Красной рубахи не было видно. Я попытался ускорить шаг, но добился лишь нового приступа боли в ноге. Прошел улицу, изрытую воронками, как от взрывов, потом ряд палаток, где обосновались торговцы, миновал бывшую авторемонтную станцию. Раньше она пустовала, теперь на асфальтовом пятачке с ремонтной «ямой» и зданием мастерской обосновалась какая-то банда: стоял грузовик с глухим железным кузовом, в котором нем сидели двое вооруженных байкеров, а возле ямы приткнулась пара мотоциклов, один из них с коляской… но вот трицикла не видно.
Вечерело, солнце ушло за развалины. Городская площадь тоже была изрыта воронками, всюду торчали пласты изломанного асфальта. Рытвины и земляные отвалы поросли бурьяном. На другой ее стороне, меньше пострадавшей от боевых действий, стоял Шатер.
Выйдя на площадь, я огляделся и понял, что потерял кочевника в красном. Хотя это мог быть совсем не тот, кто мне нужен, но мог ведь быть и он, и где теперь его искать? Через площадь протянулись длинные тени, похолодало. Скоро ночь. Приглядываясь, не мелькнет ли где красная рубаха, я зашагал к Шатру.
Движимая недвижимость Сигизмунда имела сложную конструкцию. Состоял Шатер из плотного армейского брезента, шкур, кожи, досок, фанеры и жести. От центрального купола расходились несколько коридоров, а еще к нему были приспособлены целых четыре палатки, причем две из них – большие, командирские, со своей планировкой. Все это, включая деревянные столбы, тросы-растяжки, дощатые и фанерные перегородки и навесы, создавало запутанный лабиринт. В нем было место для укромных спален, которые хозяин сдавал внаем, для двух гостевых залов, большой кухни и кладовых. В центре постройки пряталась бетонная будка бывшей трансформаторной подстанции, на которую Сигизмунд понавешивал замков и использовал под склад особо ценных вещей. А еще под шатром был глубокий холодный подвал – амбар для съестного.
Иногда Хан решал, что пора сниматься с места, и Черный Рынок переезжал. Но здесь он стоял уже давно, Сигизмунд успел обжиться. Интересно, что он будет делать с Шатром, когда Хан вновь надумает переселяться?
Нога все не успокаивалась. Подволакивая ее, я подошел ко входу, возле которого на табурете восседал здоровяк в джинсах с кожаными заплатами на коленях и в расстегнутой до пупа рубахе с оторванными рукавами. Он уже давно искоса наблюдал за мной, и когда я приблизился, смерив скептическим взглядом, лениво бросил:
– Из Леса, вестимо?
– Сиг здесь? – Я шагнул в проем.
– Стоять! Куда прешь, харя лесная?
Я повернулся к нему. Огромный, как боров, и, кажется, такой же тупой. К стулу был прислонен черный резиновый молоток с длинной рукояткой. Вышибала, ясно.
Он вытянул ногу, перегородив ею путь, словно бревном.
– Ну, и чё внутри забыл? На шару не наливаем.
– Скучно тебе? – спросил я. – Развлекаешься, клиентов от заведения отпугиваешь?
– Да какой ты, к мутантам, клиент? У тебя даже на шмот людской монет нету, клиент нашелся!
На его правом бицепсе – внушительном таком, как три моих, – был набит бычий череп. Ухмыльнувшись, вышибала плюнул мне под ноги и попал на ботинок.
– Вали назад в свой Лес, мохнатый.
Я заметил:
– Визгливей всех лают дворняги. Они же слабее всех кусают.
До него дошло не сразу. Секунды три, не меньше, длилось постижение тайной истины, сокрытой в моих словах, а потом на здоровяка снизошла… нет, не благодать – на него снизошла злость. Он начал привставать, ощерившись, и тут позади меня раздался женский голос:
– Кирпич, ты оборзел? Ты что себе позволяешь?
Я кинул взгляд через плечо и поэтому пропустил удар, – вышибала по прозвищу Кирпич, схватив резиновый молоток, врезал им мне в грудь.
Ноги подкосились. Упав на спину, я попытался сесть, но он пнул меня подошвой в лицо, разбил губу и опрокинул назад.
– Лежать, мутант! Когда тебе человек говорит «лежать» – ты лежишь, когда говорит «ползи» – ползешь! Понял?!
– Кирпич, прекрати!
В поле зрения появилась темноволосая девушка с ведром в руке и схватила вышибалу за плечо. Тот пихнул ее, и она едва не упала.
Зря он это сделал. Нет, на девчонку мне было начхать. Зря он отвлекся, то есть повторил мою ошибку, и при этом стоял совсем рядом, прямо передо мной.
Я резко сел. Прямой хук правой, так это называет Миха. Только ударил я не в челюсть, как положено, а в туго обтянутый джинсой пах. Не так-то легко двинуть действительно сильно по причинному месту, когда удар направлен не снизу вверх, а горизонтально… Но ведь перчатки! Все дело в перчатках!
Тканевые вставки на суставах были двойные, между ними закреплены стальные шипы. Имелся еще один, самый главный, самый важный секрет, заключенный в правой перчатке, но он мне сейчас не был нужен. К тому же ведь не просто так я тренировался, годами вколачивая кулаки сначала в подвешенные на стенах мешки с песком, а после и в сами стены, и в стволы деревьев во время стоянок, получал удары от Михи и бил его…
В каждом «пальце» было по два шипа, между ними закреплена стальная «терка» с выступающими пирамидками. Это на случай нормального удара кулаком, а можно еще бить костяшками, тогда верхние шипы торчат вперед, как таран, такой удар особенно опасен, если вколотить в горло или переносицу…
Но сейчас я нанес обычный боксерский удар. Со всей силы, помноженной на раздражение. Мне не было абсолютно никакого дела до этого бычары, не хотелось драться с ним, сто лет он мне снился со своей тупой байкерской заносчивостью! Надо было как можно быстрее разобраться с ним и двигаться дальше, а не устраивать сверку, у кого яйца больше.
Кирпич вскрикнул и отшатнулся. Прижав ладонь к паху, взмахнул молотком…
Если бы я попал под такой удар, меня бы снесло как тростинку. Но я-то был мельче и шустрее этого кабана. Наплевав на раненую ногу, я вскочил и тоже размахнулся – только двумя руками. Ладони сошлись к голове Кирпича и с очень громким, звонким, радостным хлопком врезали ему по ушам.
Такой удар может разбить барабанные перепонки. Сейчас этого не произошло, но в голове у Кирпича наверняка помутилось, а еще он на время оглох. И что-то там нарушилось, давление резко изменилось, что ли… вообще-то, подобное не типично для удара по ушам, но из носа у него плеснулась кровь.
Кирпич замычал, повалился на землю, мотая головой и разбрасывая красные капли.
– Ну ты даешь! – подала голос девушка, про которую я, честно говоря, забыл.
Запястьем стерев кровь с губ, я глянул на нее. А ничего так, симпатичная. Надо же, ухитрилась почти не расплескать воду из ведра, когда ее Кирпич толкнул.
– Так козлу и надо! – добавила она.
Голос у нее был, как бы сказать… милый. Девушку с таким голосом сразу хочется приобнять.
Кирпич с мычанием ползал у наших ног, пытаясь одновременно держаться за пах и за оба уха.
– Нет у меня на все это времени, – проворчал я, потер грудь, ноющую после удара молотком, и перешагнул через вышибалу. – Сиг срочно нужен.
– Ну так пошли, – девушка первая шагнула в Шатер.
– Давай ведро помогу нести, – сказал я вслед.
Она в ответ хмыкнула и поставила ведро на земляной пол.
– Надо же, галантный попался. Помоги.
Я на ходу подхватил ведро, тихо ругнувшись от боли в ноге. Девушка спросила:
– Вы с Сигом знакомы?
– Ага. Я тут бывал много раз, но ни тебя, ни Кирпича раньше не видел.
– Значит, давно бывал. Я в Шатре уже с месяц работаю, а Кирпич еще дольше. И кстати, меня зовут Ксюшей. Это я так, на всякий случай говорю, а то тебе, может, неинтересно…
– Я Стас. И как ты к Сигу попала, Оксана?
– Ксюша, – поправила она. – У меня отец умер, кожевник, мы на Рынке жили. Они с Сигизмундом были приятелями, и отец перед смертью взял с Сига обещание, чтоб тот принял меня к себе на службу. Теперь я здесь разносчицей.
– Официанткой, значит.
– Ага, и еще за бармена. Сиг твой…
Она снова глянула на меня и промолчала. Хотела, должно быть, сказать, что Сигизмунд – скупой хрыч и нагружает ее работой, а платит мало, но не решилась, так как не знала, какие у меня с ним отношения и не сболтну ли потом ему про ее откровения.
Но я девчонку уже не слушал, потому что в этот момент увидел парня в красной рубахе. Еще на нем были кожаные штаны с бахромой по швам, а на шее повязан ярко-зеленый платок в черных черепах. Волосы длинные и собраны сзади в «хвост». К правому бедру пристегнут чехол с обрезом, из узкого кармашка на левом бедре торчит складной нож. Нож я узнал. Лесом клянусь – тот самый, армейский CQC-11, со сломанным wave-крючком на спинке клинка. Крючок этот умные люди придумали для того, чтобы нож быстро раскрывался, когда достаешь его из кармана. Короче, это раскладной нож Михи. Или ошибаюсь, в кармане у кочевника другой клинок, похожий? Чтобы убедиться, нужно заставить краснорубашечника его достать…
Он сидел за столом в одиночестве и пил из глиняной кружки. При виде нас оживился: подтянул ноги, расправил плечи. Хотя нет, при виде Ксюхи, а не нас, а на меня кочевник внимания не обратил.
Разносчица тоже заметила его и умолкла. Я шел за ней. Подваливать сейчас к этому красному нельзя. У меня нет никаких доказательств, да если бы и были… Почему бы какой-нибудь банде Черного Рынка не ограбить стоянку охотников и не похитить одного? Может, чтобы рабом его сделать. Они в своем праве, никто за меня и Миху не заступится.
Нужно заставить этого красного достать нож из кармана, тогда буду знать точно. Но не устраивать же драку прямо сейчас, без всякого повода. В зале еще несколько кочевников, и все впишутся за него.
Девушка остановилась возле стойки, сложенной из ящиков, поверху обитых досками. Встав рядом, я оглядел круглый зал с небольшими окошками. Высокий потолок подпирало вкопанное в земляной пол бревно, вокруг стояли лавки и столы. Паренек лет тринадцати разжигал огонь в каменном очаге с вертелом, на котором висела освежеванная свинья, но не мутант, обычная. Красно-розовые бока ее влажно поблескивали. Над очагом в потолке было круглое отверстие, куда уходила жестяная труба вентиляции.
Людей в зале было шестеро – трое кочевников резались в карты и пили, еще двое ужинали, ну и краснорубашечник… Он как раз встал и направился к нам.
Лицо у него было того типа, который нравится глупым женщинам: смазливое и наглое. Наглость они путают со смелостью, а смазливость – с красотой.
– Ксюха, ты ж вечером тут, как всегда? – осведомился краснорубашечник, проигнорировав меня, словно я был табуреткой.
– А тебе зачем, Борзой?
– Сама знаешь – зачем мне! – хохотнул он. – За тем самым. Нам пора поближе познакомиться, теснее, слышишь? Короче, я загляну, прогуляемся.
– Никуда я с тобой не пойду!
Он ухмыльнулся, заломив бровь, с нахальной уверенностью, что для него «все женщины открыты».
– А куда денешься? Короче, жди, вечером у нас свиданка.
С этими словами Борзой окинул девушку взглядом с ног до головы, будто раздел ее глазами, и ушел.
– Козел трехрогий! – высказалась она, когда он покинул Шатер.
Попробовать проследить за ним? Но пока окончательно не стемнело, Борзой может меня засечь, а рисковать не хочется, слишком рано, ведь еще ничего не ясно. Если Ксюха его знает – поспрашиваю ее, но позже, чтоб не насторожить внезапным вниманием к ухажеру. Тут я заметил, что стоящая сбоку девушка разглядывает меня. Заинтересованно так разглядывает и при этом наматывает на палец черный локон. Язык тела, мать его. Он не обманывает. Ладно, не до того сейчас. Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать. Миха где-то в округе, очень надеюсь, что еще живой, – нужно его найти, а девушки потом.
– Ксюха, где ты шлялась?
Из прохода в соседнее помещение, где раздавался лязг посуды, вынырнул хозяин Шатра с подносом, полным жратвы. Был он невысок, пузат, с большими залысинами и пухлыми короткими ручками. В фартуке. А еще Сиг был суетлив и всегда чем-то озабочен. Вернее, не «чем-то», а тем, как заработать побольше и укрепить свое положение. Более приземленного и ушлого человека я не встречал.
– За водой ходила, – ответила девушка. – Сами же послали.
– За водой пять минут, а тебя пятнадцать не было. Держи! – он сунул поднос ей в руки. – Неси туда, видишь, Ваган со своими сидит? Они уже ждут, почему я сам должен подносы таскать?
Она взяла поднос и ушла к картежникам. Я поставил ведро с водой на пол, пожал протянутую руку.
– Вечно отлынивают, – пожаловался Сиг. – Видел похороны? Боха – один из бригадиров Хана. Часть толпы там останется пить, а часть сюда завалится. Вы тоже, что ли, на похороны? Вы ж не кочевые, вам-то чего… А где Мишка?
– Где-то здесь, – неопределенно ответил я.
– В смысле? – лицо Сига стало настороженным. Нюх на неприятности у коротышки потрясающий, я еще ничего такого не сказал, а он уже встревожился. Именно это и помогало ему выживать на Черном Рынке, и не только выживать, но и, по местным меркам, процветать.
– Сиг, поговорить надо… – начал я.
И тут в зал ввалился вышибала Кирпич с обрезом в руках. Ходящий ходуном ствол смотрел в нашу сторону.
Иногда лучше сразу стрелять, чем говорить. Я без слов пихнул Сига за стойку, одновременно сделав ему подсечку, а сам повалился прямо на край стоящего рядом стола. С грохотом перевернув его на бок, свалился позади. «Махновка» уже была в руках.
С той стороны раздался выстрел. Столешница аж загудела, из нее выбило несколько щепок, но вся дробь застряла в дереве. Донеслись тяжелые шаги – Кирпич бежал ко мне.
– Сдохни, падла лесная! – заорал он как сумасшедший.
Так, безумное веселье не остановить… Но мы попробуем. Он совсем рядом, и он здоровый. Не промахнусь. Не вставая, я лягнул табурет у стойки, перевернув его – это должно было отвлечь вышибалу хоть на секунду, – выставил над краем столешницы ружье и вдавил спусковой крючок.
Раздался крик и стук упавшего тела.
ТОЗ-106 лучше всего подходит для охраны, охотникам такой короткий ствол не сильно интересен. Хотя на животных ходить с ним можно, особенно некрупных. Кирпич был далеко не мелким, но животным – точно. И ему вполне хватило, ТОЗ ведь у меня заряжен не дробью и не картечью, а обычным патроном. Пальнуть двадцатым калибром – это тебе не горошиной пукнуть.
Перезарядившись в рекордный срок, я вскочил. Пуля попала в бедро – вышибала извивался на полу, хрипел и вращал глазами.
– Вот ты дебил! – с чувством сказал я, шагнув к нему. – У меня всего пять патронов осталось!
Носок ботинка врезался в голову Кирпича, он хрюкнул и затих. Кровь текла из простреленного бедра, темной лужей расплываясь по плотно утоптанной земле.
Вскочившие картежники приближались ко мне, и лица у них были отнюдь не добрые. Я шагнул назад, переводя взгляд с одного на другого, но тут из-за стойки показался Сигизмунд и быстро разрулил ситуацию. Сначала он утихомирил кочевников, отправил обратно за стол, затем по его приказу бледная Ксюха притащила бутылку водки и налила всем присутствующим в зале клиентам по полстакана «за счет заведения».
С кухни прибежали двое парней, помладше – Игорь, который недавно разжигал огонь в очаге, и постарше – Борька. Выглянул усатый повар, оглядел происходящее и скрылся. Сиг, отдав молодежи приказ унести и перевязать Кирпича, зло уставился на меня.
– Ну? В чем дело, охотник, ты какого хрена вышибалу мне завалил?
– Он без сознания, не мертв, – я сплюнул, все еще злой из-за потери патрона. Ко всему прочему только сейчас, в Шатре, мне пришло в голову, что топор, которым собирался отрубить башку горбуну, так и остался лежать на дне ямы-ловушки… Практически я теперь нищий: ружье, пять патронов, три железных рубля, нож и шмот с обувкой, которые на мне. Как прикажете спасать напарника с таким вещевым и боевым обеспечением?
– Сам же видел – он первый набросился, – добавил я.
– Не на ровном же месте! Значит, ты его раньше зацепил!
– Сигизмунд Петрович, Кирпич его внутрь не пускал и молотком ударил, – вмешалась Ксюха, но хозяин так глянул на нее, что она вжала голову в плечи и бочком убралась на кухню.
– Хотел войти, спросил тебя, – пояснил я, когда Сигизмунд снова повернулся ко мне. – Этот умник не пустил, стал оскорблять.