Парень пошло ухмыльнулся:
- Не зна-а-аю… Конечно, все может быть. Но, вообще-то, если верить хозяину магической лавки, рабский контракт он купил на пятьдесят лет.
Вот как, на пятьдесят лет? Как-то странно. Слишком долго для любовных забав, за пятьдесят лет любой партнер надоест. Интересно, что бы это значило?
- Что еще за раб, кто такой? Ты выяснил?
Шпион слегка увял.
- Нет. Нуар встретил его в аэропорту, тут же посадил в машину и увез. У меня просто не было времени что-то выяснить. Могу сказать только как выглядит, и то лишь в общих чертах. Там была такая толпа, я не смог подобраться близко. Молодой парень, высокий, симпатичный, стройный. И двигается… как будто танцует. Как эльф. Если бы не черные волосы, я бы сказал, что он и есть эльф. Хотя, тоже полностью не уверен, уши я издалека не разглядел.
- Почему ты решил, что это он?
- А больше некому. Все остальные контакты – по службе.
- Куда он его повез?
- Точно не скажу, но думаю, что в свой замок. Что-то он туда зачастил.
- А поднять задницу и съездить проверить не судьба была?
- Я не думал, что это так важно…
Ну, конечно, не думал. Просто поленился, скотина. Разумеется, таскаться за Сабзиро по кабакам и борделям Филиасполиса куда приятней, тем более, что расходы по слежке оплачивает работодатель, то есть, он.
- А что ты думал? Что мне гораздо важнее знать, с кем капитан Нуар ходит в столовую? Немедленно съезди и все выясни. И постарайся проникнуть в замок, посмотри, что там у них и как.
Он поднялся из кресла, достал из кармана ветровки конверт с трехмесячным жалованьем наблюдателя, небрежно бросил на стол.
- Как только что-нибудь выяснишь, пошлешь сообщение. Я потом перезвоню, договоримся о встрече.
Шпион схватил конверт, заглянул, наметанным глазом определил размер вознаграждения и разочарованно протянул:
- Как обычно… Добавили бы что ли. За экстренные обстоятельства.
- Какие еще экстренные обстоятельства?
- Ну как же… Думаете, легко было раскрутить хозяина лавки на информацию?
Парень недвусмысленно облизнул губы и продолжил:
- Знали бы вы, как мне пришлось стараться…
- Избавь меня от неаппетитных подробностей. Бери, что дают, и принимайся за работу. Вот когда все разнюхаешь, тогда я подумаю. Ступай.
- Как, уже? А как же…
Шпион каким-то неуловимо развратным движением приблизился вплотную, поскреб похотливой лапкой ширинку его простых черных джинсов. Ну, да. Он его иногда трахал. Даже чаще, чем иногда. Если быть точным, то почти каждый раз. Конечно, он понимал, что пачкается, прикасаясь к этому пошлому, распутному человеческому отродью и позволяя прикасаться к себе. Но он ведь не каменный. Супружеские измены среди его народа не приняты, а с благоверной у него уже лет пятьдесят отдельные спальни. Настолько отдельные, насколько это возможно. Километрах так в шестиста друг от друга. Но его это не огорчает, к ней, утонченной, прекрасно воспитанной, красивой и умной давно уже не влечет. После стольких-то веков брака. А к этому примитивному испорченному мальчишке – еще как. Несмотря на ярко-рыжие, жесткие от дешевой краски патлы с сильно отросшими русыми корнями, блудливые глаза с размазанной подводкой и повадки вокзальной шлюхи. А, скорее всего, благодаря этому. Кроме того, с этой дешевкой он мог позволить себе быть таким, каким хотел. Грубым, бесцеремонным, жестоким. Что, конечно, было совершенно немыслимо с женой. И потом, очень уж удобно: пришел, послушал отчет, заодно и потрахался. И все шито-крыто, никто ничего не знает. Но шпион его разозлил легкомысленным отношением к делу, да еще и попыткой вымогательства. Поэтому он, зная, впрочем, что тут же пожалеет, холодно ответил:
- Обойдешься сегодня. Ступай.
- Ну, как знаете.
Парень оскорбленно отвернулся, вильнул на прощанье задницей так похабно, что он чуть было не передумал, и вышел из квартиры. Он сосредоточился, мысленно проследил путь шпиона до самых подъездных дверей, убедился, что тот по пути ни с кем не встретился, снова сел в кресло. Снял сильно затемненные солнцезащитные очки, помассировал пальцами уставшую переносицу. Очки раздражали, но обойтись без них было нельзя. Он не мог позволить, чтобы кто-то увидел его нечеловеческие, цвета ртути, глаза. А темными светофильтрами в вечно солнечном Филиасполисе никого не удивишь. Распустил волосы, стянутые в тугой короткий хвост, помассировал кожу головы, обдумывая странную новость. Неужели все-таки эльф? Только этого ему не хватало. Как будто одного Сабзиро мало. Дракон и эльф, какое неприятное сочетание. Сразу приходит на ум одна стремная парочка. Те легендарные извращенцы прекрасно дополняли друг друга и, если верить историческим хроникам, а с чего бы им не верить, победить их было почти нереально. Конечно, черноволосый эльф – это странно. Это что-то вроде хилого огра или романтичного гнома. Не то, чтобы невозможно, но настолько маловероятно, что можно считать, что не бывает. Хотя, тот самый эльф, дружок презренного Фарргарра, был как раз таким. Он вдруг почувствовал, как в груди шевельнулся скользкий холодный страх. «Прекрати, - скомандовал он самому себе, - Еще ничего не известно. Сначала дождись новостей от шпиона. Когда все точно узнаешь, тогда и будешь думать, как быть. И, желательно, без паники. Ты и так уже наделал много ошибок».
Усилием воли он все-таки заставил себя расслабиться, посидел, успокаиваясь. Потом опять собрал волосы, надел очки и вышел на лестничную площадку. В этот раз он зачистил все особенно тщательно, чтобы не было никаких намеков ни на его биополе, ни на биополе шпиона. Соседи думают, что квартира все пять лет пустует, вот пусть и продолжают. Они, конечно, не способны уловить их следы, но мало ли кто нагрянет. Вызвав лифт, мысленно просканировал лестницу до самого низа, уже в кабине почувствовал, как в подъезд вошла пожилая женщина, и наложил на себя Чары Невидимости. Осторожно вышел из лифта, стараясь не задеть не только телом, но даже движением воздуха, у дверей снял Чары, шагнул на крыльцо и неторопливо направился к ближайшей станции метро. Неприметный серенький человек средних лет. В простых черных джинсах, в серой футболке под серой ветровкой, в дешевых солнцезащитных очках, с тусклыми серыми волосами, стянутыми в скучный короткий хвостик. Таких полно на улицах Филиасполиса. Почти никакой вероятности привлечь чье-то внимание. Теперь главное незаметно вернуться домой.
***
Дракон уезжал, приезжал снова. Разговаривал повелительно, смотрел мрачно и тяжело. У Мага от этого взгляда дрожали колени и холодели пальцы. Сабзиро ни на минуту не позволял забыть, кто из них господин, заставляя сидеть у своих ног, прислуживать за столом, массировать ему ступни, перестилать перед сном постель. При этом каждый раз пытался его в эту постель затащить. Алвин этим попыткам решительно сопротивлялся, хотя все остальные приказы выполнял безукоризненно, не желая снова нарваться на порку. Потому что слишком хорошо помнил, как это было. Свист ремня, жгучая боль… теплое дыхание на обожженной ударами коже… руки, трогающие уверенно и бесстыдно… внезапно вспыхнувшее желание… Он по-прежнему не собирался позволять Сабзиро ничего, кроме традиционного поцелуя, который тоже уже давно не был просто способом передачи магии, в нем была злость пополам с жаждой. Дракон целовал жестко, намеренно причиняя боль, кусая губы, грубо вторгаясь в рот языком, сжимая челюсть пальцами так, что после проступали синяки. Последнее время Сабзиро приезжал часто и поцелуем не пренебрегал никогда. Алвин уже не знал, что делать с таким количеством магии. Сила требовала выхода, Маг, дождавшись отъезда Дракона, спешил в рощу и мучил несчастный ручей, заставляя его тихие воды изгибаться арками, взлетать фонтанами и рассыпаться мелкой радужной пылью. Или поднимался на смотровую площадку башни, стягивал над замком темные тучи и обрушивал с неба потоки воды. Лето в этом году на побережье Холодного океана выдалось необыкновенно дождливым, ливни шли просто тропические и один за другим. И все равно этого было мало. Маг постоянно посматривал в сторону океанского берега, его так и тянуло устроить хороший шторм. Останавливало лишь нежелание навредить ни в чем не повинным рыбакам.
Кроме того, Алвин никак не мог разобраться в том, что происходит между ним и Сабзиро. Он уже не понимал, что им движет, почему он допускает все это. Ни одна детская мечта не стоит таких унижений. Не понимал, почему раз за разом отказывает Дракону: по-прежнему старается хоть в чем-то сохранить независимость, или ему тоже нравится мучить, причем мучить их обоих, нравится напряжение между ними, возникающее из-за не находящей выхода страсти. Не понимал, почему Сабзиро терпит его отказы, вместо того, чтобы расторгнуть договор и взять его силой, раз уж так хочет. Не понимал, почему они с таким упорством играют в эту игру, а не оставят друг друга в покое. Ему иногда даже казалось, что магия контракта уже не при чем, и все происходящее исключительно результат их собственных желаний, от начала и до конца. Одним словом, Алвин не понимал уже ничего. И чем больше старался разобраться, тем больше запутывался. Он как будто бродил бесконечными извилистыми коридорами, пытаясь выйти на свет, и не находил дороги, снова и снова натыкаясь на глухие стены.
Когда Сабзиро был в замке, Алвин просто изнывал от напряжения, и каждый раз вздыхал с облегчением, стоило Дракону уехать. Он наслаждался его отсутствием, отдыхал душой, но проходило несколько дней, и он начинал ждать. Сначала он этого не признавал, но долго обманывать себя невозможно, и он, в конце концов, смирился с тем, что чем дольше Дракона нет, тем чаще он принимается пересчитывать дни и часы, прошедшие с его отъезда. Привык к тому, что подолгу стоит у окна, глядя на дорогу. И постоянно трогает пальцами ошейник, почти желая опять почувствовать, как он стискивает горло.
В свой последний приезд Сабзиро перешел все границы. Сначала он приказал Алвину приготовить ванну. Потом велел себя раздеть и вымыть. Маг водил мочалкой по мокрому голому телу, касался жестких, рельефных мышц, умирая одновременно от унижения и разгорающегося желания, а Дракон внимательно наблюдал за процессом. Его взгляд скользил по горящим от возбуждения и стыда щекам, по обнаженным плечам и груди, трогал беззащитные соски, надолго задерживался внизу, остановившись на вздувшихся в паху брюках. Дракон прекрасно понимал, что творится с эльфом и откровенно этим наслаждался. Он заставил его вымыть себя везде… И он мыл. Мыл спину, грудь, плечи, напрягшиеся ягодицы, твердый, крепко стоящий член. Член пришлось мыть особенно долго, пока Сабзиро, хрипло рыкнув, не кончил ему в руку. После этого он разрешил ему выйти и приказал ждать в гостиной. Алвин понимал, что его провели. Дракон все-таки нашел способ получить удовольствие с его помощью. При этом его собственное желание так и осталось неудовлетворенным. Разрядиться сам Маг не решался, Сабзиро вот-вот должен был выйти из ванной, а ему очень не хотелось, чтобы Дракон застал его с расстегнутыми штанами, тяжело дышащим и тискающим собственный член. Такого унижения он бы точно не перенес, пошел бы и прыгнул головой вниз с замковой башни. Поэтому он так и сидел, дрожа от возбуждения.
Но Сабзиро и этого показалось мало. За ужином он не пустил Алвина за стол, приказал сесть на полу у своего кресла, поставил перед ним тарелку и велел есть. Столового прибора он ему не дал, заметив, что у эльфа имеются руки, справится и так. Есть с пола руками Маг отказался, за что заработал пощечину. Терпению Алвина пришел конец. Не обращая внимания на сдавивший горло ошейник, на вязкий туман, окутавший мозг, он вскочил, выбежал из гостиной и заперся у себя в комнатах. Дракон от такой дерзости пришел в ярость, потерял над собой контроль, и, выбив дверь, толкнул эльфа к стене и потащил из штанов ремень, собираясь как следует выпороть непокорного. Алвин вывернулся и вновь попытался сбежать. Сабзиро догнал его у дверей, повалил на ковер, придавил к полу разгоряченным телом и тут Маг поплыл. Тихо застонав, он обнял Дракона за шею и позволил себя ласкать. Он уже почти сдался, когда вдруг поймал взгляд Сабзиро, полный торжества и, как ему в тот момент показалось, презрения. Алвину стало стыдно, возбуждение тут же схлынуло, и он забился под Драконом, пытаясь вырваться на свободу. Дракон решил настоять на своем, но получил от контракта такой удар, что потерял сознание. Рабу пришлось сотворить пару литров воды, чтобы привести господина в чувство. Господин, очнувшись мокрым и злым, опять влепил эльфу пощечину и вызвал Глима. Слуга спустился в подвал и притащил оттуда толстую ржавую цепь с кольцами на обоих концах. Дракон отволок Мага в свою спальню, замкнул одно кольцо у него на ноге, а другое на ножке тяжелой дубовой кровати и продержал его так весь вечер и всю ночь, чтобы тот в полном объеме прочувствовал его гнев и степень своей вины. Утром Сабзиро освободил эльфа и прогнал вон, почти вытолкав из комнаты, после чего уехал.
В этот раз ожидание Алвина было особенно мучительным. Он снова забросил свои занятия, потому, что не мог думать ни о чем, кроме Дракона и их странных, запутанных отношений. Он опять почти ничего не ел, не выходил из своей комнаты. Целыми днями сидел на широком подоконнике, глядя на дорогу, берущую начало где-то за горизонтом и исчезающую в воротах замка. Ему одновременно хотелось, чтобы Дракон забыл о нем навсегда и никогда больше не появлялся, и чтобы он вернулся скорее. При этом он совершенно не представлял, что делать ему. Алвин, дрожа от волнения, мечтал склониться к ногам Дракона и позволить ему все, включая то, в чем до сих пор так решительно отказывал. Но уже в следующую минуту находил множество доводов против, начиная с фамильной гордости и эльфийской чести и заканчивая опасениями, что Сабзиро, получив желаемое, тут же потеряет к нему интерес. На десятый день Маг заметил въезжающий во двор знакомый автомобиль. Он радостно вздрогнул, но тут же изумленно застыл. Дракон в этот раз приехал не один. Вместе с ним из машины вышел какой-то незнакомый парень. Алвин попробовал убедить себя, что Сабзиро решил расширить штат домашней прислуги, но все в незнакомце – одежда, манеры, вульгарные оранжевые волосы – было таким откровенно блядским, что сразу стало понятно: Дракон притащил с собой шлюху. Сабзиро поднял голову, взглянул на сидящего в окне эльфа, усмехнулся, ухватил парня за талию, подтянул к себе и так, в обнимку, направился к дверям. Алвин смотрел вниз на опустевший двор и чувствовал, как радость в душе гаснет, сменяясь растерянностью и обидой.