Поющий на рассвете - "Кот-и-Котенок"


Новинки и продолжение на сайте библиотеки

========== Глава первая ==========

Комментарий к Глава первая

Предисловие:

Как вы очень скоро поймете из текста, один из авторов (Кот, конечно)) в очередной (кажется, двадцатый) раз перечитывал «Таис Афинскую», что сказалось на именах героев))).

И еще одно: у нас лиса-оборотня называют китсунэ, а не кицунэ, так задумано, потому что не все параметры совпадают.

Цепочка обожгла шею, с едва слышным звуком лопнула, и небольшой овальный медальон — дешевая безделушка из простого серебра, — оказался в руке Клейта, первого задиры и шила в заднице преподавателей закрытой межрасовой академии магии. Леонт неверяще вскинул руку к шее, ощупал след и срывающимся голосом сказал:

— Верни!

Не надо было говорить сразу, или хотя бы голос подстроить, чтоб не дрожал и не хрипел, он же сирин, он мог бы… Но было поздно думать об этом.

— Не верну, — Клейт довольно ухмылялся. — Не так быстро, птичка.

— Что ты хочешь?

Снова слишком быстро, но вообще Леонт уже привык к тому, что всем нужны его перья. Они быстро отрастали, однако выдергивать их, особенно маховые, было больно и кроваво. Однако за мамин медальон он был готов хоть целиком ощипаться. Это была единственная вещь, которая ему осталась, самая памятная.

— Тебе нужны мои перья? — он потянулся к крыльям.

— Если б мне были нужны перья сирина, я бы просто выдернул их из твоего крыла, птичка.

Рука Леонта замерла в воздухе.

— Тогда чего ты хочешь? У меня больше ничего нет…

Это было правдой: единственного сына послов Ирайи после внезапной гибели родителей отправили в академию за казенный счет, до достижения им двадцати пяти он не мог пользоваться оставленным ему наследством, все оплачивало посольство. Свободных денег из крохотного содержания хватало только на покупку писчих принадлежностей и кое-какой одежды. Если и это придется отдать… Ничего, перебьется. Главное, вернуть медальон.

— Как это нет? — ухмылка Клейта становилась все более мерзкой. — Ты сам есть.

Леонт шарахнулся, обнимая себя крыльями, в горле пересохло: если Клейт лишит его девственности, он не сможет петь. Заниматься сексом сирины могли только с тем, кого полюбили, и с кем их связали брачные узы, которые сковывали проклятье, и сирин не лишался голоса, потеряв чистоту тела.

— Хочешь получить обратно эту штуку — топай в спортзал…

— В спортзал? — недоуменно переспросил Леонт.

— Именно. Там, посередине зала, разденься, встань на четвереньки и громко скажи, что хочешь, чтоб тебя трахнули прямо сейчас.

— Ты с ума сошел? — вытаращился на него Леонт. — Мне нельзя… Я не смогу петь, если потеряю девственность.

Клейт только пропустил цепочку между пальцев, покачал перед его лицом медальон:

— Или я спущу его в сортир.

— Пожалуйста… — Леонт задохнулся от ужаса перед таким выбором. — Пожалуйста… Не надо…

— Выбирай.

Глаза демона полыхали радостным предвкушением зрелища того, как гордый сирин будет умолять его на коленях вернуть оказавшуюся чем-то дорогой ему безделушку. Срывая ее с шеи Леонта, Клейт даже не думал, что попадет в десяточку.

Леонт повернулся и побрел в сторону спортзала. Это был кошмар наяву, он все время щипал себя за руку, пытаясь проснуться. Не помогало. Он не оглядывался и не видел изумления, сменившего злорадство. Правда, только на секунду, потом багровый огонек предвкушения снова замерцал в глазах демона.

В спортзале, по счастью, было только трое учеников, которые особого внимания на сирина не обращали. Менедем, из минотавров, звучно фыркая, качался на тренажере, кто-то смутно знакомый Леонту, с восточными чертами лица и плавными движениями, танцевал в предназначенном для этого углу с боевыми веерами, третьего он и вовсе не рассмотрел. За спиной сопели Клейт и его гоп-компания, и Леонт сделал шаг к середине зала, еще один. Рука легла на узел пояса, не дрожа. На следующем шаге пояс черной лентой соскользнул на пол, раскрывая все хитрое одеяние сирина, державшееся только на нем. На него уставились с недоумением: что это такое творится с сирином, совсем спятил, что ли? Цветной шелк стек на пол, раскидываясь под ногами, как лепестки гигантского цветка. Сирины ведь сами по себе не слишком красивы: белая кожа, светлые волосы, глаза, зачастую серые или голубые, такие светлые, что кажутся бесцветными. И только крылья — черные, с зеленым, алым, синим и золотистым отливом перьев, и яркие одежды делают их хоть чуточку красивее.

— А что ты делаешь? — все-таки спросил минотавр, глядя, как сирин опускается на четвереньки посреди зала.

— Я хочу, чтобы меня трахнули прямо сейчас, — мертвым, шелестящим голосом проговорил Леонт.

— Ч-что? — глаза минотавра выпучились так, словно ему на штангу повесили все наличные «блины».

— Вот же малахольный, — фыркнул как-то резко потерявший интерес к происходящему Клейт, швырнул медальон под коленки Леонта и вышел.

Следом за ним потянулась вся его «свита».

Идзуо свернул и засунул боевые веера за пояс сразу, едва в зал вошел этот крылатый мальчик. Когда сцена закончилась, он с места перепрыгнул ограждающий барьер и бросился к нему, на ходу подбирая странную одежду и укутывая в нее непристойно обнаженное тело. Сирин слепо шарил руками по полу, и Идзуо вложил в его ладонь отлетевший в сторону медальон. Когда тонкие пальцы сжались на серебре, сирин покачнулся и завалился набок, теряя сознание. Видно, на большее не хватило душевных сил.

— Ну, и что ты сидишь, как истукан? — зашипел китсунэ на минотавра. — Помоги отнести его в медпункт!

— Ага, — до Менедема доходило плохо, однако приказы он выполнять умел.

Никто не обратил внимания на третьего студента, затаившегося, сливаясь со стеной, становясь почти невидимым.

— Как любопытно, — пробормотал тот себе под нос. — Очень любопытно… прямо очень. Жаль мальчика…

Идзуо велел Менедему остановиться в полутемном переходе, с трудом разобрался, как крепилась одежда сирина, и одел его.

— Все, идем. И никому ни слова о том, что там было, ясно?

— Умгм, — промычал тот. — А что было?

— Ничего не было. Дурная шутка демона, ничего кроме. Шевели ногами, красавчик, давай-давай.

— Что случилось? — поинтересовался в медпункте дежурный целитель.

— Нервное перенапряжение, Улисс-сама, — поклонился китсунэ. — Мальчик перенервничал из-за потери своего медальона.

Разжать намертво стиснутую ладонь сирина целитель так и не сумел.

— Положите его вот сюда, сейчас разберемся. А вы свободны, юноши.

Идзуо снова поклонился, цапнул минотавра за руку, хотя пальцы на этом запястье и не смогли сомкнуться, потянул за собой на выход.

— Идем, рогатик. Ну, шагай же ты быстрее!

Менедем все еще ничего не понимал, но шаг ускорил, практически вынося китсунэ из медпункта.

— Ты не помнишь, кто третий с нами занимался? — задумчиво проговорил Идзуо, повесившись ему на шею и обхватив длинными ногами за пояс.

— А с нами был третий? — Менедем звучно поскреб меж рогов. — Точно, был, но не помню. Ух, как ты повис…

— Красавчик, ты такой тугодум, что мне даже нравится. Шевели ногами, рогатенький, где твоя комната? — сощурил миндалевидные глаза, необычайно синие и в густых черных ресницах, китсунэ.

— Там, — простодушный Менедем направился в свою комнату сразу же.

Лис-оборотень предвкушающе усмехнулся и облизнулся. Не в первый раз он облизывался на этого здоровяка, но впервые рискнул — и, кажется, выиграл.

— Вот моя комната, — его донесли до просто обставленного помещения. — А тебе зачем?

Идзуо закатил глаза, соскользнул с него и принялся раздевать, хотя на минотавре и без того оставались только спортивные штаны. Потом разделся и сам, призывно поманил Менедема к широкой кровати.

— О! — в мозгу того словно зажглась лампочка. — Понял…

Китсунэ рассмеялся, и смеялся все то короткое время, что понадобилось минотавру, чтобы дойти до постели. А потом надрывно застонал, принимая в себя его член, воистину подходящий больше быку. Еще через пару минут в стенку застучали с воплями перестать трясти общежитие и вести себя потише.

— Хотя бы один вечер я могу провести в тишине! Один вечер! Мне надо готовиться к экзаменам!

— Не-е-ет, — простонал Идзуо, понимая, что не сдержится, даже если запихнет себе в рот свои белые таби. Просто потому, что нашел, наконец, то, что нужно.

— Да чтоб у вас обоих нестояк начался! — взвыл сосед еще громче. — Как ты меня достал уже, бычара! Ни одного спокойного вечера! Я про ночи молчу! Я на тебя жалобу напишу!

Менедем молчал, сопел и сотрясал китсунэ, кровать, стену и, похоже, даже здание общежития мощными толчками. Идзуо начал подвывать, сходя с ума от наслаждения, царапая его мощные плечи и оставляя на руках полукруглые следы острых зубов. О том, что Менедем кончает, знали все соседи по этажу слева, справа, через две комнаты, сверху и снизу. Проливались чернила, ронялись вещи, набивались шишки при подпрыгивании, когда среди ровного гула голосов внезапно раздавался этот дикий рев. Все мечтали, чтобы тугодум-минотавр поскорее закончил обучение и свалил в преисподнюю своего мира. Однако Менедем учился тут уже десятый год и никак не мог освоить программу четвертого курса. Ему предлагали помощь в учебе, вовсю вытаскивали на зачетах и экзаменах, однако программа становилась все сложнее, а минотавр не умнел. Идзуо, заканчивавший тот же курс, что мучил сейчас Менедем, подозревал кое-что, но доказать пока не мог. И ради любопытства, ну и ради отличного секса тоже, решился на сближение. Случай с сирином послужил отличным предлогом.

Возмущения умолкли после того, как замолк минотавр, только сосед слева, грозившийся жалобой, не унимался и что-то въедливо бубнил. Идзуо бессильно пошевелил хвостом, распластанный по постели, как камбала под китом. Но дергаться не спешил, ему нравилась тяжесть чужого тела и его тепло. Минотавр скатился с него, разлегся рядом, довольно улыбаясь.

— Мне будет нужен душ, ты позволишь воспользоваться твоим? — проурчал лис, скосив глаза на дело своих зубов на его плече.

— Пользуйся, — разрешил Менедем.

Китсунэ отметил ответ, пришедший без обычной задержки, хитро усмехнулся: после секса минотавр был расслаблен и не замечал некоторых проколов в своей легенде. Он очень хорошо играл туповатого здоровяка, качающего мускулы, а не мозг. За десять лет уже, наверное, перечитал и выучил всю библиотеку не только по своей специальности, но и вообще.

Менедем собрался в душ, когда Идзуо оттуда вышел.

— Будешь уходить, дверь закрой.

— А если не буду? — лукаво прикрыл глаза ресницами оборотень.

— Не будешь — что?

— Уходить не буду.

— Тогда не закрывай, — очень логично сказал минотавр.

— Ты такой каваи-и-и, — протянул Идзуо, зная, как бесит его нарочитое употребление родных обращений, словечек, приветствий всех вокруг.

В академии ее студенты и профессора предпочитали использовать всеобщий язык и обезличенные обращения. Были свои братства, объединяющие выходцев из одного мира или расы. Внутри них предпочитали придерживаться правил и обычаев мира или расы. Идзуо нарочно выделялся среди всех, носил кимоно и деревянные сандалии вместо формы. И присматривался к тем, кто поступал так же.

— Я не ужасный, — буркнули из душа.

— Я не сказал «коваи», я назвал тебя «каваи», это значит «милый», — рассмеялся Идзуо, не торопясь вытираться и покидать ванную, рассматривая через запотевшее стекло душевой кабинки мощное, поросшее густым, курчавым каштановым волосом тело, еще недавно дарившее ему такое наслаждение. Хвост непроизвольно снова скользнул в сторону. Идзуо подумал, выдержит ли еще один марафон, насаженный на толстую дубину минотавра, тряхнул длинными волосами и решил, что можно попробовать. В конце концов, у него секса не было уже неделю.

Менедем вышел из кабинки, посмотрел на лиса.

— Надо тебя чем-то угостить.

— И я даже знаю, чем, — усмехнулся тот, ловя длинными руками его бедра и сдергивая с них полотенце. — Ты же не думал, что мне хватит одного раза?

— А что, ты еще хочешь? — уточнил минотавр. — Похотливый лисеныш…

— О, еще какой. Так что, м-м-м, порадуешь? — Идзуо, не отводя взгляда, опустился на колени и высунул длинный язык, обвивая им член минотавра, как будто у него во рту росла темно-алая змейка.

Минотавр порадовать согласился сразу же, он вообще был не прочь покувыркаться с этим пушистохвостым еще пару раз за сегодня. Смотреть на то, как исчезает в зубастой, не совсем человекообразной пасти собственный член, было несколько волнующе. И удивительно: размерами боги Менедема не обидели, скорей уж наоборот, но Идзуо умудрился насадиться горлом на него, да так, что губы ткнулись в густую курчавую поросль в паху. Он уже стоял, цепляясь когтистыми пальцами за бедра минотавра, и тот подумал, что был бы совсем не против увидеть еще кого-то позади Идзуо. Представлять его насаженным на два члена с обоих концов было безумно. Впрочем, пока что они были вдвоем, это было ничуть не менее волнительно. Соседи опять застучали в стены и потолок кто чем мог, когда Менедем поощряюще застонал. Гладкие, словно грива ночной кобылы, волосы, в которые он запустил свои ручищи, растрепались, в зеркало он видел, как поблескивает влагой все еще приоткрытый после прошлого раза анус под отведенным в сторону хвостом и покачивается поджимающаяся гладкая мошонка между стройных ног. Длины рук и гибкости ему хватило, чтобы, упершись спиной в стену, наклониться и загнать под этот серебристый, с черной кисточкой на конце, хвост два пальца, заставляя подавшегося назад лиса снова насаживаться на его член.

Кто получил за сегодня удовольствия больше, сказать было трудно, вымотались оба одинаково. Идзуо не стоял на ногах, так что позволил Менедему выкупать себя, вытереть и отнести на кровать, перестеленную прислуживающими духами.

— Никуда не пойду, — заплетающимся языком пробормотал он.

— Ладно, — минотавр рассчитывал на утренний секс перед занятиями.

Китсуне, не долго думая, забрался на него и с непринужденным изяществом растянулся, словно кот на ветке, засыпая. Менедем с удивлением посмотрел на него, но потом решил, что ничего отлежать ему лис не успеет.

В академии было всего три представителя этого мира. И только один из них — белый. Двое остальных — юноша и девушка — совершенно явно считали Идзуо своим господином, заискивали и старались предугадать каждое желание, слово и жест. Тот же не ставил их потуги и в медный обол, отмахивался и старался остаться один. Его совершенно явно аристократические замашки презабавно сочетались с похотливостью, мнимой открытостью и веселостью. У шкатулки по имени Идзуо было даже не двойное дно, а Аид знает сколько секретов. Менедему было любопытно посмотреть, что этот лис таит, но времени не было — еще столько секций библиотеки не прочитано. Покувыркаться с ним было приятно, но позволять втереться в свой ближний круг? Ни за что. Тем более что ближнего круга у него, опального принца, одиночки и тупицы, считай, не было. А любовники в душу не допускались. Пускай все так и остается. Ничего большего никто не заслуживает. Главное, сыграть достоверно и убедительно, чтобы отвадить и этого лиса. С этой мыслью Менедем заснул, прижав лиса покрепче к себе.

Леонт проснулся в медпункте. Он понял это сразу, даже узнал койку, не поворачивая головы, чтобы осмотреться: трещинка над нею была ему знакома до мельчайших подробностей. Он на этой койке оказывался с завидной периодичностью: то неловко выдернет перо из крыла и едва не истечет кровью, то попадет под ноги минотаврам, для которых низкорослый и хрупкий сирин — что тростинка. Минотавры, конечно, извинялись потом и сами отнесли его в медпункт, но провалялся Леонт тогда около недели, пока магия сращивала ребра и ключицу.

Дальше