- Я все понимаю, у вас нет причин сомневаться во мне.
- Даже не думал, но мне больно видеть, как ты мучаешься.
- Я справлюсь, вам не стоит беспокоиться.
- Ну и ладно, а то у нас много дел.
- Вы так и не сказали куда мы идем, в Новгород?
- Не сразу, надо заглянуть к моим родственникам.
- У вас есть здесь родня?
- А как же, мы Никлотичи всем родня, без нас не один трон не стоит.
- Вы верно о курляндском и семигальском герцогах?
- В точку, эти два братца приходятся мне дядьями.
- Но они вассалы польского короля.
- Вот-вот, так что пусть решают кто им роднее.
Однако до Курляндии было далеко. Мой далеко не маленький, по меркам Литвы, отряд шел по самой границе, стараясь не ввязываться ни в какие драки. Впрочем, маленькие отряды сами нас сторонились, а крупнее никого просто не было, Гонсевский лихорадочно собирал войска, но у него пока плохо получалось. Рыскавшие тут и там отряды Мезецкого и Арслана заставляли местных шляхтичей больше думать о сбережении своего имущества, нежели об "общем деле*". Занявшие польскую Ливонию шведы тоже сидели по крепостям и не мешали нашему продвижению. Так мы продвигались дальше и дальше к маленькому прибалтийскому герцогству.
--------------------------------------------------------
Речь Посполитая - в переводе на русский Общее Дело.
***
Князь Василий Лыков с наслаждением слез с седла и немного косолапя, двинулся в придорожную корчму. Пока его холопы с осунувшимися лицами суетились у лошадей, хозяин решил промочить горло. Бегство тяжело далось московскому дворянину. После царского "награждения" прочие ратники отрастили на молодого князя такой зуб, какой не у всякого лесного зверя случается. Увидев его они в лучшем случае плевались, а в худшем смотрели так будто прикидывали как ловчее прирезать. Впрочем, сам Василий почти безвылазно сидел в шатре, сказавшись больным, но вот двум холопам его так не повезло. Одного нашли со стрелой в горле, а другой пошел за водой, да так и утоп в колодце. Дожидаться пока останется один, царский рында не стал, а потому испросивши разрешения у царя, тайно ночью покинул Смоленск, бросив все имущество, кроме пожалованной шубы. Во-первых, награда велика, а во вторых бросить ее означало показать пренебрежение царской милостью, а то, что незнамо откуда появившийся немец умеет изощренно мстить, Лыков уже убедился.
Впрочем, беда покуда миновала, и князь горделиво ступая прошел в корму и плюхнувшись на лавку потребовал хлебного вина. Целовальник угодливо поклонился и лично поднес знатному посетителю изрядную чару. Василий степенно принял и широко перекрестившись, опрокинул в пасть ее содержимое. Крякнув от удовольствия, сунул руку в чашу с квашеной капусткой и вкусно захрустел, заедая.
- Могёт! - уважительно протянул в сторону сидящий в углу мужичок, по виду из посадских.
- Могу! - не удержался от бахвальства князь.
- Я чаю, господин из войска возвращается? - спросил целовальник, следя за слугами, уставлявшими стол князя различными закусками.
- Из войска, - подтвердил Василий с гордостью.
- Правда ли что Смоленск у ляхов отбили? - обступили его немногие посетители.
- Правда, как же не правда, одолели супостата, с божьей милостью.
- Быстро управились.
- Какое там быстро! Три дня бились без роздыху, пока на стены взошли. Я сам десяте... пятнадцать ляхов зарубил!
- Эва как, - уважительно потянул посадский, - удачлив государь Иван Федорович.
В лицо князя мгновенно прилила кровь, но чудовищным усилием воли он сдержался. Не глядя, протянув чару целовальнику, которую тот, уловив перемену настроения, тут же молча налил ему до краев. Так же молча московский дворянин выцедил ее содержимое сквозь сжатые зубы и лишь после этого обвел присутствующих мутными глазами и проговорил:
- Этого не отнять, удачлив.
- А правду говорят, - вступил в разговор молодой купец с изъеденным оспой лицом, - что государь до девок лют?
- Есть такое, - отозвался Василий, икнув, - только не до всех. Немок он любит страсть! Их за ним цельный обоз везут, чтобы значит, служили ему.
- А лицом баские*? - заинтересованно спросил рябой купец.
--------------------------------
*Баские. - красивые.
- Нет, - скривился Лыков, опять взявшись за вино - кожа до кости, смотреть не на что, сказано же немки!
Впрочем, у купца, похоже, были свои соображения на этот счет и он мечтательно улыбнулся. Посадский же, нахмурился, но продолжал слушать с прежним вниманием. Целовальник тем временем выглянул из корчмы и знаками подозвал к себе княжеских холопов.
- Вот что служивые, там ваш хозяин подвыпил и несет неподобное, а я по разбойному приказу не скучаю! Вы бы его, спать уложили что ли?
- Охти мне, - отозвался старший из них, бывший ключником, - мало нам смоленской печали, так еще тут...
Проговорив это, он с остальными слугами кинулся в корчму на помощь к своему непутевому хозяину. Все вместе они, льстиво улыбаясь и втихомолку ругаясь, потащили Василия в отдельную камору, чтобы он не наболтал еще чего-нибудь.
Оставшиеся в общей горнице посетители, переглянулись и принялись каждый за свое. Только покрытый оспинами купец, которому очевидно не слишком везло в любви, вздохнув, проговорил: - "цельный обоз"! На что посадский, собираясь уже выходить, пробурчал, надевая шапку.
- Смуту прекратил, воров разогнал, ляхов побил, Смоленск вернул... да пусть хоть всех перепользует. Особливо немок!
***
Когда-то давно один церковный иерарх тонко намекнул мне, что мое, пардон, седалище, гораздо больше подходит для седла, нежели для трона. Этот поход очередной раз показал мне, что святой отец был прав. Мне нравится звук копыт идущего за мной войска, свежий ветер, дующий мне в лицо и развевающий мои волосы. Мое сердце больше радуется пушечным залпам и сабельному звону, чем малиновому звону московских колоколов, а запах сгоревшего пороха или луговой травы кажется более приятным, чем аромат ладана, буквально пропитавший кремлевский дворец.
Пройдя стороной охваченную огнем Литву, мы вскоре оказались в польской Ливонии, где было гораздо спокойнее. Михальский вел нас одному ему ведомыми путями с непостижимой для обычного человека ловкостью и сноровкой. Казалось, он знает все броды на всех речках, и все укромные поляны во всех окрестных лесах. Раньше я был уверен, что такой большой отряд как наш невозможно провести через всю страну незамеченным, но бывший лисовчик смог эту уверенность поколебать.
- Корнилий, - воскликнул я однажды, - ты хоть сам-то знаешь, где мы сейчас?
- Конечно, ваше величество, мы в тридцати верстах от Риги, если ехать прямо. Но вы, кажется, хотели побывать в Митаве? Тогда нам нужно повернуть налево и скоро будет брод через Даугаву.
- Брод?
- Ну, не совсем брод, но глубина там невелика и течение тихое, так что перебраться мы сможем. Но самое главное, места тут уединенные.
- Прекрасно, тогда давай поторопимся, мне не терпится устроить сюрприз своей родне.
Увы, через минуту я в очередной раз убедился в верности поговорки, что "человек предполагает, а бог располагает". Несмотря на то что места здесь и впрямь были уединенными, посреди дороги в огромной промоине стояла завязнувшая по самые оси большая дорожная карета. Вообще, дорожные кареты бывают разные. Большие, средние, маленькие, в общем, всякие. Эта была просто громадной. До сих пор самая большая, какую я видывал, была та, в которой везли в Дарлов юную княжну Агнессу Магдалену. В ней тогда с комфортом разместилась сама невеста, ее пожилая наставница, дальняя родственница, которую звали Катарина фон Нойбек, а еще камеристки и служанки всех трех дам, весь их багаж, да еще нашлось место для меня, когда дамы возжелали, чтобы я развлекал их беседой. Так вот, эта представительница каретного племени была как бы ни больше. Воспоминания о прекрасной Агнессе навели меня на минорный лад, и я почти приветливо поинтересовался у бестолково толпящихся вокруг слуг, какого черта они здесь делают. Те в ответ только хлопали глазами и опасливо молчали, наблюдая за окружившими их моими солдатами.
- Кто здесь? - раздался из глубины кареты какой-то резкий и противный, но, несомненно, женский голос.
- Боже мой, а кого вы здесь рассчитывали застать? - искренне удивился я в ответ.
Оконная занавеска отодвинулась в сторону, и наружу показалась женская физиономия, ничуть не уступающая в красоте голосу. Суетливо оглядевшись и остановив взор на мне, дама в карете поняла лишь, что перед ней дворянин и разразилась целой речью, в которой слова приветствия ко мне причудливо перемежались с бранью к слугам.
- О, благородный господин, к сожалению, не имею чести знать вашего имени, само провидение послало вас сюда на помощь бедным женщинам, оказавшимся в безвыходной ситуации из-за этих тупоголовых чурбанов! Мы очень спешим в Ригу, а эти животные решили, что таким образом можно срезать путь! Теперь мы в совершенно безвыходной ситуации и, несомненно, погибли бы, если бы вы не появились здесь. А как вас зовут?
- Можете называть меня Иоганном Альбрехтом, - отвечал я, приподняв шляпу, - сударыня, а позволено ли мне будет спросить, какая надобность у вас была столь спешить в Ригу?
- Как, вы не знаете? Там будут сжигать ведьму!
- Что, простите?
- О, вы, как видно, издалека, раз не знаете. В прежние времена здесь было довольно много ведьм и еще лет двадцать назад их сжигали регулярно. Однако с тех пор они повывелись и эта первая за много лет.
- И вы, сударыня, кстати, а как мне вас называть, не желаете пропустить такое зрелище?
- Мария Констанция фон Буксгевден, - представилась мне дама, - а это моя племянница Регина Аделаида.
Проговорив это дама слегка подвинулась, и в образовавшуюся щель выглянуло миловидное личико, куда более соответствующее моему пониманию прекрасного. Девушка с испуганным любопытством взглянула на меня и легким кивком ответила на мой поклон.
- Казимеж, - тихонько шепнул я Михальскому по-польски, - тебе старуха, мне паненка.
- Кто бы сомневался, - пробурчал мой телохранитель, осклабившись, но я его уже не слушал.
- Прекрасные дамы, позвольте предложить вам помощь, - церемонно провозгласил я, слезая с верного Волчка, - а потом мы продолжим столь занимательную беседу.
Мой телохранитель последовал моему примеру и, подойдя к карете, поднял на руки и поднес к берегу сухопарую даму. Я же подхватил юную Регину Аделаиду и не менее галантно помог ей выйти сухой из воды. Но если Корнилий отпустил свою ношу, едва покинув воду, то я продолжал держать ее на руках, откровенно забавляясь ее румянцем. Впрочем, госпожа фон Буксгевден немедленно пришла на помощь своей подопечной.
- Не знаю как вас, и благодарить, господин Иоганн Альбрехт! Однако не опустите ли вы на землю бедную девочку?
- Вам разве неудобно, сударыня? - спросил я девушку, сидящую у меня на руках.
- Сказать по правде, я бы предпочла, чтобы вы меня отпустили, - пролепетала она в ответ.
- Ваше желание закон для меня, - отвечал я, не думая впрочем, ее отпускать, - вы, кажется, говорили, что торопитесь посмотреть на сожжение ведьмы.
- Нет, что вы, меня совсем не прельщают подобные зрелища, но в Риге меня ждет отец. Он нашел мне жениха и собирается объявить о помолвке.
- О, ваш жених счастливчик! Он, верно, молод и красив?
- Я никогда не видела его. Он родом из Швеции.
- Как интересно... А вы знаете, я долго жил в Швеции и, возможно, знаю вашего жениха. Как его имя?
- Карл Юхан Юленшерна, и, может быть, вы все же отпустите меня?
- Конечно, сударыня, - едва не уронил я свою ношу, услышав это имя, - я действительно знаком с вашим женихом. Скажу более, мы, в некотором роде приятели!*
---------------------------
*Подробнее об отношениях ГГ с Юленшерной в первой книге.
- Скажите, мадам, - обернулся я к старухе, - вас ждут в Риге?
- Да.
- И там, верно, все знают, как выглядит ваша карета?
- Разумеется, это карета моего брата Отто фон Буксгевдена, а его все знают в этих местах!
- Чудесно, мадам, я, пожалуй, провожу вас в Ригу. Здешние места в последнее время небезопасны.
- Что вы имеете в виду?
- Как, разве вы не слышали, что этот ужасный герцог Мекленбургский, ставший русским царем и взявший недавно Смоленск, напустил на Литву полчища диких татар и казаков?
- Да, но Литва далеко, неужели вы думаете, что они могут добраться сюда?
- В Дерпте тоже думали, что находятся далеко от него, но два года назад он излечил его обитателей от этого заблуждения. Прошу вас, не отказывайтесь от моей защиты!
- Да-да, конечно, мы будем очень признательны, а у вас довольно большая свита, господин Иоганн Альбрехт!
- Я же говорю, здешние места небезопасны! - улыбнулся я в ответ самой обезоруживающей улыбкой, на какую только был способен, и обернулся к фон Гершову, - Кароль, ну-ка прикажи своим дармоедам вытащить эту колымагу!
Драгуны тут же, как муравьи окружили застрявший рыдван и, поднатужившись, вырвали его из вязких объятий дорожной грязи.
- Сударыни, - церемонно обратился я к дамам, - вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Меня немного утомила поездка верхом.
- Но, прилично ли это? - попробовала возмутиться старая грымза, на что я ответил:
- Ну, вы же не хотите, чтобы я ехал с прекрасной Региной Аделаидой наедине?
Старухе пришлось согласиться, и оставшийся путь до Риги я проделал в компании дам. Правда Мария Констанция недовольно косилась на меня, но я вел себя паинькой и развлекал ее и племянницу рассказами о шведском дворе. В эти времена для провинциальных дворян нет ничего более захватывающего, чем повествования о придворной жизни. Так что старая грымза и ее подопечная скоро сменили гнев на милость и жадно слушали небылицы, которые я им плел. Так продолжалось почти до ночи, когда я объявил дамам о необходимости сделать привал.
- Но до Риги осталось всего ничего, - попробовала возразить Мария Констанция.
- Да, но ворота, скорее всего, будут закрыты, а ваш герб на карете не столь заметен. Давайте заночуем здесь, вы в карете, а я со своими людьми буду охранять ваш сон. На рассвете мы продолжим движение и вскоре будем в городе. Поскольку казни обычно бывают по утрам, это зрелище мы не пропустим.
- Сказать по правде, я ужасно проголодалась, - жалобно глядя на меня, проговорила Регина Аделаида, а припасы, которые мы взяли с собой закончились.
- Ну, это дело поправимое, - улыбнулся я.
На самом деле я предвидел такой поворот и велел Михальскому озаботиться пропитанием для наших новых спутниц. Все же вяленая конина и сухари, которыми питали свои силы мы, не слишком подходила для дам. Так что едва мы остановились, как казаки развели костер и установили на него котелок, в котором варилась украденная где-то по дороге курица. Слава богу, она была не слишком стара, и скоро я имел удовольствие наблюдать, как очаровательная Регина Аделаида грызет куриное крылышко своими крепкими беличьими зубками. Ее тетушка тоже воздала должное невинно убиенной птице и вскоре от несчастной пеструшки ничего не осталось. На десерт я предложил дамам вина из походной фляжки. Девушка, проявив похвальное благоразумие, отказалась, ограничившись родниковой водой. А вот Мария Констанция воздала должное продукции рейнских виноградников, и вскоре я пожелал своим спутницам спокойной ночи.
- Ты чего это затеял, государь, - спросил меня Никита, насторожено поглядывая на карету.
- Случай больно удобный, - улыбнулся я, - да еще про знакомца старого услыхал. Должок у меня к нему, грех не вернуть, если оказия подвернулась.
- Ты же сказывал, что к родне собирался?
- Да эта родня жила без меня столько лет, глядишь, и еще потерпят, а Рига кусок знатный!
- Да на кой черт, она тебе нужна, эта Рига! Нет, город, конечно, хороший, но ведь даже если возьмем, потом же не удержать. Пограбить разве.
- Понимаешь, Никита, меня беспокоит восстание в Тихвине. Точнее то, что там убили шведских солдат и чиновников. Густав Адольф ведь еще мальчишка и потому идеалист. Он непременно потребует наказать виновных и у меня не будет причин ему отказать. А я не хочу отдавать русских людей на расправу только потому, что они не хотят видеть иноземных солдат на своей земле. В данной ситуации они правы, но мне никак не объяснить это шведскому королю. Так что есть только один выход, дать ему другую игрушку, чтобы он забыл о Тихвине. И Рига в этом смысле идеальна! Ее даже можно без проблем обменять на Новгород, на это даже Оксеншерна согласится без раздумий. Может быть даже на Корелу.