Однако все остальные договоренности были выполнены. К концу весны заработал свежепостроенный «медпункт» в поселении ремесленников. В комнате Евы появился стул и ещё один стол, большой, с крепкой дубовой столешницей. На нем теперь стоял набор лабораторной посуды, горелка с треножником и целая армия разнообразных флаконов. Травы ей приносили больные или кто-то из бывших пациентов. Ей конечно спокойнее было бы собирать их самой, но выбора не оставалось. Часто к воротам приходили торговцы, и у них можно было раздобыть редкие ингредиенты.
Жизнь в замке текла удивительно спокойно и размеренно. Иногда устраивались пиры, охоты, на которые съезжались гости, но леди Ева никогда не принимала в них участия, к большому огорчению Мэри. Но на двух торжествах она все же побывала: их она никак не могла пропустить.
Одним из них была свадьба Китни. Примерно через три года после прибытия Евы, он женился на милой, скромной женщине по имени Глория, которую привел из деревни. На торжестве присутствовали все слуги замка, включая маэстро Винсенте. Так как Китни не был рыцарем, настоящего пира не давали, но во дворе накрыли большой стол, а на кухне приготовили множество вкусных блюд. Ева сердечно поздравила молодых. Было очень весело. Музыканты играли какие-то простые жизнерадостные мелодии. Маэстро Винсенте, слегка улыбаясь, посверкивал острым орлиным глазом в сторону стайки хихикающих девушек. Молодежь плясала, старшее поколение степенно поднимало кружки с элем и вином. Потом все дружно пели. Некоторые песенки Ева знала с детства, другие не знала совсем, и даже подумала было, что неплохо бы их записать, сохранить где-нибудь в тайнике, а потом показать специалистам в своем времени. Ей не хотелось уходить с этого праздника, но появился сэр Роджер, тоже с поздравлениями, и она с сожалением покинула двор, несмотря на настойчивые уговоры Китни и его супруги.
Другим важным событием в жизни Евы стало повышение Джейсона до оруженосца, когда мальчику исполнилось девять лет. Традиционно, это не отмечалось пиром, но сэр Роджер нашел предлог для торжества, и получилось, что Джей все же стал центром праздника в этот день. Ева даже заглянула в большой зал ненадолго, чтобы поздравить сына, чем вызвала неудовольствие Мэри. Девушка считала, что в такой день мать просто обязана веселиться вместе со всеми целый день, и даже ночь, пока все гости не уснут. Сама она очень любила праздники, и когда случались пиры, постоянно бегала в большой зал, чтобы посмотреть, как идет веселье. Вообще, служанка была девушкой жизнерадостной, и в замке ее, похоже, любили, по крайней мере, если нужна была какая-то информация, Мэри всегда умела ее раздобыть. Все о ней хорошо отзывались, но добрые чувства проявляли как-то сдержанно.
Ключ к этой загадке Ева получила очень скоро, как только сама начала чаще появляться во дворе и разных службах замка. Здесь ей пришлось столкнуться с Ведерной Салли. Со времени свадьбы горничная не попадалась ей на глаза. Но теперь Ева стала часто заходить на кухню утром, и иногда заставала там Салли. Где появлялась горничная, там сразу стихали разговоры, или переходили на ничего не значащие темы. Общаться с ней Еве не хотелось, она с детства недолюбливала женщин-алкоголичек, а здесь все признаки были налицо. Ведерная Салли же, при виде Евы сразу принимала позу «руки в боки», или наоборот, скрещивала их на груди и стояла так, провожая недобрым взглядом. Причину такого поведения Ева не понимала. Понятно было только одно: Салли побаиваются в замке, а сама Салли терпеть не может Еву.
Леди Ева пыталась выяснить причины у Мэри, но та, против обыкновения, глядя в пол, повторяла, что ничего не знает. Выяснить отношения все же придется, это Ева предвидела абсолютно точно. И однажды случай представился.
То утро началось так же, как и все остальные. Леди Ева проснулась, умылась и оделась.
— Странно, завтрак запаздывает. И вчера тоже, и позавчера… Я же говорила служанке, чтобы приносила его пораньше, — поделилась она своими мыслями с Мэри.
— Это оттого, простите меня, миледи, что Вы не умеете приказывать, — ответила девушка, — Вон, сэр Роджер как рыкнет! И все бегут исполнять. Да и мастер Джей уже научился… А Вы так говорите со всеми, как будто просите. Так нельзя. Вы леди, Вы стоите выше, чем мы все вместе взятые! Вы построже…
Краска бросилась в лицо Еве. Она никогда не думала о своей интонации, и обращалась ко всем вежливо, как ее учили в детстве. Слова Мэри нуждались в проверке, и вопрос с завтраком она решила прояснить сама. Молодая женщина спустилась на площадку большого зала, где никого не оказалось, тогда она спустилась ещё на этаж ниже. Здесь стояли служанка и Ведерная Салли. При виде Евы горничная, как всегда, набычилась.
— Почему мне до сих пор не принесли завтрак? — спросила леди Ева спокойным холодным тоном.
— Почем я знаю, — нехотя ответила служанка.
— Так пойди и выясни!
— А у нее приказ, — развязно вмешалась Ведерная Салли, — Убраться в большом зале. Иди, Пегги, что стоишь! Сэр Роджер не любит ждать.
— Я разве спрашивала тебя, Салли? — Ева даже не взглянула в сторону горничной, — Пока что я леди этого замка, а не ты.
— А ты, — она повернулась к служанке, — Почему ещё здесь? Что, кухня находится на краю света? Успеешь и сбегать туда, и убраться! Давай живо!
Она никогда так не разговаривала раньше, и обе женщины как будто остолбенели, а потом та, которую назвали Пегги, опрометью кинулась к лестнице во двор и исчезла из виду.
— Посмотрим, что скажет сэр Роджер, — прошипела Салли, и побежала вверх по лестнице, сердито стуча башмаками.
Еве принесли завтрак — сыр, хлеб, вареные яйца и овсяную кашу — очень быстро, не успела она закрыть за собой дверь. Помощница кухарки торопливо выставляла из корзины керамические горшочки. «Надо же, совет Мэри работает», — молодая женщина внутренне улыбнулась и сделала зарубку в памяти.
Не успела она покончить с едой, как в комнату шмыгнула с заговорщическим видом Мэри.
— Ой, миледи, — хихикнула она, — Что сейчас было! Ведерная Салли побежала к сэру Роджеру жаловаться, что Вы отправили на кухню служанку, которой он приказал убираться в большом зале. Она всегда так делает. Так он вызвал эту служанку и кухарку и отругал их, почем зря. Сказал, что леди должна получать свой завтрак вовремя. А потом Салли: «Все в замке должны слушаться леди!» Она потом на кухне так разорялась — вот умора!
— Не пойму, Мэри, что тут смешного? Какая-то глупая ссора!
— Ну как же! Она же… — Мэри запнулась.
— Да говори же, наконец, — рассердилась Ева, — Это что, связано с сэром Роджером?
Мэри только кивнула, заливаясь краской.
— Запомни, Мэри, мне глубоко безразлично, что там происходит у сэра Роджера с другими женщинами! Но я должна знать, что происходит в замке! Это моя жизнь!
И служанка, виновато поглядывая на Еву, рассказала, что Салли тоже выросла в замке, вместе с Китни и сэром Роджером. В молодости она была очень хорошенькой, но уже тогда любила выпить. Стала горничной, прислуживала господам, рано забеременела. Поговаривали, что от сэра Роджера, но кого родила, и куда потом дела ребенка — неизвестно. Потом, после смерти первой жены милорда, забеременела опять, и всем рассказывала, что теперь точно ребенок от сэра Роджера. Когда родился мальчик, ходила такая гордая, как будто уже видела себя хозяйкой замка.
Но мальчик рос неправильно. Только в полгода научился переворачиваться на животик и держать голову. А потом и вовсе выяснилось, что он дурачок, да и на милорда совсем не похож. Разговоры об отцовстве сэра Роджера прекратились. Мальчик сейчас присматривает за скотом, да и то — только воду носит, и убирает помет, больше ни на что не годен. В то время Салли начала прикладываться к кувшину уже основательно. Хвасталась, что за вечер может выпить целое ведро эля. Отсюда и пошло ее прозвище. Но по-прежнему считается, что она может заходить к милорду в любое время.
Что до него, то хотя он и смотрит сквозь пальцы на ее выходки, но что-то не заметно было, чтобы он ее так уж любил. А в последнее время и вовсе к ней охладел, вот она ни одной молодой, хорошенькой девушке в замке, будь то служанка, или чья-нибудь дочка, житья и не дает. Когда милорд женился, она всем рассказывала, что это только для виду. Так что отповедь, которую Салли сегодня получила, просто обрушила ее с небес на землю.
Ева слушала, и диву давалась таким хитросплетениям судеб. Теперь поведение горничной становилось понятным. Ай да сэр Роджер! Она решила не обращать внимания впредь на враждебность Салли. А для Мэри стать служанкой госпожи, которая существует «для виду», наверное, было своеобразной ссылкой, — поняла леди Ева. И ведь эта ссылка была совершенно напрасной. Салли пыталась отвоевать то, на что и так никто не посягал.
Впрочем, задерживаться на этой истории Ева не стала, и постепенно все успокоилось. Так прошло девять лет. В это лето Джейсону должно исполниться четырнадцать. Уже пять лет, как он произведен из пажей в оруженосцы.
Если не считать нелепого конфликта с горничной, то можно было бы сказать, что в замке царил покой, и это было удивительно. Даже до Евы часто доходили слухи о вооруженных стычках из-за других земель, или наследства. Порой к ней привозили солдат, раненых в таких стычках. Они рассказывали, как то тут, то там осаждали, или защищали замок, но Блэкстона эти бури как будто не касались. Здесь было всегда тихо.
Джей объяснял это тем, что замок основательно укреплен, люди хорошо обучены, и об этом всем известно. Кроме того, о сэре Роджере идет слава как об искусном в воинском деле рыцаре. Да и претендовать на эти земли особенно некому. Разве что двоюродный брат сэра Роджера, сэр Адальберт мог бы поспорить за них, но у него недостаточно сил и законных оснований нет, хотя споры порой возникали и из-за меньшего.
Китни был другого мнения. Он говорил, что такое долгое затишье — это к буре, и обязательно появится кто-нибудь, желающий наложить лапу или на Блэкстон, или на Торнстон, или на то и другое. Пока же тихую жизнь замка нарушали только воинские вылазки в сторону лесов Торнстона.
Глава 2. Кровь, боль, жизнь
Строительство замка, или его восстановление — процесс трудоемкий и дорогой. Быстро это не делается. Нужно организовать доставку материалов — дерева, камня, железа. И конечно необходимы рабочие руки. Собственно, это самое главное. Обычно, к строительству замка привлекалось местное население. Йомены работали сами, или присылали своих сервов, у кого они были. Каждая семья обязана была поучаствовать в возведении зданий и стен.
Сюзерен должен защищать всех тех, кто живет на его земле, и кто принес ему вассальную клятву. В обмен на это получает продукты, необходимую работу, а иногда и военную помощь. Люди, работающие на строительстве замка, возводят не только дом для сюзерена, но и убежище для себя, или своих детей, хотя никто не гарантирует, что они успеют им воспользоваться…
С замком Торнстон дело обстояло сложнее. Когда он был разрушен, а его хозяева исчезли неведомо куда, земля осталась без защиты. Некоторое время там ещё жили семьи йоменов, но в бесхозном лесу стали селиться разбойники и нищие. Стало труднее сохранять урожай и скот. Постепенно люди переселялись кто на земли Блэкстона, кто на земли Лоувэлли. Остались только две деревни, в которых жили крепкие мужчины, организовавшие что-то вроде охранного сообщества. День и ночь они караулили по очереди, и в случае нападения воров, поднимали тревогу. Тогда на подмогу бежали все, даже женщины и подростки, вооруженные кто чем. Но это ополчение, конечно, не могло заменить настоящую армию. Разбойники тоже не хотели оставаться без добычи, а в лесах собирались все большие силы.
Если разбойники особенно распоясывались, йомены снаряжали посольство к сэру Роджеру. Как правило, он не отказывал в помощи, так как надеялся, что в будущем эти земли все же будут принадлежать ему. Когда Торнстон и вправду стал его вотчиной, рыцарь сразу взялся за дело.
В леса организовывались рейды, в деревнях устраивались засады на мародеров. Иногда среди ночи приезжал гонец из какого-нибудь поселения. Тогда башенный сторож трубил сигнал к общему сбору, и весь замок приходил в движение, как муравейник. Бежали солдаты с оружием, сновали женщины с корзинками съестных припасов для воинов, конюхи и егеря поминутно окликали рыцарей, докладывая, что все готово. Открывались ворота, и наскоро собранный отряд из солдат под командованием кого-нибудь из рыцарей, или самого лорда, исчезал в ночной темноте.
Первые два года сэр Роджер и Китни постоянно ходили в доспехах. То один, то другой, попеременно пропадали на несколько дней, потом возвращались, приводя группы пленных, человек по пять-семь. Это были в большинстве своем оборванные, грязные, дикие на вид люди. Пленные сидели во дворе, прямо на земле, после чего их заковывали в цепи, и под стражей уводили из замка. Как рассказывала Мэри, это были захваченные в лесу, или попавшие в засаду, разбойники и бродяги.
Китни тоже многое рассказывал. Пленных было относительно мало. Тех, кто пытался оказать хоть какое-то сопротивление, сразу убивали. Такие жесткие меры объяснялись тем, что бродягам нечего терять, они озлоблены и голодны. Их методы тоже не отличаются гуманностью. Настоящего оружия у них мало, но тем, чем вооружены, они владеют мастерски, и не обременяют себя правилами благородного боя.
Тех, кто оставался в живых, связывали, и здесь же, на месте, устраивали первичное разбирательство. Как правило, в такие рейды брали с собой кого-нибудь грамотного, и он записывал свидетельские показания йоменов. Пергамент с показаниями отправляли вместе с пленными. Их перегоняли в ближайший город, где был королевский судья, и предавали суду. Если на совести бродяги не было тяжких преступлений, его отпускали, с предупреждением, что в случае повторной поимки при таких же обстоятельствах, его заклеймят каленым железом и отправят на принудительные работы. Если же за пленником водились более тяжелые грехи, его вешали. Если преступлений было много, или разбойник «прославился» особой жестокостью, то казнь для него придумывали мучительную — медленно варили в кипятке, масле, или смоле.
Примерно, через год такой политики сэра Роджера разбойников и бродяг стало намного меньше. Отголоски этого разгула преступности давали о себе знать и позже, но уже гораздо реже и слабее. Со временем, когда Джейсон подрос, его стали брать с собой на эти операции. Как один из немногих грамотных людей в замке, он должен был записывать свидетельские показания. Навещая после этого Еву, он рассказывал жуткие истории о набегах грабителей, и она постепенно стала понимать, почему пленников отправляли в цепях. Она опасалась за психику сына, но в этом времени, к сожалению, такие истории были в порядке вещей, Джею пришлось привыкнуть и к этому.
Две самые крупные банды сэру Роджеру удалось уничтожить. Особенно тяжело далась борьба с одной из них. В ней было два лидера. У главаря был помощник, такой же отчаянный и опытный, как и он сам. Поэтому при случае банда делилась на два отряда и отступала порознь в разные стороны. Если один был ранен, второй брал командование на себя. Имело смысл только уничтожение их обоих.
На охоту за этим неуловимым дуэтом ушел почти год. В результате один из них был убит, а второго удалось захватить. Леди Ева видела его, проходя по двору. Даже на вид это был очень сильный физически человек. Пожалуй, даже Белоручка Боб, кузнец, в семье которого жила Ева когда-то, показался бы не таким уж массивным рядом с этим зверем в человеческом облике. И имя у него было подходящее — Чарли Медведь. Он стоял среди сидящих на земле сподвижников, несмотря на двойной набор тяжелых цепей. У этого разбойника была несколько нависающая переносица, от этого его ярко-синие глаза казались глубоко посаженными. Их взгляд был неожиданно умным и леденяще жестоким. Женщина кожей почувствовала, как страшен этот человек. Все, кто оказывался во дворе возле пленных, невольно ускоряли шаг, чтобы побыстрее пройти мимо, разговоры велись вполголоса, как будто рядом залегла смертельная опасность. Только маэстро Винсенте, не спеша, прогуливался по двору.
— Добрый вечер, миледи! — закричал он ещё издали.
— Добрый вечер и Вам, маэстро, — подойдя, поздоровалась она, — Хотя такие слова кажутся неуместными рядом с этими людьми.