Впрочем, Лисовский вскоре убедился, что встретил достойного противника. Трижды его люди брали след, и трижды проклятые еретик обводил их вокруг пальца. Казалось, он приделал к возам с серебром крылья и потому тащил их не оставляя следов на грешной земле.
- Пан полковник, пан полковник, - отвлек Лисовского от размышлений гонец, - мы нашли их следы!
- Слава Иисусу, а то уж я думал, что их черти в ад утащили, показывай!
Полковник махнул буздыганом* и поскакал вслед за посыльным, слыша, как следом за ним движутся его братья-шляхтичи. Углубившись в лес, он вскоре услышал, как под копытами чавкает грязь.
- Неужто этот проклятый еретик спятил и потащил возы с серебром через болота, - недоуменно воскликнул один из его спутников.
- Не иначе он знает эти места, или нашел хорошего проводника, - пожал плечами посыльный, - мы от того и не могли долго их сыскать, что не думали что они полезут в болота.
- Ничего, найдем и в болотах, - осклабился Лисовский, - вот что братья-паны, вы знаете мой обычай. Все что мое - ваше, а все что ваше то - мое! Скоро мы захватим такой куш, что каждый из нас сможет стать магнатом, но очень прошу, возьмите живым этого проклятого герцога, у меня к нему уж больно много вопросов!
Навстречу им из кустов выехал шляхтич Иона Лютович, один из немногих уцелевших в бою под Калугой. Много было талантов у этого славного пана, но главный был в том, что во всяком лесу, чувствовал он себя как дома.
- Это точно они, и теперь я знаю, как им удавалось водить нас за нос, - проговорил он, протягивая руку полковнику.
Тот пригляделся и присвистнул, в руке Ионы была горсть серебра.
- У них бочонок с воза упал, да раскололся. Большую часть они собрали, но время поджимало и кое-что осталось.
- Славно, - скупо похвалил его Лисовский, - а почему ты говорил они такие ловкие?
- У них хороший проводник, пан полковник, вы помните Казимира Михальского?
- Нет, а кто это?
- Сводный брат пана Мухи.
- А, припоминаю, этот байстрюк!
- Да, и именно этот байстрюк и ведет их.
- Пся крев! Теперь я понимаю куда девался пан Анджей, его и впрямь предали. Ну, что же, заодно и поквитаемся за пана Муху. Но ты точно уверен?
- Я видел его своими глазами, ваша милость.
- А герцога ты видел?
- Среди них только один немец, в рейтарском камзоле и шляпе с короной на тулье.
- Да, это он. Будьте осторожнее, говорят, он славно стреляет из своих пистолетов.
Преследователи двинулись дальше, вскоре под копытами конец перестало чавкать - земля явно стала тверже.
- Ты смотри, как он хорошо знает здешние места, - невольно воскликнул Лисовский, - я был готов поклясться, что эти топи не проходимы!
- Это остров посреди болота, они верно хотели здесь отсидеться.
- Пусть попробуют, - осклабился полковник, - довольно им нас за нос водить.
- Что-то я не вижу своих людей, - задумчиво пробормотал Лютович, - где их нечистый носит?
- Да вот они, - испуганно перекрестился один из почтовых, - что же это такое, матка боска!
Все кинулись смотреть, куда он показывал, и остолбенели, четверо товарищей пана Ионы лежали небрежно припрятанные в кустах с перерезанными глотками.
- Как же это, - потрясенно проговорил Лисовский, - они же не дети малые, чтобы так...
- Э нет, - покачал головой осмотревший трупы Лютович, - ножами по горлу их потом, для вида! Их стрелами посекли всех разом, оттого никто сигнала и не подал.
- Час от часу не легче, где же они таких стрелков взяли, чтоб из луков в лесу эдак стреляли?
- Татары, - пожал плечами в ответ следопыт.
- Какие еще татары? Они же больше по степям скачут!
- Это крымцы, а у московитов есть свои татары, они в лесу как дома.
- Ладно, - махнул рукой полковник, - посчитаемся и за них. Теперь идем следом, не могли они далеко уйти!
Действительно опытному глазу не трудно было найти, на не успевшей приподняться траве, следы многих телег и копыт. Осторожничая, чтобы не попасть в засаду литвины упорно, словно волки по следу гнались за своей добычей. Наконец преследуемые поняли, что им не уйти и, поставив возы в круг, заняли в них оборону.
- Их там сотни две не больше, - прошептал Лютович Лисовскому, - навалимся разом, не отобьются!
- Навалимся, только остальных подождем, - ответил ему полковник, - смотри, сколько дымков от фитилей курится.
- Стемнеет скоро.
- Пока не стемнело надо их окружить, а то уйдут. Хотя куда они уйдут от такой прорвы денег.
- Что-то не так здесь, - задумчиво прошептал Лютович, но перечить не стал.
Не прошло и часа как все лисовчики собрались и начали с разных сторон подбираться к возам московитов. Дождавшись готовности к атаке, полковник решил дать немецкому князьку последний шанс.
- Ясновельможный пан герцог, - закричал он в сторону осажденных, - если вы сдадитесь прямо сейчас я гарантирую вам жизнь!
- Шли бы вы мимо, пока все целы, - крикнул кто-то в ответ на хорошем польском, - а то я по пятницам не подаю!
Хищно улыбнувшись, Лисовский снова махнул буздыганом, командуя атаку. Храбрые шляхтичи и их почтовые как один кинулись на врага, но по ним тут же открыли стрельбу из множества ружей. Московиты, как оказалось только того и ожидали чтобы их противник подошел поближе поднявшись во весь рост. Пули их летели столь плотно, что казалось их там не две сотни, а вся тысяча, и атакующие их поляки и литвины падали один за другим неприятельским огнем. Однако, почуявших добычу, лисовчиков было так просто не остановить. Стиснув зубы, они шли вперед в тщетной надежде добраться до врага и напоить свои клинки своих сабель кровью схизматиков. Скоро вражеский огонь ослабел и казалось цель их уже близка, но про мекленбургского герцога не зря говорили что он предал душу дьяволу. Как оказалось у его людей помимо множества мушкетов, были еще и две пушки малого калибра, из которых они и взяли на картечь уже почти прорвавшихся лисовчиков. Как не ничтожны были эти пушчонки, но выпалив в упор, они скосили первые ряды нападавших как жнец срезает колосья спелой пшеницы. Усеяв поле боя убитыми и ранеными, литвины откатились назад, проклиная коварного врага нежелающего честно сражаться рыцарским обычаем.
- Куда вы бежите, братья-панове, - пытался остановить их полковник, - ведь ясно же что московиты расстреляли уже все свои заряды. Атакуйте их сейчас, и господь дарует вам победу!
Увы, ни уговоры, ни ругань с угрозами не помогали. Лисовчики пошедшие в поход за добычей, никак не хотели погибать во имя ее на забытых богом болотах. Одни отворачивались от своего полковника, другие, кто посмелее, отругивались, третьи молча перевязывали друг друга. И тут случилось странное. Перевязывая многочисленные раны одному из чудом спасшихся шляхтичей, его товарищи обнаружили торчащие в них мелкие серебряные монеты. Среди братьев-панов немало было таких, что из имущества имели лишь дедовскую саблю, да кунтуш, чтобы прикрыть наготу. Для них и мелкая монета в полтора гроша была целым состоянием, а тут проклятые московиты деньгами пушки заряжают! Буквально разодрав на части тех немногих кому посчастливилось пережить картечь, они пришли в крайнее возбуждение. Взревев от ярости и обиды только что бежавшие от врага, как черт от ладана, шляхтичи вскочили и кинулись на врага. Снова в них палили московиты успевшие перезарядить свои мушкеты, снова в упор ударили фальконеты, но ничто не могло остановить лисовчиков воочию увидевших вожделенное серебро. Теряя одного товарища за другим, прошли они сквозь смертельный огонь и ворвались внутрь вагенбурга и кинулись рубить его защитников. Те, впрочем, видя что их дело проиграно, бросились бежать к болоту оставив победителям и коней, и возы и пушки. Но как не призывал Лисовский своих людей продолжить преследование, никто не сделал и шагу к болоту. Напротив, как обезумевшие они бросились к возам и стали вытаскивать из них тяжелые бочки и выбивать из них днища в надежде найти в них вожделенное серебро. Увы, то тут, то там раздавались разочарованные крики, ибо из бочек вместо звонкой монеты высыпались лишь камни. В бешенстве одни лисовчики принялись крушить все в московитском лагере, а другие с яростью подступали к своему командиру, показывая жалкую свою добычу.
- Что это такое, пан полковник, - разочарованно кричали они Лисовскому. - Это ваш миллион злотых?
- Пся крев, - потрясенно прошептал он в ответ, - выходит, я тут три недели за камнями гоняюсь... а кто же тогда воюет?
Тут его слова прервали радостные крики, в одном из возов нашелся-таки бочонок с монетами рижской чеканки. С дикими воплями кинулись растаскивать остальные бочки с этого воза, не заметив впопыхах просмоленную бечевку, тянущуюся к каждой из них. Едва первая бочка коснулась земли, как веревка натянулась, и в глубине ее щелкнул хитроумный механизм, высекая искру. В каждом из этих бочонков помимо камней было от двух до трех пудов пороха взрыв которого разметал все вокруг, а каменный град убил и покалечил еще не малое количество лисовчиков.
Оставшиеся в живых в панике бросились прочь от проклятого места, проклиная человека приведшего их сюда. Впрочем, он их уже не слышал. Чудом уцелевший при взрыве, полковник схватился рукой за то место, где у обычных людей бывает сердце, и опустился на землю, чувствуя, как немеет его тело. Когда его люди решились, наконец, вернуться то нашли своего предводителя мертвым, лежащим на земле. На теле его не было ни царапины, а на лице было такое ужасное выражение, что они не решились везти его назад, а похоронили прямо там на болоте.
В жизни Лисовского были стремительные взлеты и оглушительные падения. Были люди которые им восхищались, но куда больше тех кто его ненавидели. Впоследствии нашлись те кто полагали что он мог бы стать героем, если бы не нашел свою погибель на островке твердой земли посреди болот, на какие так богата эта земля. Но сразу после его гибели родилась легенда, будто он нашел-таки герцогские сокровища, но не захотел ни с кем ими делиться и велел утопить их в болоте, а когда его люди воспротивились, убил их всех. И с тех пор он бродит по тамошним топям не упокоенным, охраняя свой клад. И горе рискнувшему попасться ему на глаза, ибо продавший свою душу нечистой силе Лисовский, непременно заведет свою жертву в болота, откуда нет выхода.
Когда вдалеке прогремел взрыв, Михальский, ведущий свой небольшой отряд по болоту, остановился ненадолго и прислушался, за тем, тяжело дыша, проговорил:
- Ну, вот и все.
- Взорвались бочки? - с любопытством спросил бредущий следом Федька.
- Сам, поди, слышал.
- А где ты такому научился?
- Государь научил, - пожал плечами в ответ Корнилий, - он на такие штуки мастер.
- Ага, царь у нас такой - согласился Панин, - а можно я шляпу сниму, неудобная страсть!
- Ополоумел, - строго спросил старший товарищ, - царская шляпа ему неудобная! Ишь чего выдумал - сниму. Мне бы такую пожаловали, так я бы спал в ней. Да что там спал, и в баню бы в ней ходил!
- Оно так, - тоскливо согласился тот, - только я в ней себя как чучело огородное чувствую.
- Ой, Федя, потащат тебя за таковые разговоры в разбойный приказ, помяни мое слово! И меня заодно.
***
Никогда не угадаешь заранее, какой будет погода на балтийском море. Когда мы выходили из Риги, ярко сияло солнце. Но прошло всего два дня, и небо заволокло тучами и заметно покрепчавший ветер начал крепко валять флейт господина Райхе. Арендовав оба его корабля, я на одном отправился в Стокгольм, а на втором с грузом отправился в Нарву сам господин Отто. Доставшийся мне флейт был довольно крепким судном, живо напомнившим мне мою "Благочестивую Марту". Воспоминания эти навели меня на минорный лад, и я крепко держась за снасти, наблюдал за тем, как вздымаются балтийские волны. Снова я иду на корабле в Стокгольм, только совсем один. Кароля и Никиту пришлось оставить в Риге, Корнилий со своей хоругвью ушел изображать вывоз добычи. С собой я взял нескольких драгун из числа тех, кто бывал со мной в Стокгольме, пять десятков московских рейтар, разной степени родовитости, да Мишу Романова мающегося сейчас в нашей с ним каюте от морской болезни. По моим прикидкам король Густав Адольф сейчас еще в Стокгольме. Готовится к поездке в Новгород на встречу со мной. Если я успею, то он туда не поедет вовсе. Ну, если конечно, я его уговорю обменять Ригу на Новгород.
- Вы прирожденный моряк, ваше величество, - одобрительно кричит мне шкипер Мюнц стоящий рядом, - можно подумать, что вы родились на палубе!
- Да уж, - хмыкаю я в ответ, - шутка ли, целый адмирал шведского флота!
- Смотрите, кажется, вы не единственный прирожденный моряк, - снова кричит мне Мюнц и показывает на щуплую фигурку у фальшборта.
Присмотревшись, я узнаю несостоявшуюся ведьму по имени Эльза. Я направлялся на корабль когда встретил ее в порту. Крайне удивившись, я спросил, что она делает в таком месте.
- Ваше величество, мне некуда больше идти, позвольте, мне отправится с вами.
- Вот так номер! А где же твой жених, Андрис, кажется?
- Нет у меня жениха, государь.
- Что не захотел жениться на ведьме?
- Отец не позволил.
- Да он еще и почтительный сын... что же, понятно. Ладно, если хочешь уехать со мной, то у меня нет возражений. Но ты, надеюсь, понимаешь что делаешь?
- У меня нет никакого другого выхода. Денег чтобы уехать нет, а если останусь, то житья мне все одно не дадут.
Что было делать с ней, я решительно не знал. С одной стороны, если бы весь город не собрался посмотреть, как ее сожгут, я вряд ли бы захватил Ригу. Не то чтобы я чувствовал себя обязанным ей, но бросить на произвол судьбы совести не хватало. С другой стороны, в Стокгольме меня ждёт моя разлюбезная Катарина Карловна и что она скажет, если увидит в моей свите женщину одному богу известно. В какой-то момент я даже хотел переодеть ее в мужской наряд, но хорошенько подумав, отказался от этой затеи. Кто-нибудь обязательно проболтается, и попытка скрыть ее пол будет воспринята как отягчающее обстоятельство. К тому же сероглазая Эльза была обладательницей такой умопомрачительной фигуры, что надежно спрятать ее под мужской одеждой не представлялось возможным. Ну, да, разглядел! Короче, недолго думая я велел, отправившемуся-таки со мной, Раальду Каупушу считать ее членом своей семьи. Впрочем, в первую же ночь на корабле, она заявилась ко мне полная решимости расплатиться и за спасение и за билет до Стокгольма. В ответ я покрутил пальцем у виска и велел ей не делать глупостей. Почему я так поступил? Сам не знаю. Может перед принцессой Катариной неудобно, а может... не знаю короче.
- Вышла подышать свежим воздухом? - спросил я у девушки.
- В каюте скучно, ваше величество, - отозвалась Эльза.
- Ты хорошо переносишь качку.
- Я дочь рыбака.
Я еще немного постоял, не зная, что ей сказать, пока она сама не подала голос.
- Вы что-то хотели спросить?
- Пожалуй, да. Скажи мне, ты говоришь хоть немного по-шведски?
- Понять смогу.
- Отлично, а что вообще умеешь?
- Все что необходимо хорошей жене. Готовить, шить, стирать.
- Грамоту знаешь?
- Немного. Обычно женщин у нас не учат грамоте.
- Но ты научилась?
- Да, ваше величество, а зачем вы спрашиваете?
- Пытаюсь решить, что с тобой делать.
- Понятно, еще я разбираюсь в травах и действительно немного могу лечить.
- У кого ты научилась?
- У матери. Читать и писать тоже.
- Не слишком распространенное умение для жены рыбака, не так ли?
- Она не всегда была женой рыбака.
- Вот как, кстати, а где она?
- Она умерла два года назад.
- Печально, а отец?
- А отец, когда меня обвинили в колдовстве. Меня не отпустили даже на его похороны.
- Ты так спокойно об этом говоришь.
- Я уже выплакала все свои слезы, ваше величество.
- Да уж, досталось тебе...
- Видно судьба такая, а что вы сделали с вдовой Краузе?
- С Ирмой-то? Замуж выдал.
- Что! За кого?
- О... не завидуй, - засмеялся я, - вдова еще не раз пожалеет, что не утонула.
- Я не завидую, я ненавижу ее!
- Пожалуй, у тебя есть на это причины, но не думай о ней. Вряд ли вы когда еще увидитесь.