- Хорошо бы, - загорелись глаза у Вельяминова, - только ведь не получится!
- Почему?
- Вельяминов прав, - меланхолично подтверждает сидящий чуть в стороне фон Гершов, - если, ваше величество, желает сделать набег, то это возможно. Если вы хотите взять Ригу, то это невозможно.
- Кто знает, кто знает, - столь же меланхолично отвечаю я Каролю, - конечно, лучше бы ударить по Риге совместно со шведами. Тогда бы их флот перекрыл бы доставку припасов в город и тот, скорее всего, сдался бы, увидев приготовления к штурму.
- Да какой штурм! - Не выдерживает Никита, - ни пехоты, ни пушек...
- Вон они, наши пушки, - хитро улыбнувшись, перебивает его Корнилий, кивая на карету.
- Да, в город войти можно, - подумав соглашается Кароль, - но я слышал, что там есть цитадель, Рижский замок. Его охрана будет начеку.
- А чем нам может помешать этот замок? - спрашиваю я его с самым простодушным видом.
- Ну, там укроются власти и смогут оттуда организовать сопротивление...
- Смогут, конечно, если будут там.
- А где им еще быть?
- Как где? Разумеется, там, где будут жечь ведьму! - отвечаю я и подкидываю ветку в костер.
Пламя на мгновение поднимается, и я вижу, как в карете приоткрывается дверца. Через секунду я вижу, как из-за нее на землю спускается ножка в маленьком башмачке. Похоже, юная фройлян желает прогуляться перед сном.
- Вам не спится сударыня? - спрашиваю я её, подойдя поближе.
- Э... - Регина Аделаида явно подбирает слова, но наконец, находится с ответом, - моя тетя ужасно храпит.
- Вот как, - недоверчиво смотрю я на озирающуюся по сторонам девушку.
- А вы не знаете, где наши слуги?
- Вероятно, спят, - пожимаю я плечами, а в чем дело?
- Нет-нет, ничего, - отвечает она, продолжая озираться.
Тут мне в голову приходит мысль, что как не велика ее карета, но уборной в ней точно нет, и мне становится неудобно перед девушкой, попавшей в сложную ситуацию, посреди огромного отряда военных.
- Знаете что, фройлян, - обращаюсь я к ней, немного подумав, - не знаю, какого рода у вас проблема, но уверен, что любую из них можно уладить вон в тех кустах.
Даже в темноте видно, как вспыхивает ее лицо, но, похоже, что совет дан очень вовремя и она тут же скрывается в указанном направлении. Спустя некоторое время она появляется еще более смущенной, и, ни слова не говоря, направляется к карете. Я возвращаюсь к костру и окидываю взглядом своих приближенных. Деликатный фон Гершов уже ушел, Михальский делает вид, что ничего не понял, а Никита только усмехается в бороду, но молчит.
- Спать пора, - отрывисто кидаю я им, укладываясь на попону, - завтра вставать рано.
- И то верно, - отзывается Вельяминов и надвигает шапку на глаза.
Ранним утром на "Песочной дороге"* показалась карета досточтимого Отто Буксгевдена в сопровождении небольшого отряда охраны. Было уже достаточно светло, чтобы стражники охранявшие въезд в Ригу узнали ее. Всадники, охранявшие экипаж, правда, были им незнакомы, но господин Отто самый знатный и богатый барон в здешних местах и вполне мог нанять себе на службу хоть черных рейтар, хоть имперских кирасир. Начальник стражи, впрочем, подошел к карете чтобы удостовериться все ли в порядке, но увидев в окошко злобное личико известной мегеры - сестры господина Отто - Марии Констанции тут же склонился в поклоне и приказал открыть ворота. Это был его последний приказ.
----------------------------------------
*Песочная дорога - главный въезд в Ригу в то время
Тем временем на площади перед церковью святого Петра собирался народ. Почтенные бюргеры и купцы, именитые мастера и безродные подмастерья. Старики и дети, мужчины и женщины, все желали увидеть, как сожгут ведьму. Рига была очень благочестивым городом и ее жители никогда бы не потерпели в своих рядах служительницу врага рода человеческого. Однажды, примерно пятьдесят лет тому назад, они в своем религиозном рвении зашли так далеко, что сожгли деревянную статую девы Марии, заподозрив, что в нее вселился злой дух. Надобно сказать, что подозрения эти были весьма основательны, ибо злокозненная статуя, по случайности упав в воду, имела наглость отказаться тонуть. А ведь всякому известно, что если брошенная в воду женщина не утонет, то она, вне всякого сомнения, предалась душой и телом сатане. Правда некоторые вольнодумцы, слабые в вере, тишком поговаривали, что статуя и не могла утонуть, поскольку была деревянной, но им быстро заткнули рты.
Приговоренная к сожжению девица из семьи рыбаков по имени Эльза так же была подвергнута этому испытанию и также всплыла. После этого связь ее с врагом рода человеческого была настолько очевидна, что вердикт судей был единодушен - виновна! Магистрат подтвердил приговор, и дело оставалось за малым. Его должен был утвердить представитель польского короля венденский воевода Кшиштоф Слушка. Впрочем, пан воевода прибыл еще вчера и собирался вынести свой вердикт сегодня же утром. Зная что пан Кшиштов, хотя и католик, но в вере тверд, никто в Риге не сомневался в его решении, так что костер был загодя приготовлен, и оставалось лишь возвести на нее ведьму и, зачитав приговор, предать ее огню с тем чтобы, уничтожив тело - спасти душу.
Главной обвинительницей по делу была ее соседка - вдова Ирма Краузе. Еще не старая женщина повторила при высоком капитуле свои показания. Девице по имени Эльза служили звери и птицы, что, несомненно, указывало на колдовство.
- Что ты скажешь в свое оправдание, - спросил обвиняемую воевода, сидящий в высоком резном кресле рядом с судьями.
- Мой добрый господин, - отвечала со слезами на глазах девушка, - я кормила птиц и они, собираясь под моим окном, пели мне песни. Я была добра к животным, и они платили мне тем же.
- Такое бывает, - задумчиво проговорил пан Кшиштов, глядя на смотрящую на него с мольбой Эльзу.
- Да, но она еще занималась врачеванием, - закричала Ирма, - откуда ей уметь облегчать страдания людей, если она не ведьма? Она ведь нигде этому не училась.
- Оправдывайся, если можешь, - приказал воевода.
- Люди добрые, - взмолилась обвиняемая, - вы все меня знаете, я никому и никогда не сделала плохого. Да, я приходила к больным и молилась об их здоровье, и если моя молитва была угодна господу, хворь уходила. Но разве в этом есть колдовство?
- А снадобий ты никому никаких не давала? - ехидно спросила вдова.
- Да какие снадобья! - закричала Эльза, - всякому известно, что отвар мяты, утоляет головную боль, его любой может сделать. Неужели все, кто так делают, колдуны?
Венденский воевода задумался, он не был злым человеком, и казни не доставляли ему большой радости. К тому же обвинения не выглядели слишком уж убедительно. Но было очевидно что, рижане от мала до велика, желают этой казни, а ссорится с ними пану Кшиштову не хотелось. В свое время Рига была имперским городом, и покорить ее удалось далеко не сразу. Не раз она восставала, и допустить новый бунт в такое время было совсем не разумно. А тем временем Ирма продолжала злобствовать.
- А еще господин воевода, она парней привораживает! Посмотрите на нее, ни кожи, ни рожи, а все молодые мужчины на нее смотрят! Да кто тогда ведьма, если не она!
- Ты сама ведьма! - закричала, не выдержав обвинений, девушка, - я не виновата в том, что Андрис меня любит, а на тебя и смотреть не хочет!
- Да что же это делается, люди добрые! - взвизгнула обвинительница, - Мало того что она приворотом занимается, так еще на меня на честную вдову клевещет! Сжечь ее!
- Сжечь! Сжечь! Сжечь! - начали кричать сначала некоторые собравшиеся, а затем все больше и больше и наконец, вся площадь в едином порыве стала требовать сожжения.
- Проводили ли испытание водой? - спросил, нахмурившись, пан Кшиштов.
- Да, господин воевода, - поклонился секретарь суда.
- Каков результат?
- Она всплыла.
- Виновна! - вынес свой вердикт поляк и отвернулся, прошептав: - "матка бозка, прости меня".
Тем временем сквозь толпу пробилось несколько человек во главе с молодым человеком, закутанным в плащ. На первый взгляд их можно было принять за немецких наемников, разве что их предводитель был слишком молод для этого.
- Что здесь происходит, господа? - громко спросил я, дождавшись, когда крики стихнут, - сдается мне, вы творите здесь беззаконие!
- Это еще почему? - изумился воевода.
- Потому что утверждать смертный приговор должен верховный сюзерен этого города. Конечно, если бы Рига была, как раньше, имперским городом, приговор ее магистрата был бы законен. Но поскольку, он давно уже не является таковым, права казнить у него - нет!
Собравшиеся вокруг судьи, члены магистрата и именитые граждане были так шокированы нелепостью речей молодого человека, что на какое-то время потеряли дар речи. А тот ни мало не смущаясь, подошел к обвиняемой и продолжал.
- Скажи мне, милая девушка, как случилось, что когда тебя бросили в воду, ты всплыла?
- Добрый господин, спасите меня, - в отчаянии взмолилась Эльза, - когда меня подвергли испытанию, мне нарочно худо связали ноги и руки, и я смогла освободить их. А так как я, как и все дочери рыбаков, хорошо плаваю, поэтому просто не смогла утонуть.
- О, мало того, что тут превышение полномочий, так налицо еще и подделка доказательств!
- Послушайте, вы, - взбешенно закричал пан Кшиштов, - что за глупости вы говорите? Я законный представитель здешнего сюзерена - короля Речи Посполитой Сигизмунда третьего! И потому приговор вполне законен!
- Друг мой, это вы говорите глупости. Причем здесь Сигизмунд Ваза?
- А кто же, по-вашему, король?
- Если вы о Речи Посполитой, то - он. Но дело в том, что сюзерен города Риги не он, а я!
Над площадью повисла просто гробовая тишина, собравшиеся сначала просто не могли поверить в действительность происходящего, но затем, то один, то другой начали смеяться и, наконец, скоро все собравшиеся просто катались со смеху над безумцем стоящим перед ними.
- И давно вы стали нашим сюзереном? - давясь от смеха, спросил бургомистр Николас фон Экк.
- Примерно четверть часа, - последовал невозмутимый ответ.
- Но почему вы так решили?
- Потому что рейтары, окружившие площадь, служат мне!
Между тем смех на площади сменился криками ужаса, толпу, собравшуюся в чаянии зрелища, стали со всех сторон теснить неизвестно откуда взявшиеся всадники в доспехах. Другие кавалеристы, топча людей лошадьми и раздавая удары плетями и древками копий, прорезали толпу и окружили помост, где собрались лучшие люди города. Стражники попробовали было сплотиться вокруг своих работодателей, но увидев направленные на них стволы пистолетов, стали бросать свои алебарды и поднимать руки, показывая, что в них нет оружия.
Лишь некоторые из собравшихся, главным образом поляки из свиты воеводы и люди Отто фон Буксгевдена обнажили свои сабли и шпаги, однако до рубки дело так и не дошло.
- Кто вы такой? - закричал Буксгевден.
- Спросите у своего будущего зятя.
Старый барон недоуменно обернулся к мертвенно бледному Карлу Юленшерне, так и не взявшемуся за оружие.
- Что это значит?
- Это герцог Иоганн Альбрехт Мекленбургский, - глухо проговорил тот, - это проклятый герцог Мекленбургский.
- Я тоже рад вас видеть, Карл Юхан, - улыбнулся я старинному неприятелю.
- Ты рано радуешься, проклятый ублюдок, - в бешенстве закричал шведский ярл и выскочил вперед, выхватывая пистолет, - на этот раз тебе не получится поглумиться надо мной!
Но прежде чем он успел спустить курок, внимательно следивший за происходящим Федор Панин, вскинул лук и пустил стрелу, пробившую шведу горло.
- Хорошо стреляешь Федя! - Похвалил я его, - правда, я его повесить хотел, ну да что уж теперь.
- Ну так повесить и таким можно, - тихонько пробурчал Панин в ответ, накладывая на тетиву новую стрелу.
- Господа, - обратился я к взявшимся за оружие, - ей богу, спрячьте ваши клинки в ножны. Мне совершенно не хочется портить такой прекрасный день кровопролитием, а в противном случае его не избежать.
Увидев что люди воеводы и Буксгевдена убирают оружие, я обернулся к приговоренной к сожжению и, вынув кинжал, перерезал на ней путы.
- Вот что, девонька, шла бы ты отсюда. Как там твоего жениха зовут, Андрис? Вот садитесь в лодку, да плывите куда подальше. Не дадут вам здесь жизни.
Девушка, не веря еще своему освобождению, в изнеможении присела на помост. Потом спустила с него ноги и, спрыгнув, хотела скрыться, но не тут то было. Вдова Краузе, похоже, единственная во всем городе сохранившая самообладание, пристально следила за происходящим и принялась кричать во весь голос.
- Да что же это такое! Господин герцог, как вы можете помиловать эту служительницу сатаны, ведь она не прошла испытания водой? Да по ней костер плачет!
- Да что ты говоришь, - осклабился я, - эй, Корнилий, ну-ка, свяжите эту добрую женщину и киньте в Даугаву, сдается мне ей тоже не пройти это испытание.
Подчиненные Михальского, недолго думая, схватили визжащую мегеру и, наскоро скрутив веревками, отволокли к берегу. С интересом понаблюдав за этим действием, я обернулся к судьям и ратманам и бургомистру и с досадой проговорил:
- Черт побери, совсем забыл!
- Что вы забыли, ваше королевское высочество?
- Предупредить, чтобы связали не слишком сильно, а то ведь не всплывеет. Ну, да ладно, утонет, значит утонет. Я с вами вот что хотел обсудить, в вашем городе постоянно творится беззаконие. Пока он принадлежал королю Сигизмунду, мне не было до этого дела, но более терпеть это я не намерен!
- О каких беззакониях вы говорите?
- Ну, как же, превышение полномочий, подлог доказательств в суде, оскорбление величества...
- О чем вы говорите, какое оскорбление?
- То есть, по-вашему, это нормально когда жители города смеются над своим сюзереном, а его бургомистр титулует русского царя герцогским титулом? Определенно, это является оскорблением величества! Кстати, по всем законом за подобное полагается смертная казнь.
- Вы не являетесь законным московским царем, - вскипел венденский воевода, - единственный законный государь в Москве королевич Владислав.
- А вы туповаты, пан Кшиштов, вы где-нибудь видите здесь Владислава с войсками? Вот и я нет, так к чему это велеречивое словесное недержание?
- О можете издеваться теперь над нами, но очень скоро здесь будет пан Гонсевский и я посмотрю что вы запоете!
- Где-то я уже слышал эти слова... ах, да, тоже самое мне говорил смоленский воевода Глебович. Но поскольку пана литовского рефендария здесь еще нет, то давайте поговорим о более насущных делах...
Тут мои слова прервали громкие крики людей, наблюдавших за тем, как испытывают водой вдову Краузе. Оказывается ушлая баба, хотя и не смогла до конца освободиться, но все же всплыла и, выплюнув кляп, оглашала окрестности противным визгом.
- Ты посмотри, - изумился я, - а схема-то рабочая! Следовательно, к прочим обвинениям добавляется сотрудничество с нечистой силой, сиречь - ведьмой!
С ошарашенных лиц лучших людей города можно писать картину "не ждали", лишь господин фон Экк, похоже, понял, куда я клоню, и уже подсчитывает в уме убытки. Улыбнувшись как можно шире, я задаю главный вопрос:
- Как жить будем дальше, болезные?
- Ваше царское величество, - важно кланяется бургомистр, - а вы действительно намерены присоединить Ригу к Московскому царству?
- Хороший вопрос, друг мой. На самом деле все зависит от вас. Если бы нам удалось уладить все недоразумения, я бы счел возможным возвращение Риге статуса Имперского города под сюзеренитетом моего королевского высочества как Великого герцога Мекленбургского. Следствием этого могло бы быть подтверждение всех старинных привилегий и свобод, которыми пользовался ваш прекрасный город в прежние времена. Кроме того, поскольку негодность польского правления очевидна, мне бы вероятно пришлось временно сократить налоги, с тем дабы вы имели средства исправить столь вопиющие недостатки. Впрочем, я полагаю это маловероятным, так что, скорее всего, вы будете присоединены к моему царству как завоеванная территория.