Время было уже позднее. Не придут до отбоя — получат взбучку, а то еще и выговор.
— Сколько я вам должен? — позвал Микаш старую манушку, развязывая тесемки своего кошелька.
— Нисколько. Твои товарищи достаточно заплатили, — отмахнулась от его благодарности старуха и указала на веревочный браслет. — Только будь верным, даже не ей, а хотя бы себе.
Микаш попрощался и пошел звать остальных. Собрать всех разморенных и удовлетворенных товарищей было задачей трудной, но несколькими тумаками и предупреждениями он со всем справился. Правда, в лагерь они все равно опоздали. У самой границы их уже поджидал капитан Мнишек, которому они все непосредственно подчинялись.
— Где вас демоны носили? Забыли что ли, что поход еще не закончился? Где ваша дисциплина? Какой вы пример своим подчиненным подаете, а? Три дежурства вне очереди каждому. И чтобы лагерь больше не смели покидать! — распекал он их, а потом повернулся к Микашу. — А тебя вообще маршал искал. Еще и от него получишь. Думал, награду получил и все теперь? Можно дисциплину нарушать, а, герой?
— Простите! Я пойду, — Микаш засобирался в сторону маршальского шатра, надеясь, что капитан не станет дольше его задерживать.
— Да уж поторопись!
Микаш запыхавшись промчался мимо караульных и влетел в шатер:
— Простите! Этого больше не повторится. Я готов понести любое наказание, — начал извиняться он с порога.
Гэвин, потягивающий из большой глиняной кружки душистый травяной отвар, лишь коротко махнул рукой:
— К демонам наказание. Вальехиз кое-что хотел тебе сказать.
Микаш удивленно повернулся к военному помощнику маршала. Тот держал в руках какую-то бумагу.
— Да, — закашлялся он, прочищая горло. — Мы составили список невест. Если вы выберете хорошую партию и примите родовое имя жены, то есть хороший шанс уговорить высоких лордов сделать ваше назначение постоянным.
— Что? — Микаш перевел недоуменный взгляд на Гэвина. Тот непроницаемо молчал.
— Взгляните, он достаточно обширный. Молодые и старые, богатые и бедные — на любой вкус! Мы даже портретики можем попросить прислать — выберете, которая больше понравится и дело с концом. А если не пойдет семейная жизнь, так вы большую часть времени все равно в походах пропадать будете и видеть супруг лишь изредка…
— Нет, — резко ответил Микаш, глядя в упор на маршала. Пускай сам прикажет! — Я не женюсь. Если желаете, можете меня разжаловать. Я хочу просто сражаться с демонами, никакие должности мне не нужны.
— Но это глупо! — возразил помощник и собирался разразиться уже длинной тирадой, но Гэвин остановил его тихим вздохом.
— Ну вот опять старая песня. Вальехиз, оставь нас.
Помощник недовольно заворчал, но все же подчинился. Как только он ушел, Гэвин поднялся со своего места и подошел к Микашу:
— Хочешь, я попрошу у лорда Веломри руку его дочери для тебя? Мне он отказать не сможет.
Микаш затаил дыхание. Вспомнилась та злосчастная помолвка в Ильзаре. Маленькая птичка рвется из своей клетки, а силки корсетов и этикета сдавливают ее все туже, пока она и вовсе не задыхается. И вот он несет ее, лишившуюся чувств, по большой парадной лестнице в опочивальню, а лорд Веломри орет, чтобы простолюдин не смел ни прикасаться, ни даже смотреть в ее сторону.
— Нет, я не могу, — с трудом выдохнул он. — Для ее отца это будет унижением, а она меня возненавидит. Мы ведь расстались почти друзьями, она даже обещала за меня молиться. Я знаю, что это неправда, но все равно хочу, чтобы у нее сохранились обо мне хорошие воспоминания. Хочу, чтобы она была счастлива даже больше, чем хочу быть счастлив сам. Я не смогу быть ее врагом или мучителем.
— Решай сам, — пожал плечами Гэвин и снова сел на подушки. — Значит, придется искать другой способ уговорить высоких лордов.
— Вы тоже считаете меня тряпкой и подкаблучником? — спросил Микаш, пристально глядя на него. Гэвин выдержал взгляд и улыбнулся.
— А это что-то изменит? Ты станешь любить ее меньше и предпочтешь свою выгоду ее счастью? Тогда все сказанные тобой высокие слова окажутся простым лицемерием. Так что тебе точно нужен мой ответ?
Микаш качнул головой.
— Не знаю. Просто нет во мне этого — амбиций, желаний, воли. Я просто хочу сражаться и иногда видеть ее улыбку — это все. Мне больше ничего не надо.
— Даже детей? Продолжение рода?
— Так ведь нет у меня никакого рода и никогда не было. И детей быть не должно.
— Глупый ты и упрямый. Ну да неважно, потом сам поймешь.
Микаш развернулся и уже собирался уходить, как кое-что вспомнил.
— Мастер Гэвин, скажите, это правда, что говорят про вас и авалорскую королеву?
— Они до сих пор пересказывают эти нелепые слухи? Я не сентиментален. И совсем на романтичен. Война единственная моя страсть и любовница. А женщины… какими бы они ни были обольстительными внешне, в постели все одинаковые. И не стоят ни дружбы, ни уж тем более чести. Такой ответ тебя устраивает?
— Да. Но вы неправы. С особенной женщиной и близость особенная. Только с ней она и может быть. Жаль, что вы никогда этого не чувствовали.
Гэвин молчал, разглядывая густой зеленый напиток в собственной чашке.
— Еще одно одолжение можно? — набрался наглости Микаш.
— Валяй.
— Проведите со мной дружеский поединок.
Гэвин поднял голову и удивленно вскинул бровь:
— Ты знаешь, что я для тебя самый неудачный противник? Я могу использовать против тебя свой дар, а ты — нет.
— Ну и что. Зато это будет такая честь!
— Кххх, — Гэвин закатил глаза и устало вздохнул. — Хорошо, только как-нибудь потом.
Микаша улыбнулся на прощание и вышел.
А на следующий день Гэвин, ничего не объяснив, оставил армию и отправился домой на Авалор.
========== 6. ==========
К оседлой жизни привыкать оказалось не так просто. Не надо никогда ехать, добывать пропитание, просыпаться от любого шороха, мерзнуть, ждать нападения со всех сторон. Каждый день одно и то же. Вставали мы рано, умывались и до завтрака в сопровождении строгого Сезара посещали Святилище всех богов. Поговаривали, что это самый большой и грандиозный храм в Мидгарде. И вправду, ничего подобного я раньше не видела. Круглое здание, снаружи облицованное белым, искрящимся на солнце мрамором подавляло размерами. Его венчал огромный темно-синий купол с нарисованными золотом луной и звездами. Вход располагался со стороны парадного прямоугольного портика, украшенного массивной колоннадой, на которой покоился треугольный фронтон, с вырезанными на нем сценами из жизни Повелителей стихий. На широких ступеньках толпился разномастный люд. Выстраивались огромные очереди, чтобы попасть внутрь. Изнутри святилище было более мягкого светло-коричневого оттенка с редкими вставками белого и золотого. Помещение делилось на четыре части нишами, отгороженными стройными колоннами. В каждой нише располагался большой алтарь Повелителя и вокруг него меньшие для его семьи и свиты: алтарь Калтащ — золотая баба, оплетенная сочной зеленой лозой, алтарь Фаро — большая каменная чаша, откуда на несколько саженей вверх бил фонтан, а внутри плавали два карпа, белый и черный, алтарь огневолосой Хель — бронзовая чаша с неугасимым пламенем, рыжий в танце с синим, и алтарь Тэнгри — высокая деревянная фигура в окружении четырех крылатых мальчишек, братьев-ветров.
В городе было много и других храмов, каждому божеству по-отдельности, но обратиться ко всем сразу можно было только здесь, стоя в середине, когда глаза каждого Повелителя устремлялись на тебя. Сезар составил молитву специально для нас и заставил выучить наизусть. Мы просили даровать нам мудрость в нелегкий час, осветить путь и приоткрыть завесу в неизведанное в обмен на наше покаяние и смирение. Мы читали ее каждый день в рассветный час. Благодаря связям Сезара, нас всюду пускали без очереди. После каждый шел к алтарю своего Повелителя и снова читал написанные Сезаром воззвания. Просили снизойти до своих поданных, созданных по воле их, их же руками и помочь в борьбе с врагом более страшным, чем демоны. Я тоже читала. Просила отозваться, почтить своим присутствием, использовать меня как сосуд или проводника его воли. Но красивые возвышенные слова, увязанные в рифмы, казались казенными и неискренними. Совсем не такими, как я разговаривала с ним дома в святилище. Тогда я говорила, что действительно думаю и чувствую, своими неумелыми словами. И Безликий отвечал, слышал гораздо лучше, чем здесь, теперь я это поняла. Потому снова пыталась. Просила подать знак, что я на правильном пути, что он все еще рядом, все еще видит и защищает меня. Но крылатый мальчик с руной «исаз» на лбу оставался неподвижен и молчалив.
Позже я выспросила у Сезара молитву к матушке Умай, чтобы та защищала ушедших на войну мужчин и вернула их домой. Старый книжник прочитал целую нотацию о том, что меня не научили даже самым простым вещам, которые должна знать любая женщина, но потом смягчился и рассказа. И каждый раз перед уходом читала ее возле маленького алтаря с белой птицей, широко раскинувшей крылья над чашей с рисом. А потом зажигали три свечи, оплетенные рунным узором — за папу, Вейаса и Микаша — и вставляла их в рис.
После мы направлялись в лабораторию и там плотно завтракали здоровой свежей пищей: нежирным мясом или рыбой, творогом, омлетом, овощами и фруктами. И сразу же после начинались занятия.
Жерард начал с долгого рассказа о том, для чего мы все здесь собрались. Первым делом он нарисовал на грифельной доске трилистник.
— Это источник мироздания. Каждый лепесток обозначает категорию времени: прошлое, настоящее и будущее. За каждый отвечает свой пророк, который обращается к своему богу. Вместе они видят сущность всех вещей, знают судьбу каждого живого существа и место каждой твари в Мидгарде. Из трех источников образуется общий непрерывный поток, который несет людям свет и мудрость. И этот свет, и эта мудрость таят в себе силы намного большие, чем любая человеческая армия и даже мощнейший родовой дар. Только они способны спасти нас в грядущей битве всех времен, они защитят нас от великого зла, от фанатиков и ложной веры. Вы станете их сосудами, позволите им заполнить все свое существо без остатка и станете светочем для всего человечества. Но для этого нужно много и упорно трудиться. Результаты будут не сразу. Вы должны очиститься телесно и духовно, стать совершенными формами. Этим с вами будут заниматься наши наставники, — Жерард кивнул на остальных работников лаборатории.
— По мере того совершенствования вы будете чувствовать себя все ближе к богам. И после всех трудов вы услышите их глас, истинный и отрешенный от всего суетного. Это станет знаком, что ваш мирской путь закончился и настало время переместиться в новый дом-святилище в центре мироздания. И там уже ничто вас не будет тревожить, угрожать или мешать вещать высшую волю. Вопросы?
Торми с Джурией молчали. Видно, все это уже слышали, а вот я подняла руку:
— Почему именно девушки? Мужчины же к богам ближе: они и воины, и жрецы. Родовой дар у них намного раньше и сильнее проявляется.
— Такова официальная версия Совета, — усмехнулся Жерард. — Но когда вас допустят в закрытые секции Библиотеки, из тамошних хроник вы узнаете, что в прежние времена девушки участвовали в боях с демонами наравне с мужчинами. И способности их родовых даров ценились не меньше, а, может, даже больше мужских. Только потом потери стали слишком ощутимыми. Без женщин некому было рожать новых воинов. Потому им пришлось оставаться дома с детьми, пока воюют менее ценные для восстановления популяции мужчины. Постепенно женский дар стал слабеть за ненадобностью, мужчины не преминули этим воспользоваться, чтобы самим возвыситься.
— И вы так легко нам это раскрыли? — удивилась я.
— Дела давно минувших дней. Сейчас-то все равно порядки проникли во все сферы жизни и закостенели настолько, что изменить их может лишь чудо, — развел он руками в извинение. — Наша задача — не бороться с общественными устоями. Это несколько… тщетно? Мы должны достучаться до богов. Уж им-то никто не посмеет прекословить.
Я кивнула.
— Так уж повелось, что за всю историю с богами удалось связаться всего трижды. И каждый раз это были девушки. Почему? Возможно, боги посчитали их чище и достойнее. Возможно, потому что они чувствительнее к колебаниям высших сфер. А может все просто совпадение. Но решающий фактор — найти девушек для этой работы куда проще и дешевле, — Жерард обезоруживающе улыбнулся.
Симпатия к нему пересилила настороженность, и я поверила.
Все же Безликий уже выбрал меня, хоть и не объяснил толком почему. Точнее объяснение было лишь попыткой отмахнуться. Так хотелось снова его увидеть, что я отринула все сомнения и принялась за работу вместе со всеми.
Первое время было тяжело. Приходилось нагонять остальных. К тому же обнаружилось, что к большинству занятий мои способности оставляют желать лучшего. Рассеянный инженер Клемент учил нас арифметике, логике и черчению. Джурия вечерами решала со мной задачи и помогала выводить четкие линии сложных фигур на бумаге. Я поражалась ее терпению: не кричать и раз за разом объяснять, что и как нужно делать и почему у меня не получается. Сама я злилась, психовала и не могла усидеть на месте. И только ее уговорами мне удавалось выполнять сложные домашние задания. Торми же должного рвения к учебе не проявляла и откровенно валяла дурака, наплевав на осуждающие взгляды Джурии и выговоры от мастера Жерарда.
Зато танцовщица блистала на занятиях Шандора. Он учил нас гимнастике, показывал, как дышать правильно — то сморкаться, то кашлять, то стонать, то свистеть, то задерживать дыхание, чем дольше, тем лучше — даже нелепо немного и смешно. С упражнениями на силу я еще кое-как справлялась: отжаться там, подтянуться или поприседать. А вот упражнения на гибкость были моим личным кошмаром. У меня не получалось даже до носков дотянуться, спина была как деревянная.
— У каспаши мышцы как у воина и всадника, — задумчиво заметил Шандор, ощупывая меня со всех сторон. — Нужно стараться чуть, каждый день по пяди, оно получится. Можно попробовать массаж — я уметь. Это приятно. Помогать. Чувствовать себя лучше, — он поднял вверх большой палец.
— После двух лет странствий — неудивительно, — я пожала плечами. Уже успела привыкнуть, что тела здесь касаются безо всяких намеков на вожделение, буднично и для дела. И все же… от малознакомого мужчины, чужеземца из далекой восточной страны предложение прозвучало пугающе. — Не стоит, правда, я…
— Тогда картинка? Маленькая, красивенькая, — он распахнул рубашку на груди и показал переплетающиеся татуировки с изображением животных и рун. Я передернулась
— Нет, никаких картинок! — замахала я руками. — Уж лучше массаж.
Шандор одарил меня своей особенной лисьей ухмылкой.
Массаж оказался вовсе не так ужасен. Больно, конечно, особенно по-первости, такое ощущение, что все тело по косточкам разбирают, вытаскивают каждую мышцу по-отдельности и дробят. А потом несколько дней я ходила как в тумане.
— Повторить? — спрашивал Шандор скорее из вежливости.
Но после нескольких сеансов действительно стало полегче. По крайней мере, спина уже не так тянет.
У Джурии тоже не слишком получалось. Нет, с гибкостью было получше, чем у меня, а вот силы и выносливости никакой. Она честно старалась, пыхтела, но выходила слабо. И я нет-нет, да слышала, как она роптала, мол, зачем это? Лучше гимнастикой для разума заниматься, а телесная оболочка — бренна, все равно истлеет и рассыплется прахом в конце концов. Было немного смешно это слушать, но каждому позволено иметь свои причуды.
Сезар должен был обучать на истории, легендам и молитвам, но вместо этого он учил нас читать. Нет, читать по-обычному мы все умели, а Сезар показывал, как за один взгляд охватывать целый разворот книги. Для этого нужно было предельно концентрироваться, отбрасывая все остальные мысли, не проговаривать слова про себя, быстро отыскивать главное. Но самое сложное было — запоминать. Сезар заставлял нас заучивать наизусть огромные куски текста и пересказывать их слово в слово. А потом просил выделить суть и рассказать ее своими словами, чтобы быть уверенным, что понимаем, а не просто зазубриваем. Только потом, он обещал, мы перейдем к изучению значимых текстов в библиотеке.
Эти занятия выматывали сильнее всех остальных. И тут не получалось у всех примерно одинаково. Торми Сезара откровенно побаивалась, потому пыталась что-то делать. Джурия была как всегда прилежна, но уж очень тяжело ей давалось вычленение главное и запоминание его надолго, а не на пару дней. А у меня все происходило по настроению. В один день я была собрана и сосредоточена — все давалось легко и просто, а в другой дергалась от любого шороха и витала мыслями где-то далеко. Я по десять раз перечитывала одно и то же слово, не вникая в смысл.