Серебряный дождь, алмазный лед - "Осенний день" 10 стр.


- Встань лицом к стене и положи на нее руки.

Алвин подчинился. Он стоял, почти уткнувшись носом в старинный, пахнущий пылью гобелен, ждал нового приказа и от напряжения еле дышал.

- Стой смирно. Не опускай рук и не отходи от стены ни на шаг, что бы я ни делал.

Сабзиро удалось усилием воли немного пригасить сексуальное возбуждение, но у него захватывало дух от того, что он задумал. Раб умолял не бить его по лицу? Так и быть, он не станет. В это раз он накажет его по-другому. Он так провинился перед своим господином, нарушив его запрет. Ничего, небольшая порка научит его смирению и послушанию. Дракон никогда раньше не увлекался подобными играми, и плети в его хозяйстве сроду не водилось. Он расстегнул ремень и медленно вытянул его из форменных брюк. Контракт запрещал ему калечить раба, да он и сам ничего такого не хотел. Наказать надо чувствительно, но так, чтобы не причинить серьезного вреда. В этом Сабзиро проблемы не видел. Среди своих сослуживцев он славился не только устойчивостью к алкоголю, но и умением пороть. Несмотря на то, что в последние пятьдесят лет человеческая раса просто помешалась на идеях демократии, в городской страже, так же как и в армии, телесные наказания все равно применялись как средство воспитания младшего состава. Разумеется, негласно. Да и на допросах приходилось иной раз пользоваться жесткими методами. И в том, и в другом случае надо было действовать аккуратно, не оставляя следов, чтобы не давать назойливым правозащитникам никаких козырей.

Алвин вслушивался в звуки у себя за спиной и приблизительно представлял, что происходит. Сабзиро не спешил, и Маг сходил с ума от напряженного ожидания. Наконец, послышался свист, и в ту же секунду обнаженную спину эльфа обожгло хлестким ударом. Алвин коротко вскрикнул, дернулся и тут же застыл, не смея нарушить приказ господина. За первым ударом последовал второй, потом третий, четвертый... Маг больше не кричал и не рвался. Он стоял зажмурившись, вжавшись лбом в стену, царапая пальцами выцветший гобелен, до крови кусал губы и при этом изнемогал от нахлынувших ощущений. Ремень больно жалил, но боль вовсе не была невыносимой. Ее вполне можно было терпеть, и в ней было что-то такое, что заставляло его снова дрожать, но уже не от смущения и не от страха, а от острого мучительного удовольствия. Он уже сам не понимал, от чего ему так хочется застонать: от боли или от наслаждения. Сабзиро бесило молчание Мага. Ему хотелось, чтобы он стонал и кричал, умолял пощадить. Сам, не по его приказу. После шестого удара эльф все-таки не сдержался, вскрикнул коротко и отчаянно. Этот вскрик приятно стегнул Дракона по нервам, отозвался в теле теплой волной. Он отбросил ремень, подошел совсем близко, разглядывая покрытую испариной спину, едва касаясь, провел рукой. Спина была горячей, покрытой яркими четкими следами, но крови не было, он вовремя остановился.

Сабзиро почувствовал, что возбуждение возвращается, еще сильней и острее, чем прежде. Он жарко выдохнул, обжигая воспаленную кожу, и Алвин вдруг тоже ощутил, как внизу живота сладко заломило. Сабзиро заглянул рабу через плечо, заметил туго натянувшуюся в паху ткань, провел руками по влажной от пота груди, царапнув сжавшиеся в маленькие коричневые горошины соски. Скользнув вниз, накрыл ладонью то подрагивающее, тугое, что так бесстыдно обрисовывалось под тонким шелком, погладил, слегка сдавил и потянул вниз язычок "молнии". Алвин рванулся, срываясь на крик:

- Нет!! Ты не смеешь! Отпусти!!

Дракон дышал тяжело, вдавливался в эльфа горячим стояком, Маг ощущал его жар даже сквозь одежду.

- Пусти! Это нарушение!!

- Почему? Ты же хочешь... - хрипло пробормотал Сабзиро, высвобождая член раба из трусов.

Алвин всхлипнул. Он очень хотел, просто сгорал от желания, но все равно сопротивлялся. Это было единственным, в чем он имел право отказать господину, последним островком его независимости, и он собирался держаться за него изо всех сил. Иначе он потеряет остатки уважения к себе.

- Не смей!!

Дракон его не услышал. Он ласкал мокрый подрагивающий член, ощущал сумасшедшее биение пульса в тонких набухших венках, поглаживал большим пальцем багровую шелковую головку, дурея от страсти, как вдруг снова почувствовал боль, раскаленной иглой вонзившуюся в затылок. Ударило сильно, даже в глазах потемнело. Проклятый контракт. Сабзиро опомнился, тут же выпустил эльфа, шагнул назад и с трудом вытолкнул сквозь намертво сцепленные зубы:

- Пошел вон.

***

Почувствовав свободу, Алвин застонал от облегчения и одновременно от горького разочарования. На секунду у него возникло желание схватить руку Дракона и вернуть ее на место, но он ему не поддался. Он резко повернулся и выскочил в коридор, не подобрав с пола одежду. Вбежав к себе в комнаты, эльф захлопнул дверь, привалился к ней спиной, зажмурился и попробовал успокоиться. Ничего не получалось, его по-прежнему трясло, осыпало жаром, в паху болезненно ныло. Маг облизнул пересохшие губы, открыл глаза и, посмотрев вниз, наткнулся взглядом на свой возбужденный член, бесстыдно торчащий из раскрытых штанов. Какой кошмар, он даже не застегнулся, так и мчался по коридору. Хочется надеяться, что ни Беттина, ни Глим этого не видели. Судорожно вздохнув, Алвин положил руку на изнывающий от желания ствол, обхватил пальцами, снова зажмурился. Он ласкал себя, тяжело дыша, постанывая, сначала стоя, потом, почувствовав слабость в ногах, сполз по двери и сел на пол. Кончить хотелось невыносимо, но ничего не получалось. Дикое возбуждение никак не могло найти выхода. Маг сидел скорчившись, нервно двигал рукой и уже не стонал, а хныкал, почти рыдал, но разрядка не наступала. Потом он вдруг вспомнил, как умело ласкал Дракон, представил его горячие пальцы, и его тут же передернуло. Он бурно кончил, забрызгав себе грудь и живот, и еще долго сидел, уронив голову на колени.

Потом он встал, пошел в ванную и привел себя в порядок. Постоял, изогнувшись, у зеркала, рассматривая спину. На белой коже ярко выделялись темно-розовые полосы. Маг устало вздохнул, отправился в спальню и лег в постель. В эту ночь он так и не смог заснуть. Следы от ремня горели, спину саднило, он лежал на животе и задавал себе один и тот же вопрос: "Почему?" Он не понимал, отчего возбудился так сильно, да еще при таких обстоятельствах. Такого с ним не случалось ни разу.

Несмотря на скептическое отношение к любви, девственником Алвин не был. Он не стремился влюбиться или хотя бы просто завести ни к чему не обязывающий роман, обычно легко обходился без секса, не испытывая при этом никакого неудобства. Но в их Мире случались особые ночи - Ночи Свободной Любви. В эти ночи все три луны - оранжево-желтый Кейтан, зеленоватый Ллиен и маленькая розовая Уна - одновременно входили в фазу полнолуния. Полнолуния наступали в каждый из тридцати месяцев года, но тройным было только каждое пятое. В такие ночи было светло почти как днем. Сияние трех лун причудливо смешивалось, играло диковинными оттенками и колдовским образом действовало на всех достигших зрелости лесных обитателей, заставляя их нестерпимо желать любовных наслаждений. Полнолунию были подвластны все лесные народы. И благородные эльфы, и полудикие нитти, и, ведущие загадочную, скрытую от посторонних глаз жизнь, нимфы. Особенно страстными и пьянящими были летние Ночи. Зимой многие обитатели леса засыпали до весны, а те, кто бодрствовал, предавались наслаждению в своих жилищах. Зато летом в такие ночи лес просто звенел от страстных стонов любви. В такие ночи в ручьях и реках резвились наяды, высоко выскакивая из воды, сплетаясь в воздухе телами, падая обратно, поднимая фонтаны брызг до самых бледных, почти не заметных в ярком лунном свете звезд. В такие ночи болотные нимфы лимнады выходили из своих трясин и скитались по лесу в надежде найти любовь. Даже дриады покидали свои деревья в поисках приключений, хотя обычно они не отходили от них дальше чем на пару метров. В Ночи Свободной Любви прекращались ссоры и военные конфликты. Эльфы выходили в лес обнаженными, повязав на левую руку широкую ленту. Серебряный цвет ленты означал, что ее носитель ищет мужчину, золотой - женщину.

И еще в такую Ночь никто был не в праве никому отказать в любви. Влюбленные обычно держались рядом, чтобы никто не встал между ними. В то же время, если пара была вместе давно, и чувства их уже покрылись налетом времени, утратив первоначальную яркость, то такие ночи были хорошей возможностью их освежить, позволяя совершенно законным образом "сходить налево" и заново оценить в сравнении неповторимость и совершенство спутника жизни. Ночи Свободной Любви не влекли за собой никаких последствий. Женщины после них не беременели. И все, что случалось в эту ночь, не считалось изменой и, как правило, никогда не имело прямого продолжения. Иногда, конечно, случайные партнеры настолько друг другу нравились, что потом завязывались отношения, но в таком случае они все равно начинали с невинных ухаживаний, как бы с нуля, а то, что произошло в Ночь Свободной Любви, во внимание не принималось.

Бывало, что овдовевший эльф в знак траура долго не желал принимать участия в таких Ночах, пока скорбь совсем не стихала. Иногда от них отказывались по разным другим причинам. На такие случаи существовали специальные снадобья, помогавшие бороться с лунными чарами. Но Алвин никогда ими не пользовался. Он считал, что это очень хорошая возможность дать организму необходимую разрядку и при этом избежать каких-либо отношений. Лаирендил, во все остальные дни хранящий верность своей привязанности, Ночей Свободной Любви тоже не избегал. Воздержание было мучительным для юного эльфа, и он выходил в лес, повязав левый бицепс серебряной лентой. Именно поэтому лента Алвина всегда была золотой. Он не хотел еще больше осложнять и так в последнее время ставшие непростыми отношения с другом. Так что опыт у Мага был, но только с женщинами. И еще никогда, ни разу, охватившее его желание не было таким сильным. Он даже не думал, что мужчина может так его возбудить.

Прогнав эльфа, Сабзиро раздраженно пнул ногой разбросанное по ковру барахло и ушел в спальню. Там он бросился на кровать, расстегнул штаны и тоже самостоятельно получил облегчение. Ему трудиться пришлось недолго, разрядка наступила быстро. Но уже через несколько минут он почувствовал, что ему нужно еще. Драконы в сексе неутомимы и ненасытны, они способны заниматься любовью часами, одного раза им всегда недостаточно. К тому же ушастый так раздразнил его, что хоть на стену лезь. И что в нем только такого особенного? Или дело было в самой ситуации, и его возбудил не сам Маг, а восхитительное чувство власти над ним, стремление сделать обладание полным? Удовлетворив себя еще раз, Сабзиро тоже долго лежал без сна, опустошенный и растерянный. Он не ожидал, что игра заведет его так далеко. Потом усталость все-таки взяла верх. Во сне он опять кончил. Ему снился Алвин, его мокрая от пота спина, исполосованная красным, тихие стоны, искусанные в попытке не кричать, губы, круглый упругий задок, в который он сладострастно вжимался. Снился горячий влажный член, удобно лежащий в его руке. В общем, ночь у него тоже выдалась беспокойная.

Утром Дракон встал совершенно разбитым. Он быстро принял душ и, не дожидаясь завтрака, отбыл. К черту все. К черту дурацкий контракт, к черту ограничения. К черту Мага. Он теперь свободен от него минимум на месяц. И у него впереди почти два выходных. Вполне можно успеть как следует оттянуться в каком-нибудь борделе.

Глава 6

Комната была маленькой, пустой и грязной. Вытертые обои, заросли паутины по углам, пол, покрытый толстым слоем пыли, в котором была протоптана дорожка от двери. Пятачок примерно метр на метр в середине тоже был немного чище, чем остальной пол. Он купил эту квартирку в бедном районе Филиасполиса пять лет назад, специально для редких встреч со шпионом, и за эти пять лет в ней никто ни разу не убирал. Все было в таком виде, в каком оставили предыдущие хозяева, разве что паутины и пыли заметно прибавилось. Еще от прежних жильцов осталось несуразно большое, с протертой обивкой кресло и шаткий кухонный столик, который тоже почему-то стоял в комнате. Мебель была такой старой и непрезентабельной, что ее не стали забирать с собой в новую жизнь. Кресло пришлось кстати, как раз в нем он сейчас сидел и, глядя в окно, делал вид, что внимательно слушает отчет. За грязным залапанным стеклом не было ничего интересного, взгляд упирался в унылую бетонную стену девятиэтажки напротив. И он знал, что если встать, подойти к окну и посмотреть вниз во двор, тоже ничего примечательного не увидишь. Грязный асфальт, грязные машины, припаркованные у грязных подъездов, кучка малышни в песочнице с грязным серым песком, несколько мамаш с колясками на лавочке. Люди… Живут мало, стареют быстро, потому и спешат спариваться и размножаться.

На самом деле он совсем не вникал в то, что говорит шпион, он и так знал все наперед. Капитан Нуар в последние три месяца, как обычно, исправно ходил на службу, столько-то раз наведался в бар, еще столько – в бордель, раз или два посетил в выходные фамильный замок. Все. Всегда одно и то же. С небольшими вариациями. Иногда ему казалось, что он зря занимается этой до тошноты надоевшей слежкой. Тратит на такую чепуху деньги и, самое главное, время и нервы. Изворачивается, изобретая возможности незаметно выбраться сюда. А это, между прочим, тоже непросто, он высокопоставленное лицо, публичная фигура. А еще приходится бдительно следить за тем, чтобы ни с кем не столкнуться на лестничной площадке или в лифте. И, если такое все же почему-то случилось, тщательно маскироваться. И не забывать подчищать следы. Это, конечно, не сложно, отвести человеку глаза – пустяковое дело. Но все равно требует внимания и каких-то сил. И так уже тринадцать лет, с тех пор, как Сабзиро поселился среди людей. За эти тринадцать лет Черный Дракон сменил четыре города, а он четыре жалких, похожих до мелочей, явочных квартирки и шестерых соглядатаев. Шпионов приходилось иногда убирать, они со временем наглели, постепенно накапливали крохи информации о нем и все, как один, пытались шантажировать. Последний, правда, оказался умнее прочих, а, может, с более развитым инстинктом самосохранения. Он держится уже пять лет – ровно столько, сколько некий капитан Нуар проживает в человеческой столице.

Шпион старательно докладывал, сколько у капитана было за эти три месяца ночных дежурств, с кем из сослуживцев ходил на обед, какие бары и бордели посещал, насколько там задерживался. Ну что за чушь. Может, правда, прекратить все это? Ничего интересного ведь не происходит. И тут же себя одернул: нельзя, даже не думай, этот мерзкий мальчишка и его семейка уже преподнесли тебе достаточно неприятных сюрпризов. Он и так слишком расслабился в последнее время. Вначале он приходил за отчетом каждый месяц, а теперь – раз в три. Нельзя терять концентрацию, надо вникать, несмотря на то, что заранее знаешь содержание доклада. Внезапно его слух зацепился за что-то необычное. Он отвернулся от окна, взглянул на шпиона и переспросил:

- Что? Что, говоришь, он сделал?

Шпион, тощий вертлявый парень двадцати трех лет, впрочем, выглядит моложе, хотя и сильно потасканный, в тесных блядских джинсах с низкой посадкой, в коротенькой блядской майчонке, повторил:

- Он завел раба.

- В каком смысле – раба? Для постельных утех?

Назад Дальше