— Что ж, вот и познакомились, Катя, — не удержался я, чтобы не съязвить. — То есть Дэн.
Лысый кивнул и распахнул передо мной дверь башни. Уже заходя внутрь, я понял, что дверка-то непростая. Если бы Дэн не открыл ее сам, я бы помучился с непривычки — в толщину она достигала сантиметров десяти и была полностью металлической. Некоторые сейфы при виде этого монстра покраснели бы от зависти.
— По лестнице вверх. Босс ждет вас на втором этаже.
Изнутри все было отделано таким же камнем, как и снаружи, но у меня возникло ощущение, что это не более чем обманка — стены башни слишком толстые для обычных каменных блоков. Ступеньки оказались крутоватыми, так что быстро забежать по лестнице, как я привык, не получилось. Подъем резво поворачивал вокруг центрального ствола по часовой стрелке. Я вспомнил, что в Средние века так строили специально, чтобы хозяевам башни было удобнее защищаться, чем врагам атаковать — нападающим правшам труднее размахнуться для мощного удара. Но тут явно руководствовались иными соображениями. В современном мире тот же «Макаров» даст сто очков форы любому клинку, а АКМ поставит шах и мат в скоротечной партии.
— Поднимайтесь быстрее, Иван Игоревич, — донесся голос Коломийского. — Чай остывает.
Олигарх ибн Бандитович развалился в глубоком черном кожаном кресле. Меня ждало кресло напротив — белое.
— Белые начинают и выигрывают, — пробормотал я.
— Присаживайтесь, доктор. Добро пожаловать в мой скромный замок. Спрашиваете себя, почему именно здесь, а не в доме?
— Чужой монастырь… — я пожал плечами.
— Логично, устав тут мой. Но я все же отвечу на незаданный вопрос. На меня сегодня совершили покушение. Второе за неделю. Хочу немного передохнуть. В башне мне спокойнее.
— Для неудавшейся жертвы выглядите вполне нормально.
— Ребята опытные, вот и прикрыли. Но нервы у меня все равно не железные. Знаете ли, Иван Игоревич, я немного отвык от таких сильных ощущений. Наивно думал, что девяностые уже не вернутся.
Я взял со стола чашку с ароматным зеленым чаем, бросил в нее две ложечки сахара из тонкой хрустальной сахарницы. Рядом стоял стеклянный чайничек, заполненный еще наполовину. Глоток горячего напитка неожиданно наполнил тихим, простым блаженством. Только сейчас я понял, насколько же хотелось пить. А нервы с утра на таком взводе, что горло пересохло, словно я протопал с десяток миль по пустынным дюнам.
— Надеюсь, никто не пострадал? — Я постарался вложить в голос максимум вежливости, чтобы это не выглядело издевкой.
— Еще нет, — улыбнулся мне Коломийский. Но в улыбке я увидел скрытую угрозу.
— Будете искать заказчика?
— А зачем? Я и так знаю.
— Ясно, — кивнул я, отпивая еще глоток. Вяжущая терпкость переплеталась с привкусами жасмина и какой-то ягоды. Вкусный напиток. Хоть я и люблю чай, и пациенты, бывает, приносят в качестве подарка дорогие сорта, но такого я не пробовал.
Мы немного помолчали, наслаждаясь чаем и тишиной. Казалось, башня отсекает все звуки извне. Я в который раз задумался о реальной толщине стен.
— Я слушаю вас, Иван Игоревич.
— Мне неудобно просить…
— Прекратите, — поморщился хозяин. — Давайте без расшаркиваний. Если вы еще не заметили сами и не обратили внимания на мои подсказки, мир изменился. Навсегда. И не в лучшую сторону. Так что сегодня я помогу вам, завтра, вполне возможно, поможете вы мне.
— Считаете, что мир изменился?
— Да. — И после небольшой паузы продолжил: — То, что на меня дважды напали, — уже знак. В этом городе не было беспредела много лет. Никто даже не пытался дергаться. А теперь за пять дней два раза — и к тому же разные люди, которых я считал пусть и подловатыми трусами, но неспособными ни на что серьезное. Для меня это звоночек. И еще столица…
— А там что?
— Много всего. Кратко — все идет к государственному перевороту.
— Не верится. Оппозиция уже сколько лет бесится креативно, да без толку, устраивают марши, оккупируют то памятники, то вокзальные сортиры. Да и не встречал я в Сети упоминаний…
Коломийский рассмеялся:
— Да откуда блогерам и площадной массовке об этом знать? Не их короткого ума дело. Демонстрации — лишь накипь на самом верху бульона. Все решается в глубине. И поверьте, меня уже спросили, на чьей стороне я буду.
— И на чьей же?
— На правильной, — криво улыбнулся Коломийский. — Так что в скором времени будет очень неспокойно. И в столице… и, возможно, у нас.
— Очередная «народная демократическая» революция, что ли? — пробурчал я.
— Она самая. Но свара в верхах — не наша проблема. Пусть в Москве друг другу глотки перегрызают. Сюда я их не пущу.
— А сможете?
— Смогу. Этот город мой. И тут не будет ни заокеанских советников, ни представителей нынешнего правительства, ни трижды двинутой оппозиции. Они все друг друга стоят.
— Прям благородный разбойник, — иронично проронил я.
— Есть немного. Насчет благородного можно поспорить, но я люблю этот город, а не только пользую, как администрация.
— Спасибо, что хоть не только, — уколол я собеседника.
— Ну надо же как-то жить. Вернемся к вам. Что привело вас, Иван Игоревич?
— Без расшаркиваний?
— Без.
— Мне нужно оружие. Для себя и жены.
Хозяин башни кивнул и откинулся глубоко в кресло.
— Сами сообразили или наш разговор сейчас подкинул идею?
— Сам. В городе становится опасно. И если я еще смогу постоять за себя, то жене оружие нужно точно.
— Вы правы, доктор, ой, как вы правы. — Коломийский, как радушный хозяин, подлил чай в мою чашку, потом добавил и себе ароматного напитка на пару глотков.
— Около морга торчит злая толпа, магазины грабят…
Олигарх еле заметно улыбнулся.
— …по проспектам бегают какие-то странные личности, называемые «гампами», в Сети мелькают версии одна безумнее другой, то администрацию во всем обвиняют, то врачей, то нечистую силу…
Коломийский слушал меня внимательно, время от времени кивая.
— …мой друг из милиции сказал, что ночью… — тут я прервался, поняв, что сболтнул лишнего.
— Вы про это дикое убийство Мирославских?
— Откуда вы… Ну ясно, уже доложили.
— Да, доложили. Этот город мой — и я должен знать, что в нем происходит. Ваш друг Олег Васильевич зря шарахается при одном только упоминании моего имени.
— Не думаю, что он переменит мнение.
— Я тоже не думаю, — улыбнулся Коломийский.
— Продолжим… Плюс еще ваши слова, что возвращаются девяностые, а скоро можно ожидать госпереворот с митингами и геройствующими студентами. Я хочу защитить семью, — твердо закончил я.
— Хорошо, — просто ответил олигарх. — Пойдемте.
Он плавно встал из кресла и, не оглядываясь, направился к лестнице на третий этаж. Я, немного недоумевая, двинулся следом и ошарашенно остановился на последней ступени. Вот уж не ожидал, что всего лишь несколькими метрами выше чайной комнатки расположился целый арсенал.
— Это вы из магазинов повывезли? — попробовал пошутить я. Пошутить — потому что ни в одном отечественном магазине я никогда не видел такой коллекции. И даже не предполагал увидеть.
— Уже знаете? Нет, тот ширпотреб в подвале сложили. А это мое.
Все стены — от пола и до потолка — увешены разнообразным оружием. Прерывалось это смертоносное великолепие только несколькими высокими закрытыми шкафчиками. Больше на третьем этаже башни ничего не было. Голый деревянный пол, каменные стены, шкафчики…. И десятки экземпляров оружия — автоматические винтовки, пистолеты, пистолеты-пулеметы, парочка дробовиков, снайперские комплексы с массивными тубами прицелов и тонкими сошками, убранными к стволу.
— Вы просто любите оружие или для пользы держите?
— И то, и другое. — Коломийский неотрывно смотрел на меня, видимо, забавляясь моей реакцией. — Как можно не любить, если используешь?
— Хм… Честно? Я потерялся. Не специалист по огнестрельному. Немного разбираюсь в ножах. Но ваша коллекция… просто подавляет.
Тут я вспомнил:
— Кстати! А почему ваши люди не забрали мой нож на входе? Что же они так непрофессионально?
Коломийский хмыкнул:
— Считайте это маленьким знаком доверия. Да и я никогда пустым не хожу.
— Ну спасибо, — пробормотал я, разглядывая стены, точнее, оружие на них. — Посоветуете?
— Легко, — в его голосе проскользнуло ехидство. — Вот, например, FN FAL Para, отличная штурмовая винтовка, проверенная временем и несколькими войнами. Емкость магазина — двадцать патронов, можно установить коллиматорный прицел. Или эта…
Ехидство в голосе Коломийского сменилось нежностью:
— …FN HAMR. Почти что ручной пулемет, а удобство как у штурмовой винтовки. Даже не приходится беспокоиться о перегреве — эта малышка сама за собой следит. Или Steyr-Mannlicher HS.50. Хоть она и однозарядная, но поверьте, вашему противнику больше и не понадобится. И бронежилет не спасет. Правда, тяжелая — килограммов двенадцать.
Он погладил стройный силуэт снайперской винтовки.
— Издеваетесь? — мрачно поинтересовался я. — Я город захватывать не собираюсь.
— Ну почему так сразу издеваюсь? Немного пошутил. И похвастался любимыми экземплярами. Все равно бы я их вам не отдал — привык, знаете ли.
Коломийский подошел к участку стены, увешанному пистолетами.
— Но буду серьезным. Если вы не разбираетесь в теме, то возьму тяжесть решения на себя. Вот эта штучка для вашей жены.
Я взял небольшой револьвер. Деревянные накладки на рукоять казались теплыми, как будто пистолет живой. Серебристый силуэт выглядел даже немного женственным. И еще меня удивила странная легкость оружия. В армии я привык, что короткоствол тянет руку.
— Он… очень легкий, — я прицелился в стену.
— Да. Всего девять с половиной унций. Пять зарядов.
— Хм… милая штуковина, но мне неудобно его держать.
— Он не для мужчин, — улыбнулся хозяин арсенала, забирая револьвер и укладывая его в небольшой полотняный мешочек, который успел достать из внутренностей одного из шкафчиков. Следом нырнула увесистая коробка с патронами. — Сделан специально для женщин. Легкий, простой, удобный, маленький. Именуется это изящное произведение искусства Smith Wesson Ladysmith.
— Спасибо. Теперь очередь за мной.
Коломийский задумчиво прошелся вдоль стены, высматривая только ему одному понятные особенности оружия.
— Ну, например… Как вам этот? — Он протянул руку к высоко расположенному массивному револьверу. Длинный ствол мне подсказал, что точность и убойная сила у этого экземпляра довольно внушительные.
— М-м-м, не мое. Извините.
— Принято, — согласился хозяин. — Если оружие с первого взгляда не цепляет, то лучше не продолжать. А вот…
Я его прервал:
— Можно подержать в руках этот?
Я указал на матово-серебристый пистолет с массивной рукоятью, которую прикрывали деревянные узорчатые накладки с небольшим рельефом. Спусковой крючок облегчали три круглых отверстия. Скос на нижней части рукояти придавал оружию особо хищный, стремительный вид.
— Прошу. — Олигарх с некоторым удивлением и, как мне показалось, уважением наблюдал за мной.
Как только я взял пистолет, отщелкнул и вставил обратно магазин, то понял — это он.
— Я бы хотел эту модель.
— А говорили, что не разбираетесь, — проворчал Коломийский. — Выбрали-то просто конфетку. Кольт 1911, кастом от Эда Брауна. Непросты вы, Иван Игоревич.
— Я возжелал слишком дорогую игрушку? — в лоб спросил я. — Сколько стоит? Я заплачу.
— Не в деньгах счастье, — отмахнулся хозяин оружейной. — Оба пистолета в подарок. Просто не ожидал, что вы выцепите сразу такой… м-м-м… уникальный инструмент. Но уважаю выбор. Сам люблю тысяча девятьсот одиннадцатые. А модели Брауна еще и одни из самых точных. — Он забрал у меня пистолет, положил его в мешок, добавил туда еще две коробки с патронами и порывисто протянул мне. — Владейте. Надеюсь, что мой подарок спасет жизнь вам и вашей жене.
— Предпочел бы, чтобы он не пригодился.
Долго я у Коломийского задерживаться не стал. Мы спустились к неведомо кем наполненному и подогретому стеклянному чайничку, выпили еще по полчашки. Тут хозяину башни один за другим посыпались звонки, словно ждали конца нашего разговора, и я понял, что аудиенция заканчивается. У местного барона куча дел — пора феод в норму приводить да слишком буйных вассалов угоманивать. Прощаясь, Коломийский стребовал с меня обещание, что я обязательно к нему приду с женой в гости, мол, надо дружить семьями. Я так и не понял — пошутил он или сказал вполне серьезно.
Я успел еще заглянуть в больницу и пару часов поразбираться с документами, как подошло время ехать за Машей. Удивительно, всего-то полдня на работе не был, а бумажек скопилась целая гора с пригорком. И без моей подписи большая часть дальше не пойдет. Чертова бюрократия. Эх, устроить бы ей эктомию[17], а лучше экстирпацию[18] — я бы старательно подобрал самый острый скальпель.
Жена, может, и удивилась, что я за ней заехал так рано и выдернул из конторы, но хранила ледяное молчание всю дорогу. То ли устала от работы, то ли от меня. Только когда мы свернули с трассы за городом на грунтовку и Маша узнала места, куда мы часто выезжали еще студентами, она поинтересовалась:
— Муж, а муж, ты меня что, убить и закопать решил? Зачем в такую глушь привез?
— У меня для тебя подарок. — Чуть снизив скорость, я достал с заднего сиденья полотняный мешок и протянул его Маше. — Чур, большой мне.
— Ив, ты чего? — она ошарашенно разглядывала смертоносные инструменты. — Рехнулся совсем? Где ты взял оружие?
— Коломийский подарил.
— Timeo Danaos et dona ferentes[19], — пробормотала Маша, выщелкивая барабан револьвера и заглядывая в ствол. — Милая штуковина. Как я понимаю, это мне?
— Ага.
С тех пор как мы были здесь в последний раз, дорога практически исчезла, и я еле-еле угадывал тропку между зарослями кустов и выбоинами. Послышался плеск реки — значит, наше место совсем рядом.
— Твой тоже неплох, — деловито сообщила жена. — Я такой в фильмах видела. Пострелять дашь?
— А зачем мы сюда приехали?
— У-у-у, — протянула Машка. — А я-то думала: свидание, романтика. Муж вспомнил, где мы студентами впервые любовью занимались. А мы, оказывается, пострелять приехали.
— Жена, не отвлекай. А то во что-нибудь въедем.
— Молчу, молчу, — отозвалась она и занялась револьвером.
Солнце стояло еще высоко — как раз хватит времени и на лекцию, и на практику. А там еще пару раз выберемся, и Маша освоится достаточно, чтобы не сплоховать в критической ситуации.
Я провел жене базовый инструктаж, во всяком случае то, что помнил сам с армии, и через час она уже спокойно и довольно быстро перезаряжала револьвер. Оставалось только поправить ей стойку и правильный хват показать. Хотя, с другой стороны, когда прижмет, никто, кроме настоящих спецов, особо о стойке и не думает — жми на курок, пока враг двигается, и стреляй точно в цель. Лишь опытные военные да ребята из МКПС знают, как все сделать так, чтобы влепить не просто в мишень, а в нужное место мишени.
— Машка, теперь попробуй прицелиться в меня.
— Зачем? Ты же мне только что талдычил, что нельзя целиться в человека, если не уверен, что будешь стрелять? И вообще не направлять туда, куда я стрелять не хочу?
— Говорил. Но тебе еще нужно привыкнуть к тому, что на мушке у тебя живой человек, а линия, по которой пойдет пуля, заканчивается в его туловище или голове.
— Это и так понятно, — пожала плечами Машка.
— Понятно твоей рацио. А вот твои эмоции могут не согласиться, и в критической ситуации ты потеряешь парочку важных мгновений.
— Не хочу в тебя целиться.
— Надо. Вспомни про меня что-нибудь плохое, — тут я проклял свой длинный язык, но все равно продолжил: — Представь, что перед тобой враг. И целься. На поражение.