— На принцессе Кадайе. Милая и очень красивая.
— Кадайя? Не помню такую… Ну, надеюсь, ты счастлив, брат.
Похоже, эти слова послужили спусковым заклятьем: Пеласгира прорвало на то, чтобы похвастать своей супругой, своим сыном и тем, как он на самом деле счастлив. Менедем кивал, угукал, поглядывая на посмеивающуюся мать. Значит, царица одобряет этот брак, невестку и любит внука. Замечательно. Он был искренне рад за брата — хоть кто-то женится по любви, что просто отлично.
— А когда сын немного подрастет, думаю, что отец сразу забудет про планы отдать тебя кому-то.
— Нельзя сбрасывать со счетов то, что он просто меня не любит, брат. Пока я далеко, с глаз долой, как говорится, из памяти вон. Потому я и ухватился за предложение продолжить обучение в аспирантуре и в дальнейшем стать преподавателем в академии.
— Если тебе нравится там, почему бы и нет? Опять же, у тебя там личная жизнь.
— Через год она закончится, хотя от недостатка любовников я никогда не страдал.
— Не увлекайся, — с упреком посмотрела мать. — Помни, что ты — царевич.
— Матушка, я помню это, — покачал рогами Менедем.
Иногда ему было грустно от того, что мать пыталась воспринимать его как обычного человека. Вот только человеком, и тем паче обычным он не был.
— Что ж, хороших тебе каникул, милый, — его поцеловали в нос.
В родном мире Менедем провел немного времени — ровно столько, чтобы хватило насладиться белоснежными пляжами уединенного островка Адрасте, чистейшим морем, беседами с несколькими магами, с которыми он переписывался во время обучения, сестрами, братом, знакомством с его очаровательной супругой и маленьким сыном.
Мать все время тратила на уговоры царя и навещала сына редко. Наконец, Ахелай махнул рукой:
— Как хочешь, это твой сын, не мой.
Получив столь обнадеживающее известие, Менедем просиял и даже устроил маленький симпосион для близких и друзей. Про себя посмеявшись, что только женщина может так качественно и быстро вынести мозг, выесть его, а остаткам позволить с собой согласиться.
— Ты прямо сияешь, — заметил кто-то. — Хорошие вести?
— Отличные, — согласился Менедем. — Для меня — так просто начало новой жизни.
Все вежливо посмеялись: чего только он не скажет порой. Доказывать и уверять минотавр не стал, это касалось только его и… тех, кто будет с ним рядом теперь, когда он официально свободен от нависавшего над холкой лабриса долга. Наверняка сирин и лис обрадуются. Да, даже сирин, Менедем почему-то был уверен. Еще он решил предложить юному Леонту союз, как только тот перешагнет порог совершеннолетия и сможет отвечать сам за себя. Может быть, он не ответит отказом. Он с радостью предложил бы то же и китсунэ. Но тот ясно дал понять, что они вместе лишь до окончания Идзуо учебы. Это Менедема печалило. Но, наверное, Идзуо тоже был кому-то обещан. Что ж, еще год у них есть. И за этот год нужно успеть многое. Например, заняться сексом так, чтобы потом всю жизнь вспоминать.
Каникулы пролетели быстро. Менедем вернулся в академию гораздо раньше остальных студентов, оккупировав библиотеку, заняв по привычке самый дальний и закрытый от остального читального зала стеллажами стол. Директор был столь любезен, что проработал для него индивидуальную программу подготовки не только к пятому курсу, но и к аспирантуре.
«- Вы можете сдать экзамены за первый год уже летом после выпуска, как я вижу.
— Да, господин ректор.
— Значит, так мы и поступим».
Дома он тоже навел уют, прибрался, освежил постели и наложил заклинание запаха осенних листьев на воздух. Чтобы вернувшиеся лис и птица поняли, что их здесь ждали и им очень рады. Шкафы для книг Менедем тоже расширил, они перешли на курс старше, будет еще больше учебников, бумаги и писанины, нужно все это куда-то складывать упорядоченно.
К тому дню, когда традиционно прибывали студенты, он еще и немного вкусностей приготовил, ведь оба не раз говорили, что им нравится стряпня минотавра.
Первым из портала вывалился задумчивый и тихий Леонт, увидел Менедема, засиял и кинулся ему на шею.
— Привет.
— Здравствуй, пушистенький, — тот обнял его, осторожно и ласково, тронул влажным носом в щеку. — Как отдохнул?
— Неплохо, а как ты? Я так рад встрече. Я соскучился!
— Я тоже. Все — тоже, и отдохнул, и соскучился. Подождем Идзуо, надеюсь, он тоже хотя бы вспоминал нас.
Лис выскочил из портала, как всегда, не обращая внимания на своих сородичей, тащивших за ним его и свои вещи.
— Рогатик! Крылатик!
— Хвостатик!
Ответный возглас обоих прозвучал в один голос, и причина была видна невооруженным глазом: Идзуо щеголял уже не одним, а двумя хвостами, что значило, кажется, его второе совершеннолетие — магическое.
— Теперь я смогу вас обоих ими гладить, — Леонта обняли первым, затормошили. — Птичка!
— А у меня для вас обоих есть подарки! — вспомнил Леонт, когда его, наконец, отпустили, и он перестал пунцоветь от смущения. — Вот, я сам сделал!
Подарками оказались подвески-серьги из каменных кружочков-пластинок с пуховыми перышками сирина. Идзуо вручили сапфировые, а Менедему достались изумрудные.
— Красота какая, — лис немедленно их вдел. — У меня тоже подарок есть… Вино из лепестков вишни.
— Очень кстати. А я приготовил праздничный обед. Идем? — Менедем, у которого уши были не проколоты, свой подарок спрятал, решив попросить Идзуо вечером о любезности — проколоть ему уши. Почему-то именно ему он доверял.
Леонт ухватился за свою тощую сумку, в которой так и лежала смена белья и запасные штаны.
— Идем.
Прибывающие студенты проводили глазами неспешно шагающего минотавра, без особой натуги несущего на плечах сирина и китсунэ. Опять эта троица вернулась, ну и ладно. С открытыми ртами смотрели лишь первокурсники.
Остаток дня прошел в атмосфере праздника. Заглянули на огонек друзья, но ненадолго — всем нужно было разложить вещи, навести порядок, приготовиться к первому дню занятий — старшекурсникам бездельничать не дадут, загрузят с первой же пары.
— Как хорошо вернуться домой, правда? — радовался Идзуо, безо всякого вина уже захмелевший от радости.
— Ты даже не представляешь, как ты прав, — отозвался Менедем, а потом рассказал об ожидающих его переменах в жизни. — Вот так. Года через три у академии появится новый преподаватель.
Его бросились поздравлять, Леонт объятиями, Идзуо — недвусмысленными прижиманиями.
Ближе к ночи, выпив вина, да и чувствуя усталость от эмоций, Леонт убрел в душ и к себе в комнату, оставляя китсунэ и минотавра наедине. Однако стоило ему опустить голову на подушку, сон сбежал, заставляя снова и снова прокручивать в мозгу то, что он узнал за каникулы. Он все-таки явился в храм и расспросил аватару богини обо всем, что ему хотелось узнать. Гармония, видимо, была в отличном настроении, потому как отвечала весело и с улыбкой.
«- Для расы сиринов тройственные союзы — редкость, однако случаются, если достижение гармонии требует именно этого. Присмотрись к ним обоим, не торопись искать в себе пламя любви, иногда оно приходит не сразу, а рождается уже в союзе, вырастает из крепкой дружбы и взаимоуважения.
— То есть, если они предложат, я могу соглашаться? — с замиранием сердца уточнил Леонт.
— Не вижу препятствий к тому. Единственное, что я посоветую тебе: внимательно поразмысли, сможешь ли ты прожить с ними всю свою жизнь. Союз ваш будет неразрывным и вечным, ведь заверять его будут, скорее всего, боги всех трех миров.
— Я обдумаю, — Леонт низко склонился перед богиней».
И вот теперь он думал, взвешивая все «за» и «против». Потом поднялся и бесшумно спустился вниз. Впрочем, мог хоть прыгать по лестнице — его бы не услышали. Менедем и Идзуо восполняли нехватку друг друга в организме всеми силами. Леонт полюбовался немного, затем вышел из дома, посидеть под яблонями и подумать. Там он и задремал, сквозь сон услышав тяжелые шаги Менедема и почувствовав, как его бережно поднимают на руки и уносят в дом. Полностью он не проснулся, но это не помешало ему сомкнуть руки на шее минотавра так, что тому не оставалось ничего иного, кроме как унести его не на чердак, а в комнату. Третьего в их постели Идзуо принял с тихим смешком:
— Кажется, малыш кое-что решил за летние каникулы, мой рогатенький.
— Наверное, — промямлил тот. — Но ты же все равно уйдешь от нас…
— Я бы с радостью остался, — улыбка Идзуо померкла, он вздохнул. — Ты даже не представляешь, с какой радостью. Но это невозможно. Я — единственный наследник.
— Я понимаю, тебе нужно продолжать род. Дадут жену…
— И вертись, как хочешь, да-да, — Идзуо снова усмехнулся. — Я уже знаю даже, кто будет эта несчастная.
— Почему несчастная?
— Потому что две лисы в одной норе… неважно, рогатенький, просто прими как данность.
— Хорошо. Но ведь пока ты с нами?
— С вами. Богиня, как же это хорошо звучит, — промурлыкал китсунэ, укладываясь на минотавра без зазрения совести и обвивая хвостами и его, и сирина, который сразу вцепился в хвост и улыбнулся во сне.
========== Глава пятая ==========
Комментарий к Глава пятая
“Скучать по вас” и “скучать по вам” - равнозначные формы, первая считается несколько устаревшей, но используется одинаково часто со второй. НЕ НАДО ЭТО ИСПРАВЛЯТЬ! В конце концов, авторы тоже не идиоты, правда? И в учебники, словари и прочее заглядывают.
Утро принесло сирину немало смущения, хотя неловкости он почему-то не испытал, проснувшись в тесных объятиях двоих взрослых во всех смыслах мужчин. Он завозился, пытаясь выбраться, на что Идзуо сразу же отреагировал.
— Куда ты, птичка?
— А… ну-у-у… — Леонт покраснел так, что выглядывающие из волос ушки просто засветились.
— Для этого не обязательно сбегать в ванную, — шепотом промурлыкал китсунэ. — Мы не тронем тебя, но посмотреть… М-м-м, не лишай нас такого праздника, пернатенький.
Леонт заалел еще больше, но потом все-таки согласился порадовать их интересным зрелищем. Они в самом деле не коснулись его даже пальцем, но взгляды были красноречивее ласк и слов. И казались едва ли не вещественнее, чувствуясь на коже обжигающими поцелуями. Леонт не смог длить свое удовольствие долго, а оргазм был бурным, после него на сирина словно пуховая перина упала. Он даже не сопротивлялся, когда его взялись обтирать в четыре руки.
— Он просто прелесть, — Идзуо облизывался узким длинным языком.
— Да вы оба прелести, — прогудел Менедем, усмехаясь. — Ну, подъем, через полчаса нам выходить, я сейчас быстро разогрею завтрак, а вы умывайтесь.
В аудиториях их встречали сокурсники, радовались, расспрашивали о каникулах и делились своими подробностями отдыхов. Пока что настроение у всех было светлым и позитивным.
Несколько дней спустя все втянулись в учебную рутину. Преподаватели не щадили юные и не очень юные мозги студентов, вдалбливая в их головы знания и требуя их понимания. В жизни самой необычной троицы академии изменилось мало что. В основном, то, что Леонт все чаще позволял себе касаться китсунэ и минотавра, не шарахался от объятий и не старался из них выбраться поскорее. Оба слишком хорошо держали себя в руках, чтобы это можно было счесть нарушением запрета.
— Это невозможно, — жаловался Идзуо по вечерам. — Столько задавать на дом — это жестокость.
— Терпи, последний курс, — подбадривал Менедем.
Леонт только вздыхал, представляя, как будет корячиться над заданиями сам через два года.
— Вот именно, последний, — ныл Идзуо еще больше. — А задают так, словно четыре года ничего не давали.
Потом и ныть стало некогда и не оставалось на нытье сил и желания. До промежуточной аттестации дожили каким-то чудом. И благодаря прислуживающим духам, готовившим и убиравшимся в доме — на это тоже не было сил даже у стожильного Менедема, из которого преподаватели, получив добро директора, тянули эти самые жилы, как заправские палачи.
— М-м-му, — выл минотавр порой на все вопросы, тупо мотая головой. — Не помню, не учил, не проходили.
Преподавателей это не останавливало, и бедняга впрягался снова, зарываясь в учебники и справочные материалы по кончики рогов. Домой он приползал и падал безвольной тушей, не откликаясь даже на тормошения Идзуо.
Зато короткие пост-аттестационные каникулы они провели, практически не выбираясь из постели: сначала отсыпались, потом занимались сексом так, что искрило и магия волнами прокатывалась по дому, цепляя и Леонта. Сирин за эти каникулы извел три банки мази, зато от мозолей все-таки оказался избавлен.
После каникул учебный процесс покатился своим чередом, но тут снесло башку Клейту, то ли на почве переработки, то ли просто демону надоело быть паинькой. Для начала он решил снова поиздеваться над сирином. Если его запугать, ничего он своему быку не расскажет. Он даже вроде бы все учел, и то, что Леонта теперь не провожали с пары на пару, успокоившись тем, что больше никто не приставал, и то, что старшие были заняты, проводя большую часть перемен и даже обеденного перерыва в библиотеке. Не учел он только того, что сам сирин окажет сопротивление и пугаться откажется. А после попытки снова сорвать с его шеи медальон, ладонь словно окунули в черное пламя Бездны.
На вопль Клейта примчались преподаватели, которые сразу же отправили его к директору. И неразлучная парочка пятикурсников, которые принялись успокаивать и утешать Леонта, трясущегося в отходняке.
— Все, он больше тебя не тронет, — Менедем гладил его по волосам.
Так и случилось: в академии Клейт больше не появился, был отчислен за систематические нападения на младших студентов.
— Мне наплевать, сколько его отец вкладывает в ремонт академии, — директор был непреклонен.
Справедливость восторжествовала, и он смог вздохнуть свободнее, и без того на беднягу давила необходимость лавировать между долгом и аспектами собственных сил. Теперь ничто не мешало ему начать чистить академию дальше, были отчислены еще несколько демонов, остальные присмирели.
Трое студентов ни о чем таком не задумывались, они просто изо всех сил учились, поддерживая друг друга. Снова незаметно пришла зима, укутывая земли академии снежным покрывалом, и Леонт практически перебрался спать в постель Менедема и Идзуо, привыкнув не просыпаться даже от их утренних постельных игр. Менедем подумал и предложил перенести спальню на чердак, а в комнате устроить нормальные рабочие места для всех троих, собрав библиотеку в одном месте. Это оказалось лучшим выходом — просто занять чердак огромной постелью, на которой было уютно всем. Дом стал еще более желанным для возвращения с учебы.
Как почти признанный мастер чар и плетений, обустройством занимался минотавр, навешав на помещение несколько сплетенных в единый конструкт чар: тепла, тишины, свежести воздуха и чистоты. Идзуо и Леонту осталось только восхищаться своим рогатеньким и тому, как искусно он дурачил народ, прикидываясь тупым. К слову, резкое «поумнение» Менедема отметили все однокурсники.
— И на кой ты так прикидывался? — спрашивали они.
Минотавр отмалчивался и фыркал. Рассказывать всем и каждому о том, что и зачем было сделано, он не собирался.
Зима укатилась под натиском весеннего тепла, обманчивого и зыбкого, как мираж. Из-за него простудились сразу китсунэ и сирин, однажды явившись на занятия с температурой и безголосыми, что немедленно породило слухи о сработавшем проклятии сирина.
— А почему тогда минотавра не тронуло?
— А он, наверняка к нему и не лез, только китсунэ и огреб.
Менедем, оттащивший обоих болезных в лазарет, по пути прочел им пару нотаций о недопустимости пренебрежения своим здоровьем, на что оба только слабо улыбались: заботливый минотавр был забавен и очень умилял, как только может умилять здоровенная машина смерти, кудахчущая над двумя оболтусами. В лазарете в них влили жутко горькие лекарства и прочитали вторую нотацию. Менедему пришлось оставить их на ночь под присмотром целителя, и он извертелся на широченной постели в одиночестве. Понимание того, что эти двое стали ему очень и очень дороги, обрушилось на него всей своей полнотой, вызывая тоскливое мычание: Идзуо присвоить он бы все равно не сумел. Как бы ни старался. Но уж Леонта он точно никому не отдаст и не отпустит. Осталось дождаться двадцать пятого дня рождения птицы, чтобы по всем правилам попросить его согласия на брак. И тогда они попытаются обрести счастье. Без Идзуо. Но как же так, почему нельзя забрать и лиса?