Микаш замер на пороге, дожидаясь, когда его подзовут к пюпитру, на котором лежал толстый фолиант Кодекса, чтобы произнести клятву. Гэвин перелистывал страницы, остальные Стражи с торжественными лицами стояли по бокам от него, заложив руки за спиной. Тоже ждали. Наконец, маршал сделал жест рукой, и Микаш пошел к нему медленным церемониальным шагов, держа спину неестественно прямо.
Гэвин поднял взгляд, и мы встретились глазами. Уголки его губ едва поднялись кверху в едва заметной усмешке. С балкона его можно было хорошо разглядеть, тем более день выдался на удивление ясным и дневной свет переполнял зал настолько, что даже свечей зажигать не требовалось. Только теперь я поняла, кого одержимые называли синеглазым. Вчера, наверное, от усталости было не так заметно, но сегодня его глаза полыхали изнутри сапфировым светом, пронзали насквозь, словно видели в людях то, что те даже от себя скрывали. Черты такие правильные и острые, что казалось, об них можно порезаться. Соразмерные и гармоничные, как будто на лбу большими буквами выведено: «порода». Прямые смоляные волосы тронула ранняя седина на висках. В уголках глаз прорезались морщины. Но вчера он показался мне старше, возраста моего отца, усталость, ответственность, должность внушительная. А на самом деле ему, должно быть, не больше тридцати пяти, хотя и заметно, сильно заметно, что он работает на износ и не желает дожидаться старости.
Микаш, наконец, дошел до противоположного конца зала. Я сравнивала их. Ниже на полголовы и не такой крупный, Гэвин все равно выглядел внушительно, маршалом. Словно таящаяся внутри него уверенная, не нуждающаяся в доказательствах сила сквозила сквозь сапфиров цвет его глаз, наполняла важностью и смыслом.
Микаш положил ладонь на раскрытую страницу книги и заговорил громким, решительным голосом:
— Я, Микаш из села Остенки, которого в Зареченском крае больше не сыщешь, отрекаюсь от своей предыдущей жизни, от мирской суеты и праздных забот. С чистым сердцем и по доброй воле я принимаю обет братства и служения. Отныне я меч, что сечет орду, факел, что прогоняет тьму, ветер, что несет защиту и свободу людям Мидгарда. Да не испьет моя сталь человеческой крови, да будет моя воля крепка и стойка к соблазнам, а дух чист и справедлив, как небесный пламень, что заберет меня после смерти. Отныне я человек Безликого.
— Вверяешь ли ты ордену всего себя, свои помыслы и свою силу? — строго спросил Гэвин.
— Вверяю, — четко и уверено ответил.
— Клянешься ли ты хранить верность Безликому, своим братьям по оружию и всем людскому роду?
— Клянусь.
— Клянешься ли ты служить мне верой и правдой, защищать меня и исполнять мои приказы, не прекословя и забыв о собственных нуждах?
— Клянусь.
— Клянешься не использовать свой дар против братьев без предупреждения и прямого приказа?
— Клянусь, — Микаш склонил голову.
Гэвин вынул из ножен меч и по очереди коснулся обоих плеч Микаша.
— Я, Гэвин Комри, старший Страж и маршал Авалора, именем Безликого и возложенными на меня полномочиями Большого совета принимаю тебя, как сына и брата, и посвящаю в наш орден. Отныне и впредь я буду отвечать за твои поступки как за свои собственные. Поднимимсь, Микаш, Страж из селения Остенки, которого ныне больше не сыщешь в Зареченском крае.
Микаш коснулся губами гербового перстня на подставленной руке Гэвина, потом поднялся и поцеловал его в обе щеки.
Что ж, вот и конец… Его невероятная заветная мечта исполнилась. К лучшему или к худшему… А моя нет… Гэвин сказал, у меня есть всего неделя до того, как соберется эскорт. Нужно успеть найти духа огненного до этого времени. Он заступится за меня, я уверена, ведь я нужна ему не меньше, чем он мне.
Сдержанные поздравления отражались эхом вместе с ободряющими похлопываниями по плечам. Микаш снова поднял на меня взгляд и счастливо улыбнулся. Я выдавила из себя улыбку в ответ и помахала рукой. Они уже направлялись к двери, собирались выходить. Я стремглав выскочила из балкона и припала спиной к стене, прижав руку к бешено колотившемуся сердцу. Нет, я не хочу его больше видеть. Я не могу улыбаться и радоваться его счастью, исполнению его мечты. Я так ему завидую.
Я сбежала по ступенькам в коридор и вышла в прихожую.
— Вы куда? — удивленно спросил только что вошедший Сольстис.
— Наружу.
Я обошла его и потянулась к дверной ручке.
— Оденьтесь хоть потеплее.
Он едва успел накинуть мне на плечи черный шерстяной плащ, прежде чем я выскочила на улицу и побежала прочь, не оглядываясь.
Не знаю, чего я тогда хотела или о чем думала. Просто бежала, когда устала бежать, перешла на шаг, когда ноги загудели, а голова начал кружиться, остановилась, забилась в какой-то угол в подворотне и закрываясь от всего руками, расплакалась. Не знаю, из-за чего. Из-за того ли, что сама себя разочаровала, не смогла поддержать того единственного, кто хоть что-то в жизни старался для меня сделать. У него ведь никого кроме меня не было. И что завидую. Что не люблю. И желаю ему провала. Чтобы он вернулся и остался никому не нужным неудачником вместе со мной.
Нет-нет, надо собраться, просто отпустить. Мне совершенно необязательно больше с ним видится. Никогда. И я смогу, я найду огненного духа, обрету собственную мечту и смысл. Обязательно. Только тогда заставила себя подняться и огляделась.
Хорошо хоть из богатых кварталов не вышла, иначе бы попалась каким разбойникам и все… Защитника-то у меня больше нет. Я поднялась, растерла по лицу слезы. Холодный ветер остужал горечь. Я принялась спрашивать у прохожих, где я, как вернуться обратно и как расположены улицы. Бродила, вдыхала запах этого незнакомого южного города, пыталась понять и вжиться в него, но что-то не отпускало. Томилось в глубине души неизбывной тоской.
Микаш… Я мысленно все время возвращалась к нему, безуспешно боролась с удушливыми слезами.
Я прошла сквозь длинные ряды прилавков на центральном рынке, прогулялась вдоль ограды большого парка, так и не решившись прорваться внутрь через хмурого стражника, который дежурил у ворот. Покружила вокруг огромной главной площади, куда выходили пышные фронтоны дворцов знати, статуи прекрасных юношей и девушек обрамляли ее по периметру, в центре красовался пустой сейчас помост для выступлений. Люди спешили, люди не оглядывались, не видели меня. И я была благодарна им за свое одиночество, сейчас мне не хотелось быть ни с кем. Одной, ото всех закрыться. Успокоиться, найти силы внутри себя, чтобы жить дальше и сражаться.
Я нашла его — городок книжников. В квартале от центральной площади. Вначале были здания школы и интерната для учеников, площадки и сквер для отдыха. Дальше библиотека — символ Эскендерии и книжников. Огромное здание с колоннами подавляло своими размерами, люди шептались, что ее начали строить еще во времена Безликого, а книгохранилище распростиралось в катакомбах под землей на полгорода. Судьба каждого человека, когда-либо рожденного в Мидгарде, говорили люди, записана в свитках, что хранятся там на самых потаенных нижних ярусах. Но рачительные книжники пускали обычных посетителей только на самый верх, не желая делиться своими тайнами. Впрочем, мне сейчас не это было нужно.
Я ворвалась в толпу людей в мантиях. Видно, только что закончились занятия, и книжники разбредались по домам. Я заглядывала в их суетливые мрачные лица и не узнавала ни одного.
Сумасшедшая идея. Он ведь только во сне мне привиделся. Может, в реальности его и нет вовсе, это лишь мое воображение. А если есть, то я не смогу его узнать, потому что его образ истерся из памяти, остался лишь блеклым пятном. Глупая я, глупая, насколько нужно быть отчаявшейся, чтобы поверить, что я смогу найти его в этом огромном городе, в этом огромном университетском городке. Меня даже на территорию колледжей не пустили. Охрана в красно-черных ливреях сказала, что время приема окончено. Приходить завтра. И вправду смеркалось. Стремительно. Мгновение, и уже темно, хоть глаз выколи. Я последовала по дорожке из фонарей в сторону дворца Стражей. Он был тут недалеко, но университетский городок пришлось обходить вдоль парковой ограды. Одно преимущество — эту часть города я изучила, буду знать, куда идти завтра. Хотя куда идти… Нет, нельзя терять надежды, иначе сразу можно… в речку с моста с привязанным к ногам камнем.
В покоях маршала Гэвина меня никто не встречал. И оно было к лучшему. Я скинула плащ в коридоре и прокралась в отведенную мне комнату. Вскоре молчаливые слуги принесли мне ужин. Ела я в одиночестве и радовалась, что ни маршал, ни Сольстис, ни даже Микаш меня не ищут. Не хотела ни с кем говорить, сознаваться в своих неудачах. Одной лучше, когда ни с кем себя не сравниваешь, есть только ты, и никто не может быть лучше тебя.
Вскоре я уснула, чтобы проснуться с первыми лучами солнца. У слуг мне удалось выяснить про общественные бани. Там можно было хорошо помыться, но для этого требовалось прийти прямо к открытию, чтобы вода, которую меняли только в конце дня, была еще чистая. Мне удалось. Час я отмокала и тщательно отскребала от себя въевшуюся до костей дорожную пыль и грязь. Смешанный с лекарственными отварами пар к тому же снимал усталость и напряжение. Дышать стало чуть-чуть легче, а не так, будто ходишь по раскаленным углям, а из стен в спину тычут заточенными кольями.
Посвежевшая, я снова отправилась испытывать свою удачу в университете. Во время занятий в университетском квартале было странно тихо, почти сонно. Лишь иногда по выложенным отесанным тысячами ног булыжником мостовой спешили старшие книжники с охапками свитков в руках. Видно, они не учительствовали, а занимались «исследованиями», тем, о чем мечтал Вейас. Ему бы наверняка здесь понравилось: днем чинно-мирно изучаешь древние фолианты, «вгрызаешься в суть вещей», а вечером развлекаешься напропалую в нижнем городе. Все пухлые булочницы и миловидные цветочницы были бы у его ног. Я усмехнулась и с этой усмешкой отправилась покорять эту «благодетельную мать» знаний и духа.
«Благодетельная мать» не поддавалась. Ее не брали ни улыбки, ни лесть, ни угрозы, ни мольба. Я ходила от здания к зданию, спрашивала, чем они занимаются, не нужен ли им работник, разглядывала прохожих, настырно всматривалась в их лица. Меня отовсюду гнали: смотрели то как на интриганку, то как на падшую женщину, то и вовсе как на умалишенную. Такой я себя и чувствовала порой. Но упорно продолжала идти вперед. Но слух обо мне опережал меня, я слышала шепотки отовсюду, чурались, гнали еще до того, как с моих губ успевали срываться слова.
Это был мир мужчин, куда женщин не принимали, а кое-кто даже презирал и боялся. Женщины мне не попадались за исключением старых, иссушенных временем прачек и поломоек.
— Это не место для женщин! Ступайте в женский корпус! — не выдержал моих настырных просьб смотритель главного здания университета.
Я стояла посреди огромного холла, откуда в разных стороны шли толпы студиозусов, громко обсуждая занятия и личную жизнь. Молодежь удивленно на меня косилась, а я из последних сил цеплялась за рукав сухощавого лысого смотрителя.
— Туда идите, — он махнул рукой куда-то на юг. — Ну же, вы мешаете. Разве не видите, мальчики на вас отвлекаются. Скоро в драку полезут.
Я вздохнула и зашагала прочь под дружное улюлюканье парней в синих мантиях учеников. Не послушала смотрителя. Все равно стучалась в каждое встреченное здание.
Женский корпус, как его называли, стоял на отшибе. Для женщин здесь действительно было пару классов. Их дар был слишком сильный, влиял на здоровье и разум, был опасен для окружающих, с ним не справлялись мужчины в их роду. Но попасть сюда означало позор, поэтому девушек было немного. Гораздо больше книжников, которые исследовали женские способности, женское тело и даже душу. Как можно изучить душу? Суля по тому, что я слышала, девушек просто укладывали на кушетки и до изнеможения заставляли отвечать на вопросы, на следующий день все повторялась. И так очень долго, пока книжники не посчитают, что получили от них все.
Здесь меня любезно выслушали, но услышав мое родовое имя, сказали, что мой дар не настолько ценный, чтобы связываться с высокородными. Если отец или муж дадут дозволения, то можно приходить, а если нет… Ну да, мой отец такого разрешения никогда не даст, можно и не надеяться.
Я уже собиралась не солоно хлебавши уйти домой, как меня отозвала в сторону женщина лет тридцати пяти, писарь, как я поняла по огромной книге и чернильнице на ее столе. Она была высокая и плоская, как жердь, в огромном пенсне и вовсе похожая на стрекозу-переростка.
— Вы ищете работу? — спросила она.
Я с готовностью кивнула.
— Я вас понимаю. Мой муж меня опозорил и бросил, а отец отказался от родства. Я тоже везде ходила и просила о помощи, а все отворачивались, не смели даже смотреть в глаза, пока одна добрая девушка не подсказала мне, куда обратиться. С тех пор я считаю, мы должны держаться друг друга и помогать, раз уж живем в мире бессердечных мужчин, для которых мы лишь хлам, — она взяла мои руки в свои и улыбнулась.
Я была обескуражена, но улыбнулась в ответ. Это хоть что-то…
— Здесь неподалеку есть одна исследовательская лаборатория. Туда сейчас как раз ищут девушек-телепатов для исследования. Они из мужских корпусов, золота и влияния в совете у них больше нашего, поэтому они могут позволить себе больше вольностей. Хотят достучаться до богов. Сумасшедшая идея, конечно, несбыточная, как и многие здесь, но пока их поддерживают, девушек будут содержать в достатке. Попробуйте, может, вам повезет.
Достучаться до богов? Это же наверняка исследование духа огненного. Удача и вправду благоволит тем, кто не сдается. Окрыленная, я воспрянула духом.
— Спасибо! Спасибо вам огромное! Вы не представляете, как вы мне помогли, — от радости я даже обняла ее и поцеловала в обе щеки.
Женщина аж зарделась и без лишних сожалений вырвала из своей книги страницу:
— Это их адрес, а это мой. Заходите рассказать, как все прошло. И помните, мы, женщины, всегда должны держаться вместе и стоять друг за друга, иначе за нас никто не постоит.
Я еще раз ее сердечно поблагодарила и направилась прямиком в лабораторию.
Отыскала ее только к закату. Уже зажигались фонари, когда я вышла на узкую боковую улочку, примыкавшую к университетскому городку сбоку и зигзагом ведущую ко дворцу Стражей. Небольшой двухэтажный особнячок с фронтоном, обрамленным суровым каменным кружевом. На ступенях собралась толпа: девушки со способностями к телепатии в сопровождении мужчин из их родов. Я попыталась протиснуться ко входу, но дорогу перегородил чернявый норикиец с тонкими, похожими на тараканьи усами и недобрым прищуром болотного цвета глаз.
— В очередь! Принимают только по договоренности. Где ваш опекун?
— У меня нет… — обескураженно начала я, но тут же опомнилась и стала говорить уверенно: — Я не по вашему делу. Мне только на пару слов, это не займет много времени. Пропустите.
— Все так говорят. В очередь! Без записи вас не примут и без опекуна тоже, — он сварливо оттолкнул меня от двери, что я едва не покатилась со ступенек.
Удержалась только благодаря тренировкам с Микашем. Остальные таращились на меня неодобрительно, а то и вовсе враждебно. Я смиренно стала в конец очереди, а то еще чего доброго побьют. Минут через десять нелюбезный норикиец повел свою девушку внутрь. Внутри они были долго, все уже начали роптать, называли их пройдошливыми авантюристами. Что им понадобилось в лаборатории — я не понимала совсем. Но вскоре из дверей вышел молодой книжник в черной мантии и казенным голосом объявил:
— Прием закончен. Мы нашли того, кто нам нужен. Остальным приносим глубочайшие извинения за беспокойство и потраченное время.
Собравшиеся начали ругаться, говорили что-то про взятки и едва ли не с кулаками лезли в драку. Вот уж действительно сумасшедшие. Чего они хотят? Книжник стал грубее, пригрозил позвать патруль, и народ начал расходиться, все еще осыпая «бессовестных мошенников» проклятьями и пожеланиями всяческих напастей. Я дождалась, пока последние скрылись из виду и нырнула в дверь следом за молодым книжником.
— Что вы себе позволяете?! — возмутился он, заметив меня у себя за спиной.
— Прошу, пропустите. Я знакомая вашего начальника, проведите меня к нему — он вам потом сам вам все объяснит, — ответил я с той уверенностью, которую не испытывала на самом деле. И улыбнулась.