увидела на его лице растерянность, смешанную со страхом.
— Я знаю, как невероятно это звучит, ведь прошло столько лет, и мы были детьми, — продолжал сэр Роджер, — Но, друзья, если кто-то может оспорить мои слова, то пусть этот человек сделает это сейчас! В свою очередь, я готов отстаивать свою правоту пешим, или конным, с копьем, или мечом, пока не умру, или не докажу, что я прав! Итак! Готов ли кто-то принять мой вызов?
Воцарилась тишина. Казалось, слышно было, как скользят по цветным стеклам солнечные лучи. Молчание длилось так долго, что у Глэдис вспотели ладони. Она ждала, что вот-вот кто-то выйдет и скажет, как в кино: «Я заявляю, что это ложь!»
— Что ж, — нарушил тишину сэр Роджер, — Ваше молчание подтверждает, что на мои слова нечего возразить! Но если кто-то захочет это сделать, я всегда готов защитить истинность того, что только что сказал! И я объявляю эту женщину Евой из Торнстона!
Гости приветственно взревели в ответ.
— И я беру ее в жены! — новый взрыв приветствий.
— И в присутствии достойных свидетелей я признаю ее ребенка, мальчика по имени Джейсон, своим сыном! — новые приветственные крики.
— И я готов взять замок Торнстон и принадлежащие ему земли в качестве приданого!
«Ай да сэр Роджер!» — подумала ошарашенная Глэдис, — «Вот значит, как делаются дела в этом Средневековье! И поправил Джею родословную родовитой мамой, и прибрал к рукам спорную землю!»
Между тем, одобрительные крики постепенно смолкли.
— Э-э… Ну что ж, — произнес наконец отец Квентин, — Сэр Роджер, леди Ева. Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой! Поцелуйте же супругу.
Сэр Роджер повернулся к Глэдис. Она тоже повернулась к нему, но подумала: «Если ты это сделаешь, ты покойник!» Наверное, эта мысль очень ясно отпечаталась на её лице. Но он, как ни в чем ни бывало, поднял свадебное покрывало, едва коснулся губами ее лба, и тут же опустил легкую ткань. К ним бросились гости с поздравлениями и пожеланиями. Джей добрался до матери, и, вцепившись в ее руку, прижался к боку. Откуда-то изнутри поднялась теплая волна нежности. Строгий наставник старательно смотрел в другую сторону. Глэдис вдруг почувствовала невероятное облегчение. Ощущение нереальности происходящего как будто получило свое подтверждение. Прежняя жизнь закончилась. Глэдис нет места в этом мире. Отныне все, что будет происходить, произойдет не с Глэдис Джонсон, а с леди Евой из Торнстона. И, наверное, это правильно.
Часть вторая
Леди Ева
Глава 1. Другое имя — другая жизнь
Леди Ева сидела у окна и писала. Изящный инкрустированный столик она давно приспособила для записей. В последние годы она стала вести дневник — начала его в свои первые дни пребывания в замке Блэкстон, когда скучала. Вырванная из круга привычных занятий, она не знала, куда себя деть. Еду приносили каждый день прямо в комнату, одежду тоже доставляли по первому требованию, переданному через Мэри. От нечего делать, она попросила пачку пергамента и стала записывать свои впечатления и воспоминания об этом мире, стараясь изложить все в хронологическом порядке, начиная со времени, когда жила в семье Белоручки Боба. Практиковать она еще не могла, так как ее усиленно охраняли. Правда, потом охрана стала менее строгой, и при желании можно было сбежать. Только привязанность к сыну держала ее в замке и в этом мире, пока мальчик взрослел.
Вначале Ева жила от одной встречи с сыном, до другой. Он по-прежнему приходил часто, сначала в сопровождении Китни, или наставника, потом, года через полтора-два стал приходить один, и уже менее регулярно — иногда пропадал на несколько дней. Нянька исчезла вскоре после того, как мальчик поселился в комнате своего наставника, сэра Алана. Джей в свои пять лет был очень самостоятельным. Видимо няньку сэр Роджер нанял только на первое время, ещё не зная, как воспитан ребёнок. Сначала мальчику приходилось тяжело. Обязанностей у пажа много. Он уставал, но не жаловался. Отчасти, стеснялся в присутствии Китни, а потом, видимо, привык. Ева стала подозревать, что если ей вздумается сбежать, Джейсон, пожалуй, не уйдет вместе с ней.
Жизнь в замке ему явно нравилась. Он прибегал то радостный, то возбужденный, и рассказывал о том, куда ездил с отцом и наставником — об охотах и турнирах, о замках других рыцарей. Здесь он был на месте, ему ничто не грозило, он был защищен, и только здесь могла осуществиться его мечта — стать рыцарем. Ей ничего другого не оставалось, кроме как жить рядом с ним и попытаться сделать из сына не только хорошего воина, но и образованного человека. По мере того, как он подрастал, она стала заниматься с ним естественными науками, насколько сама в них разбиралась.
Он любил математику и геометрию, с интересом изучал анатомию, биологию и астрономию, основы физики, в которой, правда, сама леди Ева не была особенно сильна. К химии был равнодушен, и терпеть не мог географию, хотя в карте разбирался хорошо и при желании мог начертить простейший план местности. Мать относила это за счет того, что не умеет хорошо объяснять эти предметы. Литературы в его жизни просто не существовало, хотя читать и писать он умел. Немного интересовался историей.
Сэр Алан учил его кодексу рыцарства, владению оружием, манерам. Леди Ева не со всем в его воспитании была согласна, но в целом, ощущала благодарность к этому человеку. Куда бы он ни собирался взять с собой пажа, Джейсон непременно отправлялся к ней, чтобы «испросить благословения у матушки».
Китни тоже обучал мальчика — в основном, учил разбираться в качестве разных доступных материалов, доспехах, боевых лошадях, но ещё, что немаловажно, знакомил с разными службами замка, с организацией охраны и снабжения.
С Китни Ева познакомилась гораздо ближе. Он приводил Джея на встречи, и иногда тоже разговаривал с леди. Она сначала принимала его холодно, но потом прониклась даже чем-то вроде симпатии. Его родители давно жили в замке, отец был сенешалем. Китни сначала просто рос вместе с сэром Роджером, а потом тоже стал исполнять обязанности сенешаля. Сражаться он умел не хуже рыцаря, но с предками не везло. Они то женились, то выходили замуж за людей, у которых где-то недалеко в роду были сервы (подобие рабов), и рыцарские шпоры Китни не светили, да он уже и махнул рукой на рыцарство. Он был из тех людей, которым достаточно сознания хорошо исполненного долга. Как-то она спросила его, осуществил бы он, в самом деле, свою угрозу применить к ней пытки в тот раз, когда заманил ее в ловушку. Он смутился, но глаза весело блеснули:
— Что Вы, миледи, сэр Роджер тогда строго-настрого приказал, чтобы ни один волос у Вас с головы не упал, только Вы же этого не знали, верно? А у меня был приказ — найти мастера Джея… Вот и решил припугнуть. А Вы здорово тогда меня приложили, долго потом болел. Ну да видно, это кара Господня за то, что я хотел обидеть женщину… — теперь настала очередь смутиться Еве.
Что касалось сэра Роджера, отношения с ним напоминали «холодную войну». Она старалась избегать всяческих встреч с ним. Он напротив, пытался оказывать ей знаки внимания, присылал подарки, которые она либо возвращала, либо хладнокровно сваливала кучей в сундук и забывала про них. Потом попытки добиться ее расположения как-то сами собой сошли на нет.
Однажды он ввалился к ней в пьяном виде после пира. Она не ожидала этого и применила то, что позже про себя назвала «методом Вальтера Скотта» — вскочила в оконный проем, распахнула раму, и пригрозила, что прыгнет вниз, если он попытается приблизиться. Как ни странно, угроза сработала безотказно. Рыцарь постоял ещё немного и ушел. Мэри в этот момент, несмотря на поздний час, находилась в комнате леди, просто составляла компанию, потому что спать было невозможно — в большом зале сильно шумели. Сцена произвела на девушку сильнейшее впечатление.
— О, миледи! — полушептала она, глядя на Еву восхищенными глазами, — Это так прекрасно! Вы были готовы защитить свою честь даже ценой жизни! Просто ангельская чистота!
Ева промолчала, но ей стало немного совестно: исполнить обещание покончить с собой, ей было не так трудно, как думала простодушная Мэри.
После этого случая её попытались перевести на нижние этажи, даже собирались построить для неё жилое крыло, хотя места во дворе не было, и пришлось бы снести часть хозяйственных построек. Но эти планы кончились ничем — она уперлась, и отстояла свою комнату. Сэр Роджер, наконец, сдался и оставил всё как есть. Он ни разу не попытался повторить событий их первой встречи. Но она по-прежнему ненавидела его всеми фибрами души. Иногда ненависть была настолько сильной, что леди Еве казалось, что ее спалит изнутри. Это уже было что-то болезненное, но она ничего не могла с собой поделать.
В замке, похоже, никто не знал причин таких взаимоотношений владетельных супругов. Ева не рассказывала о первой встрече с сэром Роджером никому, даже Мэри — просто не могла. Да и он, кажется, тоже не распространялся на эту тему. По крайней мере, Китни, его ближайший помощник и друг, ничего не знал. Об этом леди Ева могла судить по тому, как он иногда, как бы издали заводил разговоры о том, как милорд хотел бы заслужить ее расположение, и что препятствий для этого нет. В конце концов, она просто запретила ему разговаривать на эту тему. Несколько раз до нее долетали разговоры служанок. Они считали, что сэр Роджер бросил когда-то миледи беременной, потому что был женат, мол, слишком поздно они встретились тогда, а она теперь простить его за это не может. Видимо, общественность выдвинула свою версию событий, и успокоилась, сочтя ее приемлемой.
Примерно через полгода после того, как Ева поселилась в Блэкстоне, охрана стала лояльнее, и Мэри как-то раз предложила:
— Миледи, почему бы Вам не выйти утром к воротам — все леди так делают!
— Зачем это? — рассеянно поинтересовалась Ева.
— Утром возле ворот всегда собираются люди. Торговцы приходят, бедняки за милостыней. Кто-то что-то расскажет — все какое-то развлечение. Нельзя же все время сидеть в комнате!
— Что же я могу им дать в качестве милостыни? У меня ничего нет.
— Зайдем на пекарню, на кухню, возьмем корзинку еды, у них всегда что-то остается с вечера, а днем они приготовят свежее.
Предложение было заманчивым, и Ева согласилась — действительно, какое-никакое, а развлечение.
Погода выдалась хорошая. У ворот собралась небольшая толпа — человек десять-пятнадцать. И как бы невзначай здесь же со скучающим видом расположились двое стражников. Ева была уверена, что это для того, чтобы пресечь любую её попытку отдалиться от замка. Женщины раздавали хлеб и печеные овощи, кто-то из крестьян передал послание для сэра Роджера, Мэри взяла заботу о документе на себя. Наконец, когда и милостыня, и темы для общения были исчерпаны, Ева неожиданно для себя самой сказала:
— Что ж, мне больше нечего вам дать, но если среди вас есть больные, я могла бы их осмотреть.
Сразу отозвались двое, и Ева занялась привычным делом. Она жалела только, что не взяла медицинскую сумку. Руки и глаза быстро вспоминали подзабытые уже навыки, а сама Ева ощущала удовлетворение, и весь день потом настроение у нее было приподнятое.
Вернувшись в комнату, она первым делом извлекла заброшенную в угол, изрядно запылившуюся медицинскую сумку и обследовала ее. Не все лекарства сохранились. Часть порошков высыпалась, когда ее везли поперек седла, но хирургические инструменты, к счастью, уцелели. Они были завернуты в прокипяченную ткань и сверху — в кусок кожи. Объемный и довольно тяжелый сверток развернулся тогда поперек сумки и застрял. Это была хорошая новость. Плохая заключалась в том, что более половины стеклянных пузырьков разбилась или пропала, и это действительно большая потеря. Леди Ева пожаловалась Мэри, но та всплеснула руками:
— Ах, миледи, не беда! В замке же есть свой стеклодув! У него, правда, сварливый нрав, но если с ним договориться, он для Вас всё-всё сделает!
Стеклодувы были очень редкими мастерами. Секреты их ремесла скрывались не хуже военной тайны, так что присутствие такого в замке было просто невероятной удачей.
Его звали маэстро Винсенте. Он требовал исключительно такого обращения. Маленького роста, коротконогий, широкогрудый, темнолицый, с яростным острым профилем, он напоминал ястреба. Леди Еву он встретил церемонно-сдержанно. Когда она объяснила, что ей нужно, его черные глазки блеснули интересом:
— Миледи нужны флакончики, как для духов, но зачем так много?
— Может, другие женщины держат в них духи, но мне они нужны для лекарств, — улыбнулась Ева.
— Вот как? Миледи знает толк в лекарском искусстве? Ну, тогда это меняет дело! Для лекаря у маэстро Винсенте найдутся такие флаконы, какие нужно! Только скажите! Если не считать ремесла стекольных дел мастера, то нет ремесла почетнее, чем лекарь!
— К сожалению, маэстро Винсенте, не все так считают, — покачала головой женщина, — один раз меня чуть не сожгли на костре как ведьму.
Маленький стеклодув мгновенно переменился в лице:
— Разбойники! — закричал он, сверкая глазами, — Негодяи!! Висельники!!! Неблагодарные скоты!!!
— Вот что я скажу Вам, миледи, — продолжил он, отдышавшись, и более спокойно, — Когда человек умен, да, да! Когда он умен, и владеет ремеслом, он всегда будет гоним чернью, которая не понимает, как он делает то, что умеет! Это Вам говорит маэстро Винсенте! Но Вы — Вы всегда можете обратиться к маэстро Винсенте, и он всегда готов услужить умному человеку, да, да!
Расстались они по-дружески. Теперь решился не только вопрос с флаконами для лекарств, но можно было подумать и о лабораторной посуде для получения более качественных вытяжек и соединений.
Они общались и после, и леди Ева узнала историю стеклодува. Он был учеником венецианского зеркальщика. Секрет зеркального покрытия мастер ученику не доверял, но в работе со стеклом Винсенте не было равных. Проработав у мастера за гроши около семи лет, Винсенте решил, что ну его, этот зеркальный секрет. Ему вполне хватило бы работы стеклодува, чтобы безбедно жить. Мастер только обещал открыть ему тайны ремесла, но на деле просто держал этим при себе способного молодого человека. Пора было подумать о вступлении в цех мастеров стекольного дела, и стать самостоятельным.
Но, видимо, это не входило в планы его наставника. Поняв, что ни уговоры, ни угрозы, ни обещания на ученика уже не действуют, мастер настрочил на него донос с обвинением в колдовстве. А так как у Винсенте, как у любого мастера, с опытом появились свои секреты, то основанием для обвинения послужили тонкости дела, которые, якобы, больше никто не мог повторить. К счастью, молодого человека предупредил сын мастера, с которым они были большими друзьями, и Винсенте успел бежать, буквально на несколько шагов разминувшись на улице со стражей, которая шла его забирать.
В порту он напросился пассажиром на первый попавшийся корабль, который готовился к отплытию. Так он оказался в Англии. Здесь, правда, вступить в цех стекольных мастеров для иностранца было практически невозможно, но случай свел маэстро Винсенте с сэром Роджером, которому захотелось иметь в замке такого мастера. В целом, оба остались довольны. Здесь маэстро Винсенте получил возможность спокойно работать, и все почести, полагающиеся мастеру, а сэр Роджер регулярно получал изделия из стекла самого высокого качества.
Но все это леди Ева узнала позже, а в этот день предстояло ещё одно дело, настолько же нужное, насколько и неприятное для нее — разговор с сэром Роджером о помещении для приема больных. Разговор шел трудно. Леди Ева объявила, что хочет продолжать медицинскую практику, и для этого ей необходимо помещение и свобода передвижений для сбора трав.
Насчет помещения решили быстро. Пока можно было занять старую пекарню поселения ремесленников, которую уже не использовали и собирались сносить, а потом сэр Роджер обещал построить домик, такой же, какой был в замке сэра Джейкоба. Относительно свободы передвижений соглашение так и не было достигнуто. Выпускать ее за пределы замка лорд решительно не желал. В конце концов, по его словам, травы можно выращивать и в цветнике возле донжона. После долгих препирательств дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Сэр Роджер был непоколебим: травы выращивать на месте, или ей будут приносить их прямо в замок. Раздосадованной Еве пришлось с этим смириться.