— Вы мистер Хоган? — робко спросил Мусорщик.
Тот улыбнулся, обнажая выщербленный ряд зубов:
— Да, но так называть меня, парень, не годится. Называй меня Уитни. Ну как, тебе получше стало? Когда ты пришел к нам, то был похож на жертву Божьего гнева.
— Намного лучше, это верно.
— Поковыряйся в тех ячейках. Бери все, что хочешь. Только не налегай на жареный картофель. Картошка старая и твердая. Рад тебя видеть здесь, парень.
— Спасибо, — сказал Мусорщик и вернулся к столику Ллойда.
— Мусорщик, познакомься с Кеном де Моттом. Парень с залысинами — это Гектор Дроган. А приятель, который пытается вырастить на своем лице то, что растет у него в заднице, зовется Головным Очком.
Все они кивнули ему.
— Познакомьтесь с нашим новеньким, — сказал Ллойд. — Его зовут Мусорщик.
Все обменялись с ним рукопожатиями. Мусорщик начал ковырять вилкой в яичнице. Подняв глаза на молодого человека с реденькой бородкой, он попросил тихим вежливым голосом:
— Передайте, пожалуйста, соль, мистер Очко.
Все замерли, удивленно глядя друг на друга, а затем разразились громким хохотом. Мусорщик уставился на них, чувствуя, как в груди нарастает паника, а затем услышал этот смех, действительно услышал его и своим сознанием, и своими ушами, и понял, что в этом смехе не было ничего унизительного. Никто из них вовсе не собирался спрашивать его, почему он сжег не школу, а церковь. Никто из них не собирался доставать его по поводу пенсионного чека старенькой леди Сэмпл. Он тоже мог улыбнуться, если ему захочется. И он улыбнулся.
— Мистер Очко, — хохотал Гектор Дроган. — Ну, Очко, тебя-то и имели в виду. Мистер Очко, мне это нравится. Миииииистэээр Ааааачкоооо! Ну, парень, чертовски хорошо звучит!
Головное Очко передал Мусорщику соль.
— Просто Очко, дружище. На это я всегда отзовусь. Не называй меня мистером Очко, и я не буду называть тебя мистером Парнем, договорились?
— Хорошо, — по-прежнему улыбаясь, сказал Мусорщик. — Договорились.
— Ха, мистер Ааачко? — произнес Гектор Дроган застенчивым фальцетом. И снова разразился смехом. — Очко, это не отцепится от тебя до самой могилы. Клянусь, это так.
— Может быть, но я уверен, что Господь это переживет, — ответил Головное Очко и встал за дополнительной порцией яичницы. На мгновение, когда он проходил, его рука легла на плечо Мусорщика. Рука была теплой и твердой. Это была рука друга, она не сжимала до боли и не щипала.
Мусорщик уплетал яичницу, чувствуя внутри теплоту и покой. Эти теплота и покой были настолько непривычны для него, что казались едва ли не болезнью. Продолжая рассеянно жевать, он старался сосредоточиться на этом новом ощущении, понять его. Подняв глаза, он посмотрел на окружающие его лица и подумал, что, возможно, понял, что это было.
Счастье.
«Какие приятные люди, — подумал Мусорщик. И сразу же вслед за этим: Я дома».
В тот день Мусорщик отсыпался, но на следующий день его и многих других доставили автобусом на Каменную Дамбу. Весь день он наматывал медную проволоку, сидя среди груды сгоревших автомобилей. С его места была видна водная гладь — озеро Мид, — и никто не начальствовал над ним. Мусорщик сделал вывод, что здесь не было ни прораба, ни кого-либо другого в этом роде потому, что все, как и он сам, с любовью выполняли порученное дело.
На следующий день он узнал другое.
Было четверть одиннадцатого утра. Мусорщик сидел на своей скамье, наматывал медную проволоку, и в то время как его пальцы механически выполняли работу, мысли его были за миллион миль отсюда. В уме он сочинял хвалебные псалмы темному человеку. Ему внезапно пришло в голову, что, пожалуй, следует завести большую книгу (как Библия, в самом деле) и начать записывать в нее некоторые свои мысли о нем. Это будет своего рода Библия, которую люди когда-нибудь захотят прочитать. Люди, которые разделяли его чувства.
К его скамье подошел Кен де Мотт, загоревший до черноты под жарким солнцем. Он выглядел испуганным.
— Собирайся, — сказал он. — Работа закончена. Мы возвращаемся в Вегас. Все. Автобусы ждут.
— А? Почему? — удивленно заморгал Мусорщик.
— Не знаю. Это его приказ. Так передал Ллойд. Давай, шевели задницей, Мусорщик. В таких случаях лучше не задавать вопросов.
И Мусорщик не стал. Невдалеке, на шоссе Гувера, стояли три школьных лас-вегасских автобуса, тарахтя двигателями. Мужчины и женщины рассаживались по местам. Разговаривали мало; предобеденное возвращение в Лас-Вегас было прямой противоположностью обычных поездок на работу и обратно. Не было соленых шуток, разговаривали очень мало, и вовсе не было привычных подшучиваний, которыми обычно обменивались около двадцати женщин с почти тремя десятками мужчин. Каждый замкнулся в себе.
Когда они уже приближались к городу, Мусорщик услышал, как мужчина, сидевший через проход от него, тихо сказал своему соседу:
— Это Гек. Гек Дроган. Черт побери, и как только этот наркоман умудряется обо всем разнюхать?
— Заткнись, — ответил тот и бросил на Мусорщика недоверчивый взгляд.
Мусорщик отвел взгляд и стал смотреть в окно на однообразный пустынный пейзаж. И снова в его сознании поселилась тревога.
— О Господи! — сказала одна из женщин, когда они высыпали из автобуса, но это было единственное произнесенное вслух восклицание.
Мусорщик озадаченно огляделся. Здесь собрались все — похоже, вся Сибола. Отозвали всех, за исключением нескольких разведчиков, находящихся на просторах страны от Мексиканского полуострова до западного Техаса. Их собрали в неровный полукруг вокруг фонтана, в шесть или семь рядов, всего более четырехсот человек. Кое-кто в дальних рядах встал на гостиничные стулья, чтобы получше видеть, и пока Мусорщик не подошел ближе, он был уверен, что они смотрят именно на фонтан. Вытянув шею, он, однако, увидел, что на газоне перед фонтаном что-то лежит, но не смог разобрать, что это было.
Чья-то рука схватила его за локоть. Это оказался Ллойд. Его лицо было бледным и напряженным.
— Я искал тебя. Он хочет видеть тебя позже. А пока вот что мы имеем. Господи, как я ненавижу все это. Пойдем. Мне нужна помощь, а ты избран.
У Мусорщика голова пошла кругом. Он хотел его видеть! Он! Но пока было это… что бы это ни было.
— Что, Ллойд? Что это?
Ллойд не отвечал. Не отпуская руку Мусорщика, он повел его к фонтану. Толпа расступилась перед ними, почти шарахнулась от них. В узком проходе, по которому они шли, казалось, безмолвно бушевали волны ненависти и страха.
Впереди толпы стоял Уитни Хоган. Он курил сигарету. Одну ногу он поставил на предмет, который Мусорщик никак не мог разглядеть до этого. Это был деревянный крест, напоминавший грубо сколоченное «Т» с перекладиной пониже.
— Все здесь? — спросил Ллойд.
— Да, — ответил Уитни. — Думаю, что все. — Он провел перекличку. — Девятерых нет в штате. Флегг сказал, их не включать в счет. Ну, ты как, Ллойд, держишься?
— Со мной все будет в порядке, — ответил тот. — Ну… не в порядке, но ты знаешь — я это выдержу.
Уитни повернул голову к Мусорщику.
— Что знает этот малыш?
— Я ничего не знаю, — ответил Мусорщик, смутившись как никогда ранее. Надежда, восторг и страх — все это вступило внутри него в непонятную схватку. — Что это? Что-то сказали насчет Гека…
— Да, это Гек, — подтвердил Ллойд. — Он употреблял кокаин. Дьявольский кайф, как же я ненавижу эту чертову наркоту. Давай же, Уитни, скажи им, чтобы они выводили его.
Уитни двинулся прочь от Ллойда и Мусорщика, переступив через прямоугольную яму недалеко от них.
Внутри яма была бетонирована. Она была примерно такого размера и глубины, чтобы в ней могло поместиться основание креста. Когда Уитни Хоган торопливо поднимался по широким ступеням между золотистыми колоннами, Мусорщик почувствовал, как у него пересохло во рту. Он резко обернулся, вначале к молчаливо стоящей толпе, ждущей полумесяцем под голубым сводом, затем к Ллойду, бледному и неподвижному, который не отрывал глаз от креста, раздирая прыщ на подбородке.
— Вы… мы… пригвоздим его? — наконец смог выговорить Мусорщик. — Это то, ради чего все это?
Ллойд внезапно полез в карман своей выгоревшей рубашки.
— Ты знаешь, у меня есть кое-что для тебя. Он дал это мне, чтобы я передал тебе. Я не могу заставить тебя взять это, но это просто удивительно, что я не забыл предложить это тебе. Ты хочешь это?
Из нагрудного кармана он вытащил изящную золотую цепочку с черным янтарным камешком. В камешке была красная точка, как и в кулоне Ллойда. Тот раскачивал вещицу перед глазами Мусорщика, будто это был амулет гипнотизера.
В глазах Ллойда светилось знание, притом настолько отчетливо, что трудно было это не распознать, и Мусорщик понял, что больше ему никогда не придется рыдать и унижаться — ни перед ним, ни перед кем-либо, но в особенности перед ним — и притворяться, что он не понял.
«Возьми это, и ты возьмешь все», — говорили глаза Ллойда. А что является частью всего? Ну, конечно же, Гек Дроган. Гек и бетонированная яма в земле, достаточно большая, чтобы вобрать в себя основание распятия Гека. Он медленно протянул к этому руку. И вдруг замер, не успев прикоснуться пальцами к золотой цепочке.
«Это мой последний шанс. Мой последний шанс снова стать Дональдом Мервином Элбертом.»
Но другой голос, тот, который звучал более властно (но и с определенной долей мягкости, подобно прохладной руке на лихорадочном лбу), возразил, что время выбора давным-давно прошло. Если сейчас он выберет Дональда Мервина Элберта, то умрет. Он искал темного человека по собственной воле (если таковая существует у Мусорщиков всего мира), темный человек спас его от смерти от руки Малыша (то, что темный человек мог послать Малыша именно с этой целью, никогда не могло прийти в голову Мусорщику), и это, конечно же, означало, что отныне его жизнь — это его долг, который он должен отдать тому же темному человеку… человеку, которого некоторые из них называли Странствующим Хлыщом. Его жизнь! Не предлагал ли он ее сам вновь и вновь?
«А твоя душа… разве ты предлагал свою душу? Хоть за пенс, хоть за фунт», — подумал Мусорщик и нежно взял одной рукой золотую цепочку, а другой — черный камень. Тот был холодным и гладким. Мусорщик зажал его в кулаке на мгновение только для того, чтобы проверить, сможет ли он его нагреть. Он не думал, что сможет, и оказался прав. И он надел его, и тот лежал у него на груди, словно крошечный шарик льда. Но ему было приятно это ощущение льда. Это ощущение льда было противовесом того жара, который всегда был в его сознании.
— Просто скажи себе, что ты не знаешь его, — сказал Ллойд. — Я имею в виду Гека. Я так всегда делаю. Тогда легче. Тогда…
Широкие двери с шумом распахнулись. До них донеслись безумные, испуганные вопли. В толпе послышались вздохи.
Группа из девяти человек спускалась по лестнице. Гектор Дроган шел посередине. Он сражался, словно тигр, пойманный в сеть. Его лицо было мертвенно-бледным, только два лихорадочных пятна выступили на скулах. Из каждого дюйма его кожи ручьями стекал пот. Он был в чем мать родила. Его держали пятеро мужчин. Одним из них был Головное Очко, тот парень, над чьим прозвищем так потешался Гек.
— Очко! — лепетал Гек. — Эй, Гек, что ты говоришь? Парню не помочь, да? Скажи им, чтобы они остановились, слушай — я смою с себя, клянусь Господом Богом, я смою с себя это пятно. Что ты там говоришь? Уже ничем не поможешь? Пожалуйста, Очко!
Головное Очко ничего не ответил, лишь крепче сжал руку вырывавшегося Гека. Уже это было ответом. Гектор Дроган снова закричал. Его безжалостно тащили к фонтану.
За ним, шагая в ряд подобно траурному кортежу, следовали три человека: Уитни Хоган, несший огромный саквояж, человек по имени Рой Хупс со стремянкой в руках и Уинки Уинс, лысый мужчина с беспрестанно моргающими глазами. Уинки нес доску с прикрепленным к ней листом бумаги.
Гека подтащили к кресту. От него исходил ужасный, желтушный запах страха; его глаза метались, а потом закатились, обнажая потемневшие белки, словно у лошади, застигнутой бурей.
— Послушай, Мусорщик, — хрипло сказал Гек, в то время как Рой Хупс устанавливал за его спиной стремянку. — Мусорщик! Скажи им, чтобы они остановились, дружище. Скажи им, что я смою с себя пятно. Скажи им, что такой испуг действует лучше любой исправиловки в мире. Скажи им, дружище.
Мусорщик, не смея поднять глаз, смотрел на его ноги. Когда он склонил голову, черный камень отделился от груди и попал в поле его зрения. Красная щербинка — глаз — казалось, вонзил в него свой взгляд.
— Я не знаю тебя, — пробормотал Мусорщик.
Краем глаза он увидел, как Уитни с сигаретой в уголке рта опустился на одно колено. Открыв саквояж, он стал выкладывать на траву острые деревянные гвозди, а затем вытащил большой деревянный молоток.
Несмотря на гул голосов вокруг, словам Мусорщика, кажется, удалось проникнуть сквозь панику в сознание Гектора Дрогана.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что не знаешь меня? — дико заорал тот. — Мы с тобой завтракали два дня назад! Ты еще назвал парня мистером Очко. Что значит — ты не знаешь меня, ах ты, мелкий дерьмовый лжец!
— Я тебя совсем не знаю, — повторил Мусорщик, на этот раз более отчетливо. И почувствовал почти облегчение. Он видел перед собой всего-навсего незнакомца — незнакомца, немного похожего на Карли Йатса. Его рука потянулась к камню на груди и обхватила его. Прохлада, исходящая от него, вселила в Мусорщика еще больше уверенности.
— Лжец! — кричал Гек. Он снова стал сопротивляться, его мышцы то опадали, то напрягались, пот градом стекал с груди и рук. — Лжец! Нет, ты знаешь меня! Нет, ты знаешь, лжец!
— Нет, не знаю. Я не знаю тебя и не хочу тебя знать.
Гек снова стал кричать. Четверо мужчин, тяжело дышавших, с трудом державших осужденного, скрутили его.
— Начинайте, — приказал Ллойд.
Дрогана оттащили назад. Один из державших Гека мужчин ударил его ниже колена. Гек упал и теперь полулежал на кресте. Тем временем Уинки начал зачитывать напечатанное на листе так пронзительно громко, что, казалось, его голос разрезал вопли Гека, как вой циркулярной пилы.
— Внимание, внимание, внимание! По приказу Ренделла Флегга, Вождя людей и Первого Гражданина, этого человека по имени Гектор Алонсо Дроган надлежит подвергнуть казни через распятие. Такое наказание определено за употребление наркотиков.
— Нет! Нет! Нет! — завопил Гек яростным контрапунктом. Его левая рука, скользкая от пота, выскользнула из цепких пальцев Головного Очка, и тут Мусорщик инстинктивно встал на колени и снова прижал руку приговоренного, придавив его запястье к кресту. Не прошло и секунды, как Уитни уже стоял на коленях рядом с Мусорщиком, держа наготове деревянный молоток и два грубых гвоздя. Сигарета по-прежнему свисала из уголка его рта. Он был похож на хозяина, который собрался немного поплотничать на заднем дворе своего дома.
— Отлично, подержи его вот так, Мусорщик. А я приколочу его. Не пройдет и минуты.
— Употребление наркотиков не разрешено в нашем Обществе Людей потому, что тогда уменьшается способность употребляющего вносить полноценный вклад в дело вышеназванного Общества, — провозглашал Уинки. Он говорил быстро, словно аукционист, его глаза то вылезали из орбит, то быстро бегали. — Особенно в данном случае, когда у обвиняемого была обнаружена большая порция кокаина и приспособления, необходимые для его употребления.
В этот момент крики Гека стали такими пронзительными, что могли бы вдребезги разнести кристалл, если бы таковой находился поблизости. Голова его моталась из стороны в сторону, на губах выступила пена. Когда шестеро человек — и Мусорщик в их числе — подняли крест, вставляя его в бетонированную яму, по рукам Гека потекли ручейки крови. И вот уже на фоне неба четко обрисовался силуэт Гектора Дрогана с запрокинутой головой, изо рта которого лился бесконечный крик боли.