Программа вторая. Выброс ночью в лесу. Район окружён поисковой группой, за ней пускают погоню. Нужно уйти, запутать преследователей, направить их по ложному следу. Обмундирование и снаряжение прежние. У загонщиков оружие, они могут пускать его в ход, в том числе, на поражение. И так нередко случалось - вслед свистели пули, близко-близко, над самой головой.
Усложнённый вариант: уходя от погони, необходимо пройти контрольные пункты. В этих точках находится противник - устранить бесшумно. Вначале Катрин не поверила ушам - ей придётся убивать людей? Своими руками? Это враги Германии из Бухенвальда и Аушвица, объяснили ей. Евреи, коммунисты, антифашисты и прочая падаль. Люди, повинные в гибели твоего отца. Тебя учили убивать, агент Гондукк, настало время применить свои знания на практике.
Осенью в горах холодает быстро, спасибо инструктору Ло, научил переносить стужу, выравнивая дыхание особым образом и разгоняя кровь по сосудам. Она ночевала в кронах деревьев, часами неподвижно лежала в оврагах и расщелинах, среди корней деревьев. Рядом ходили поисковики, прочёсывали каждый метр пространства, поэтому нельзя было не то, что пошевелиться - дышать и то было нельзя.
Она преодолевала вплавь ледяные горные озера и согревалась на бегу. Одежда покрывалась ледяной коркой, но от жара тела оттаивала и высыхала. Её гнали солдаты из полевой жандармерии, их использовали втёмную, мол, ищем беглого преступника, всех не местных задерживать для проверки. Искали без дураков, но Катрин обманывала ищеек. Однажды, наткнувшись на стадо коз, прошла мимо патрулей вместе с пастухом, прикинувшись его внучкой. Старик так и остался в уверенности, что повидал дочь своего старшего сына. Катрин это умела и делала виртуозно.
И только когда в первый раз дошло до «бесшумной ликвидации», она оробела. Объект, согбенный человек в каком-то рванье, стоял на небольшой полянке, около дерева, и затравленно озирался. И скулил - жалобно, со всхлипами, будто плакал обиженный ребёнок. Он не мог видеть Катрин, та спряталась за высокими кустами, но чувствовал приближение смерти. Понимал, что не просто так его поставили здесь и приковали к дереву цепью. Не ради игры, не ради развлечения, и даже не наказания ради. Для убийства.
До цели оставалось менее десятка метров. Один бросок ножа, и клинок вопьётся в шею, в ложбинку под затылком. Объект - человеком его Катрин не могла назвать даже мысленно - ничего и не почувствует. Просто потемнеет в глазах, и жизнь прервётся. Но рука не слушалась, не поднималась, не находилось сил совершить бросок, и немели, подкашивались ноги...
Тогда рядом, в каком-то метре, дрогнула ветка, из-под листьев показался ствол парабеллума. Кто там стоял, может быть, Стефан Кляйн, а может, кто другой? Да какая разница, сейчас ей с полной определённостью дали понять: за невыполнение задания - смерть. Агент Гондукк мастерски выполнила бросок, жертва даже не пискнула. Спасибо молодчаге Гюнтеру, он в тонкостях преподал искусство метать ножи.
Во второй раз убивать было уже много легче.
Так закончился тридцать седьмой год и начался тридцать восьмой. Зимняя программа включала те же элементы, но осложнялась глубоким снегом. На нём хорошо были видны следы, но и укрытий снежные наносы предоставляли больше. Катрин выдали зимнее утеплённое обмундирование, сухой спирт в таблетках, шоколад, и марш-броски с учебными погонями продолжились. Из рейдов Катрин возвращалась совсем невесомой, с туго натянутой на скулах кожей и запавшими глазами. Краше в гроб кладут. Только взгляд оставался упрямым и непокорным, да во время докладов о выполнении очередного задания подрагивала родинка под левым глазом.
В лагере её теперь уважали. Никто не позволял себе насмешек, а новичков, пытавшихся зубоскалить, быстро ставили на место. Да и до шуток ли, когда эта пигалица так мотает матёрых вояк по лесам и горам, что те падают без сил мордой в сугроб, а беглянка - вон она, только ручкой помахала и скрылась за разлапистой елью. С некоторых пор все стали называть Катрин Волчонком. Была в этом прозвище щедрая доля гордости и всеобщей любви, а Гондукк, древнее скандинавское имя, не прижилось в солдатской среде.
В феврале разыгралась непогода, мели метели, полевые занятия на время отменили. Неожиданно ранним утром в лагерь прибыл грузовик, из кабины выпрыгнул инструктор Ло. Вначале Катрин обрадовалась, желтолицый тибетец казался вестником из той, прошлой жизни, к которой, казалось, никогда не будет возврата. А ей хотелось порасспросить его о девчонках, о школе. Ведь она больше так никого и не видела... Но Ло отмёл сходу всякие посторонние разговоры, сказал что он здесь не за этим. Катрин задумалась - а зачем тогда? Что делать инструктору секретного рукопашного боя в тренировочном лагере?
Ответ оказался простым и страшным. Из кузова выгрузили с десяток худых, измождённых людей в полосатых робах. Они жались друг к другу и затравленно озирались. На морозе их била крупная дрожь. Солдаты прикладами загнали узников, - а это были узники концлагерей, тут и сомневаться не приходилось, - в одну из землянок. Инструктор Ло провёл туда Катрин.
- У меня очень мало времени, агент Гондукк, - назвал он её псевдонимом. - Поэтому сразу перейдём к делу. Мы с вами изучали точки на теле человека. Вы не забыли?
Нет, она не забыла, инструктор умел учить. Показала по его просьбе точки на ладонях, шее, на лице.
- Отлично, - оценил Ло. - Все эти точки - нервные центры и пересечения потоков животворящей энергии. Если создать здесь задержку, можно привести человека в определённое состояние - от глубокого сна до мгновенной смерти. Сейчас усвоим всё это на практике, будем тренировать степень давления на ткани. Различные центры необходимо сдавливать по-разному. Иногда коротко и быстро, иногда более мягко, но и продолжительнее. Вы должны всё это почувствовать, чтобы запомнили руки, пальцы - мышцы. А не голова. Приступим.
И постучал в дверь блиндажа. Тут же ввели одного из привезённых людей.
- Возьмите его за руку, - скомандовал Ло.
Катрин повиновалась. Рука была холодная как лёд и очень худая. Под тонкой, «гусиной» кожей хорошо просматривались дряблые, перевитые тяжи мышц. Катрин невольно заглянула в лицо человека - это был мужчина. Возраст определить невозможно: из-за худобы, потемневшей пергаментной кожи, отсутствия волос на шишковатом черепе. Только в глазах плескался безмерный, всепоглощающий ужас.
Увидев перед собой маленькую девочку, человек на миг испытал облегчение. Что плохого может сделать ему такая кроха? Но когда Катрин взяла его за руку, насторожился. Напряжённое ожидание желтолицего, жадное любопытство солдата у дверей, да и сама девочка - что всё это значит? Опыт невольника со стажем кричал, бился в мозгу колокольным набатом: любое изменение в этой поганой, лагерной, обречённой жизни, которую и не то что жизнью, но и существованием назвать трудно, скорее выживанием, скольжением по грани между бытием и небытием, - не к добру. К несчастью. К новым мучениям.
Пальцы Катрин коснулись его ладони, и он вздрогнул, напрягся, даже попытался отшатнуться, но мягкие подушечки детских пальчиков уже нажали нежно и ласково, сдавили кожу ровно на тот срок, что было нужно, и узник выдохнул тяжко, но будто бы и даже с облегчением. Пришёл конец страданиям - тело мешком повалилось на земляной пол.
- Отлично, агент Гондукк, - прокомментировал Ло, пощупав у жертвы пульс. - С первой попытки и так точно выполнено! Продолжим.
Их заводили одного за другим. У Катрин была отличная память, он на зубок помнила все точки из атласа и легко находила их на теле. На ладонях, предплечьях, на шее и на лице. Нажимать можно было быстро и сильно, мягко и плотно, можно было едва коснуться чужой плоти...
Их выносили одного за другим. Грузили в кузов грузовика. После обеда Ло уехал, увозя свой жуткий груз.
Зашёл Стефан Кляйн, плеснул из фляги в кружку неразбавленного спирта.
- Выпей, Волчонок, иногда это помогает лучше всякого лекарства.
- Не нужно, - отстранила кружку Катрин. - Это было необходимо сделать...
Весь вечер и ночь она проспала как убитая. Страшненькое сравнение, учитывая, как прошло начало дня.
Весной шумно праздновали присоединение Австрии. Аншлюс! Аншлюс! - неслось со всех сторон. В составе курсантов нашлись два австрийца - пили три дня без просыпу. Ближе к лету появились устойчивые слухи, что рейхсфюрер готовит приказ о создании резервных войск СС. Все понимали, что слово «резервные», как и прочие оговорки, придуманы для отвода глаз, чтобы не злить лишний раз высший генералитет. Вермахт не желал иметь под боком вторую армию. Но это никого не смущало, рыцари «Чёрного ордена» потирали руки, уже представляя себя собственные полки и дивизии.
Вся эта кутерьма почти не коснулась Катрин. У неё была своя программа: с «мёртвой головой» ли на рукаве, или с руной «Тир» на платьице - она должна стать Валькирией, да такой, которой не будет равных. Чтобы дрогнули враги нации! Сейчас агент Гондукк уделяла больше внимания стрелковой подготовке и действиям в прифронтовой полосе. Для этих целей примерно в километре от лагеря был обустроен полигон. Бетонные и бревенчатые сооружения, имитировавшие дома, - целые и повреждённые бомбёжкой. Развалины, блиндажи и подвалы. Между ними - канавы и рытвины, заполненные водой из ручьёв. Несколько танков и грузовиков устаревшей конструкции. Разведчики устраивали здесь настоящие бои, штурмуя и захватывая сооружения. Катрин же подбиралась к объектам скрытно, используя рельеф местности. Закладывала взрывчатку, училась нейтрализовать часовых.
Наставником и помощником частенько выступал опытный Стефан Кляйн, показывая, как правильно нужно делать и то, и другое. Иногда по вечерам у костра Катрин рассказывала молчаливому Стефану немного о себе. Не о «Программе Л», и не о Кнохенхюте. Информация была строго секретной, и Катрин весь этот период жизни старалась вычеркнуть из памяти. Рассказывала о детстве, о Берлине, о своих мечтах стать сильной и красивой, как Валькирия. Слёзы уже не душили от мысли, что доля её навсегда остаться такой как есть, была лишь тихая грусть о несостоявшемся будущем. Кляйн молча слушал, у него отчего-то подрагивали руки...
А в начале лета неожиданно приехали несколько грузовиков. Крайний барак освободили от бойцов, кого-то перевели в другие помещения, кого и вовсе отправили из лагеря. Территорию вокруг барака огородили и принялись выгружать и заносить тяжёлые ящики. Никто ничего толком не знал, все строили догадки одну нелепее другой, а комендант Франк Шрёдер только делал значительное лицо.
Тридцать восьмой год выдался напряжённым. Присоединив Австрию, Гитлер принялся раздувать истерию по поводу притеснения немецкого меньшинства в Судетской области. То, что Чехословакия станет вторым шагом, никто уже не сомневался. Но помимо громких заявлений и оваций в Рейхстаге, помимо международных договоров и политических протестов, страна жила напряжённой внутренней жизнью. Принятый в 1936 году план развития экономики полностью перевёл немецкую промышленность на военные рельсы. Промышленные тяжеловесы - Круп и Тиссен, Сименс и «ИГ Фарбен» - все работали на армию, ковали острые когти орлу, вцепившемуся в свастику на государственной эмблеме Третьего рейха.
Экономика развивалась «вширь» - по пути расширения и модернизации имеющихся мощностей, но без упрочения «вглубь», без организации новых производственных линий и долгосрочных проектов. Германия готовилась к блицкригу в Европе, закладывала в своё ружьё единственный патрон и потому не имела права на промах. Неудивительно, что во всех отраслях, имеющих отношение к вооружениям, шла интенсивная работа, поиск новых решений, реализация смелых проектов.
Разработки учёных живо интересовали Генриха Гиммлера. Курируя, помимо Аненербе, ещё и работу научных центров, и в преддверии большой европейской войны, неотвратимость которой стала очевидной, всесильный рейхсфюрер назначил на лето инспекционную проверку своих лабораторий. Оправдывают ли учёные мужи денежки, в них вложенные?
Не забыл он и о таинственном «камне света», обнаруженном при раскопках у замка Вевельсбург, и лежащим без дела в зале исторической славы в Билефельде. Кристалл без промедления сняли с постамента, где он пылился долгие четыре года, и переправили в Северный Шварцвальд, на полигон СС. Здесь оборудовали лабораторию для изучения странного артефакта, собираясь, при случае, попробовать прожечь с его помощью что-нибудь прочное, лучше железное.
Подобрали специалистов, составили программу исследований и приступили к работе, соблюдая, впрочем, все необходимые предосторожности. В импровизированной лаборатории камень нагревали в тигле и охлаждали в жидком азоте, клали под пресс, облучали электромагнитным излучением в диапазоне от инфракрасного до рентгеновского. Воздействовали ультразвуком, кислотами и щелочами. Минерал оставался глухим и слепым. И немым. Он не отражал и не пропускал через себя свет или какие-либо другие излучения, не проявлялся на локаторе, не обладал свойствами магнетизма. Энергию в любом виде кристалл поглощал, но при этом не разогревался, не светился, ничего не излучал сам. С ним вообще ничего не происходило. Вывод напрашивался сам собой - поглощённую энергию артефакт преобразует в какую-то новую, иной природы. Но какую? Приборы ничего не улавливали...
До приезда рейхсфюрера оставалось совсем немного времени, а результатов не предвиделось. Учёные были в отчаянии, когда из Берлина прислали нового руководителя исследовательской группы. И оказался им ни кто иной, как Бруно Шлезвиг.
Геолог недолго собирал пробы породы в предгорьях Гарца. Благодаря заступничеству всё того же высокопоставленного родственника, скоро он был переведён в один из институтов Аненербе. Однако память об артефакте и странных событиях, связанных с ним, накрепко засели в памяти учёного. Бруно с головой ушёл в труды Карла Хаусхофера, Хильшера, Вирта, всех оккультных светил, сияющих на небосклоне Третьего рейха. Не обошёл вниманием «Тайную доктрину» Елены Блаватской, да к тому же близко сошёлся с членами «Общества ВРИЛ», влившегося к тому времени в Аненербе. Неожиданно у самого Шлезвига выявились некоторые паранормальные способности, во всяком случае, сам он в это свято верил. Со временем неудавшийся геолог стал одной из заметных фигур во внутреннем круге Аненербе, как порой называли «Общество ВРИЛ».
При этом Бруно ни на миг не забывал о кристалле. Он всё больше проникался мыслью, что судьба подарила ему уникальную возможность увидеть в действии чудотворную энергию Врил. Ту, что разлита во Вселенной, пронизывает мироздание и вбирает в себя все виды мировых взаимодействий. Превращение энергии химических связей в тепловую, тепловой в электрическую, ядерные связи и прочее, - всё начинается здесь, и, в конце концов, сюда же возвращается. То есть, источник этот неисчерпаем!
В сознании Шлезвига оформилась идея: таинственный минерал, упоминаний о котором не нашлось в самых древних документах, преобразовывает любые физические воздействия в абсолютную, «чистую» энергию Врил. И не только физические - духовные тоже, достаточно вспомнить плотника! Каким образом это происходит, является, наверное, одной из самых сокровенных тайн мироздания. И как добыть энергию из камня, тоже оставалось непонятным. Однако подобно электрическому току, который течёт от одного полюса к другому, так и здесь должен существовать некий проводник, опорная точка или направляющая плоскость, в пределах которой энергетический поток может менять направление и напряжённость. Так считал Бруно Шлезвиг.
Во внутреннем круге широко обсуждалась находка у замка Вевельсбург и его дальнейшая судьба. Медиумы и мистики открыто насмехались над учёными, на их взгляд, изначально не способных разобраться в тонких материях, связанных с артефактом. Разговоры эти не прошли мимо Бруно. Он составил отчёт, отразив свои соображения, и пробился на приём к генеральному секретарю Аненербе Вольфраму Зиверсу. К тому времени Гитлер отлучил от «Общества изучения наследия предков» первого руководителя Германа Вирта, а Гиммлер, воспользовавшись ситуацией, полностью подчинил Аненербе «чёрному ордену». Поэтому вопрос решился быстро - Бруно Шлезвиг получил карт-бланш в исследованиях по загадочному минералу и звание оберштурмфюрера СС в придачу.