Дмитрий бегом догнал слетевшее крыло, его уносило ветром, ободряюще крикнул:
– Ты – гигант! У меня с первой попытки тоже не получился… тройной иммельман с петлей. Давай, сейчас полетишь, как дятел или страус.
Енисеев не знал, как летает дятел, смолчал. Удивляло, что не чувствует страха, в то время как раньше даже в салоне комфортабельного самолета иногда чувствовал приступы подленького ужаса: воображение услужливо рисовало, как все будут падать, если самолет вдруг рассыплется.
В воздухе сумел удержаться с четвертой попытки. Его качало, переворачивало, земля устремлялась навстречу, но для маленьких существ время течет по-иному: он успевал реагировать, переворачивался, взмывал, подобно курице отчаянно хлопая крыльями. Шестое чувство быстро присмотрелось и начало указывать на цветные вязкие струи, восходящие потоки, кожей чувствовал разреженность холодного воздуха.
Дмитрий и Саша держались рядом, сопровождая его, как истребители в свое время прикрывали тяжело груженный бомбовоз с «Энолой Грей» на борту. Им приходилось уворачиваться от его беспорядочных рывков, но все же старательно прикрывали: Дмитрий сверху – от стрекоз и шершней, Саша держалась под Енисеевым, привлекая к себе голодное внимание затаившихся на верхушках растений хищников. Когда Енисеев наконец сообразил их роли, он поспешно поднялся выше, заорал:
– Саша, от земли подальше!
– Что? – не расслышала Саша.
– Снайперы достанут! Снайперы!
– Кто такие?
– Потом…
Снайперами, вспоминал он лихорадочно, могут быть паучки, выбрасывающие липкие нити, палочники с их дальнобойными струйками парализующего газа, всевозможные жуки-стрелки, прыгунчики… Но и выше, в зону охоты стрекоз, тоже нельзя. Только по нейтральной полоске земли, то бишь воздуха! Тянется на разной высоте, надо бы составить карту, так как соблюдение границ зоны очень важно, за нарушение можешь потерять не только нашивки…
– Уже держусь! – прокричал он. – Летим к месту, где погиб Измашкин!
– Тогда держись за мной, – крикнул Дмитрий.
– Я прикрываю сзади, – донесся звонкий голос Саши.
Земля внизу скользила, как будто они неслись над нею на скоростном самолете. Енисеев успевал видеть россыпи кристаллов, ползающих жуков, быстрых муравьев, затем пронеслись над зеленым лесом растений, все листья усеяны тлями, жуками, гусеницами… Он часто-часто взмахивал крыльями, его бросало вверх-вниз, в то время как амплитуда этих прыжков у Дмитрия и Саши была поскромнее.
Внезапно Дмитрий начал резко набирать высоту, внизу оранжевый песок расплылся в сплошной оранжевый поток, сверкающий туман. Енисеев и Саша послушно повторили маневр ведущего. Через несколько секунд он без предупреждения вошел в пологое пике. Внизу показалось поднятое на высоту исполинское круглое поле размером со стадион, только не вытянутое, а словно очерченное циркулем. Это походило на гору со срезанной алмазной пилой бога вершиной.
Енисееву с высоты показалось, что они идут к гигантской мишени. Кольца от центра расходились ровные, четкие. Срез мегадерева показывал, что на погоду пенять нечего, у кого есть корни, тот и прокормится. Неурожай – дело рук лодырей, у природы нет плохой погоды.
Саша приземлилась точно в яблочко, тут же повела по сторонам настороженным взглядом, а вместе со взглядом – стволом бластера. Енисееву она показалась живой радиолокационной станцией, нацеленной следить за чужими самолетами, выныривают те из-за облаков или из-за низкого горизонта.
Дмитрий опустился на самый край. Это походило так, словно он встал в двух шагах от бездонной пропасти. Земля оказалась так далеко, что видно было только оранжевый блеск с редкими зелеными пятнами. Енисеев послушно брякнулся между десантниками. Руки от непривычных усилий ныли, а разогрелся так, что страшно подумать о комбинезоне – был бы как яйцо всмятку, сварившись в собственном соку.
На огромном пространстве пня – безмолвие. В сторонке бесшумно пронесся марсианский шестиножник бегунка, в щелочке виден блеск крупных шаров росы на ажурных нитях. Молодой паучок затаился в расщелине, глаза блестят хищно, но такой маломощный, даже Енисеев геройски выбрался бы из его сетей.
Под ногами на пределе слышимости вибрировало. Личинка дровосека медленно двигалась через толщу дерева, прогрызая новую линию собственного метрополитена. Вибрация выдавала работу мощных челюстей, шуршание опилок, даже царапанье крохотных ножек… На краю пня затаились под кусочками коры крохотнейшие ярко-красные клещики, не крупнее ногтя.
Через все необозримое плато, с трудом переползая препятствия, медленно двигалась личинка златоглазки, похожая на нищенку-старьевщицу, обвешанная высохшими грязноватыми шкурками тлей. Правда, личинка размером была с танк Первой мировой да еще и с прицепом. Нежная, тонкошкурая, мгновенно теряющая воду в сухом воздухе, она приспособилась восполнять потерю влаги, пожирая тлей сотнями. Шкурами укрывалась, умело склеивая их, делая сперва защитный комбинезон вроде тех, которые велит носить Мазохин, а затем и вовсе превращая его в танковую броню, под которой влажному воздуху уже деться некуда.
Саша резко развернулась, поймав Енисеева в прицел:
– Именно здесь Измашкина схватил муравей.
Енисеев осторожно отодвинулся, чувствуя себя неуютно перед дулом бластера.
– Что за муравей? Сколько члеников в сяжках? Были шипы на головогруди?
– Не рассмотрели, – ответила Саша виновато. Она опустила бластер. – Таких мы раньше не видели.
Дмитрий подошел, сказал, морщась:
– Все было как удар молнии. Мы еще не знали таких скоростей. Не успели охнуть…
Енисеев пошел по широкому кругу. Из-под ног тянуло сыростью и холодом. Пень мертвого мегадерева все еще поднимал мощными корнями ледяную воду из земных глубин, разбухал, сбрасывал с поверхности среза. Растопыренные за спиной крылья раскачивали, цепляясь за воздух, упирались. Благо штиль, иначе занесло бы так, что и бесстрашная Саша вкупе с не менее бесстрашным следопытом Дмитрием не отыскали бы.
– Может быть, сложить их? – предложил он, намучившись. – Это очень долго?
– Быстрее, чем укладывать парашют, – сообщил Дмитрий, как будто Енисеев с точностью до секунд знал, сколько укладывать парашют.
– Риск, – ответила Саша строго. – Вдруг появится опять?
Дмитрий лег на краю деревянного обрыва, свесившись почти до половины, вдруг взвизгнул:
– Муравей!.. Гигант! Тот самый!
ГЛАВА 8
Саша одним взмахом подбросила Енисеева в воздух. Он захлопал крыльями, мир перевернулся, стал удаляться, а перед глазами была только туманная синь. Наконец пришел в себя, выровнял полет. Саша парила внизу в хищной позе, словно величественный горный орел над соплеменными вершинами чертополоха. Крохотная фигурка тоже была внизу. Дмитрий так и остался на краю пня, наблюдая за движением многочисленного зверья внизу.
Енисеев начал снижаться, с этой высоты только стрекоза – куда там горному орлу! – с ее изумительными гляделками рассмотрит мелочи, а он только видит расплывающийся оранжево-зеленый туман, откуда идут странно знакомые запахи.
Он опустился еще ниже, туман исчез, а внизу среди глыб, сухостоя, мокрых пятен от падающей росы неспешно бежал ксеркс. Черно-красный, огромный, уверенный в собственной мощи. Опаснейший хищник, как сказано в учебнике мирмеколога, один из крупнейших в Европе муравьев.
Когда Енисеев, сложив крылья, прошел мимо парящей Саши, она вскрикнула:
– Ты падаешь!
– Снижаюсь, – возразил Енисеев.
Она догнала его, облетела по кругу его нелепую трепыхающуюся фигуру:
– Помочь? Ты все-таки падаешь.
– Иду на посадку, – успел ответить Енисеев.
Он упал на горячие камни, поспешно сбросил крылья. Огромный ксеркс был в полусотне шагов, его шестиугольная голова тут же повернулась в его сторону. Сяжки качнулись, щупая запах.
Енисеев шагнул вперед. Ксеркс рванулся вперед, как оживший бронетранспортер. Жвалы раздвинулись так, словно вместе с Енисеевым изготовился схватить пару слонов. Енисеев рухнул, подогнув ноги и прижав кулаки к груди.
Над ним появились шипастые колонны лап. Небо заслонило нависшее над ним огромное, как самолет, туловище. Голова ксеркса пошла вниз, Енисеев увидел десятки собственных отражений в фасеточных глазах.
Толстые коленчатые сяжки коснулись Енисеева. Дрогнул и задвигался одиннадцатый членик – различитель чужих запахов. Головной ганглий еще не дал ответ, но левая антенна уже толкнула в спину. Мелькнули Дмитрий и Саша. По голой спине пробежали жесткие, словно ерши для чистки бутылок, членики сяжка. Енисеев поспешно прикрыл лицо ладонями.
Ксеркс задумчиво просканировал воздух. Его крупные глаза до мельчайших подробностей видели кузнечика на дальнем стебле, к нему неслышно подкрадывался толстенький богомол. Можно бы сделать рывок, но у них глаза тоже отросли не зря… Кузнечик прыгнет и улетит, а богомол, хотя и не отрастил крыльев, перемахнет на другой стебель – задние лапы уже вздуваются от мускулов, изготовился…
Енисеев лежал лицом вверх, прижатый к земле огромной когтистой лапой. Перед глазами блестело надраенным металлом ярко-красное с черными полосками брюхо, сверкали фаланги, шипы, заусеницы, наросты.
Наконец ксеркс соступил, задел правой задней, Енисеев перекувырнулся от пинка, но остался лежать в той же внутриутробной позе. Муравей резво понесся к роскошному будяку. Енисеев увидел, как стремительно удаляется красный зад, неторопливо поднялся, помахал обеими руками:
– Эгей!..
Дмитрий подбежал первым, лицо его было серым как пепел, а руки тряслись:
– Впервые… еще чуть, я бы нарушил… Енисеев, не устраивай больше такого!
– Какого? – удивился Енисеев. Он с сожалением оглянулся вслед убежавшему красавцу. – Э-э-э… не общаться?
– Такого! – выкрикнул Дмитрий ему в лицо. – Даже если это неопасно. Хотя я не представляю, чтоб это было неопасно! По крайней мере, не делай у нас с Сашкой на глазах. Я уже дергаюсь! С тобой так растреплешь нервы, что в какие там космонавты – шофером автобуса не возьмут! Сашку вон чуть заикой не сделал…
Саша смотрела исподлобья. Вид у нее был угрюмый, рассерженный.
Енисеев развел руками:
– Клянусь, неопасно. Автобус тоже убьет, крутни руль не в ту сторону. И телевизор на тот свет отправит, если полезешь менять плату, не выдернув шнур… Мясорубка отхватит палец, а газовая плита удушит семью… Дома мы в большей опасности, но живем! Здесь просто рай.
Саша принесла крылья Енисеева, резко повернула его к себе спиной. Енисеев послушно вставил руки в лямки. Дмитрий сказал свирепо:
– Но ты же мог предупредить!
– Сказали бы, что спятил. Да и некогда было.
– И сейчас скажу!
– Муравьи не убивают без разбора. Видел, я стал в чемоданчик? Так называется поза подчинения. Стать в чемоданчик.
Дмитрий фыркнул, но в глазах появилось сомнение:
– Так просто? Тараканы давно научились бы, они смышленые. Моя теща с ними всю жизнь воюет, да только одни у нее поражения… Ксерксы давно бы померли с голодухи.
– Добычу ритуальное подчинение не спасет, но мы – не добыча. Скорее соперники. Конкуренты. Либо драться, либо в чемоданчик.
Саша поправила пояс с гранатами, возразила:
– Слабый волк утихомиривает сильного, подставляя ему горло. Но чтобы так додумались муравьи?
Крылья волочились за Енисеевым, не желали стоять торчком. Он сказал с досадой:
– Саша, у вас одни крайности. Опасные крайности. То высшая цивилизация, то даже рефлексов нет!
Дмитрий спросил мрачно:
– Измашкин погиб зря?
– Не знаю. Но переносить сюда представления из Большого Мира опасно. Муравьи и другие насекомые – это не железные тигры, не бронированные носороги… Это совсем другой мир. Измашкин, возможно, тоже решил, что ксеркс – это тигр величиной со слона. Либо бежать, либо принимать бой.
Дмитрий стискивал челюсти, желваки играли под темной от загара кожей. Голос его был злой и недоверчивый:
– А можно, оказывается, в чемоданчик?
– Не только, – сказал Енисеев педантично. – Мы не становились в чемоданчик, когда два года назад ходили по муравейнику. Можно быть на равных. Можно быть вообще невидимками…
– Как это??
– Это сложнее, потом поясню.
Саша бросила на них негодующий взгляд. Краем глаза Енисеев видел, как она взмахнула крыльями, бесшумно оторвалась от земли. Дмитрий сказал раздумчиво:
– Если запросить пардону, то не тронет?
– А что, гордость десантника не позволяет?
– Вообще-то не нравится, – ответил Дмитрий. Плечи его шевельнулись, под загорелой кожей вздулись тугие мускулы. – А кому бы понравилось?
– Тогда считай это военной хитростью.
Дмитрий долго думал, голос его был нерешительным:
– Хитрим перед врагом, а мурашей что-то не хочется зачислять во враги. Простые, хорошие парни… Совсем как я. Наверное, здесь такая форма козырять старшим по званию. Да-да, именно такова видимая форма субординации!
– В яблочко, – согласился Енисеев.
– Извини, но такую дикую идею я должен проверить. В конце концов, это я испытатель, а не ты.
Он рванулся вверх, как почтовый голубь, шумно и часто хлопая крыльями. Енисеев заспешил следом, но Дмитрий уже ушел в сторону, а потом и вовсе неким образом вошел в пике. Енисеев попробовал собезьянничать, но Дмитрий, а за ним и Саша умело использовали щели между потоками, зато Енисеев зависал, его подбрасывало теплыми потоками, кружило, несло в сторону.
Наконец он с трудом опустился, упал возле Дмитрия на широком, как танцплощадка, мясистом листе, покрытом редкими толстыми волосками. Саша с неразлучным бластером сидела на самом краю, чуть покачивалась вместе с листом. Вокруг нее блестели капли сока размером с дыню. В одной барахталась нежная мушка с большими глазами и крылышками феи.
Саша указала стволом бластера вниз. По сверкающим глыбам иноходью бежал ксеркс, а под углом к нему семенил желтый мирмик. Мирмик рыскал по сторонам, ксеркс двигался как линкор, явно держа курс на далекий кормоучасток.
Вдруг сяжки ксеркса шелохнулись, он тут же сделал молниеносный рывок, налетел на мирмика. Тот, как показалось Енисееву, ахнул в панике и рухнул на булыжники, быстро подобрав шесть лап к пузу.
Гигант высился над скорчившимся мирмиком, как портовый кран под стареньким грузовичком. Доспехи блестели, лапы выглядели как деревья, между которыми заблудился ребенок. Сяжки достали мирмика, перекатили. Мирмик вскочил, его маленькие жвалы раздвинулись. Заблестела оранжевая капелька.
Ксеркс повернул голову, осмотрел подношение. Енисееву показалось, что гигант усмехнулся. Еще раз коснувшись усиками мирмика, неспешно двинулся дальше.
Булыжники отлетели в обе стороны.
Мирмик вскочил, проводил страшного гиганта обалделым взглядом, ощупал себя сяжками. Капелька еды, которую предлагал ксерксу, снова втянулась вовнутрь. Еще дрожа, пугливо почистил сяжки, юркнул в сторону от ксерксовой дороги.
– Бедный муравей, – сказал Дмитрий с глубоким пониманием. – В лесу ксеркс, дома теща… Ладно, что мордоворот даже конфету не отобрал.
– Еду предлагает младший старшему, – пояснил Енисеев.
– Та же субординация?
– Везде свой порядок, – ответил Енисеев уклончиво.
– Ладно, настала моя очередь. Пролетарию нечего терять. У хохла только чуб да душа…
Стряхнув крылья, он без разбега прыгнул вниз. Саша подобрала его крылья, легла рядом с Енисеевым у края. Обеими руками цеплялись за волоски, ибо под ветерком лист величественно заходил вверх-вниз.
Фигура Дмитрия быстро уменьшалась, наконец он распластался на камнях. Ксеркс отпрыгнул: Дмитрий упал прямо перед ним. Затем ксеркс рассерженно метнулся вперед. Огромные жвалы молниеносно сомкнулись на теле Дмитрия.
Саша вскрикнула, бросилась головой вперед. Енисеев замешкался только на мгновение. Потоком теплого воздуха их отшвырнуло, Сашу дважды перебросило через голову, Енисеев плашмя упал на сухой лист, распугав клещей. Подхватившись, бросились к далекому ксерксу, под которым лежал Дмитрий.
Ксеркс приподнял Дмитрия, его жвалы разомкнулись. Дмитрий упал, остался на земле, не двигался. Ксеркс переступил через него, его глаза уже шарили по зеленому лесу, сяжки ходили широкими кругами. О странном существе, судя по всему, уже забыл. Перенаселено, всех не упомнить. Ходют тут всякие, разные, бессяжечные…