— Мама, а что красивее, цветы или люди?
Мать пожала плечами. Они сидели в сквере, вокруг них пламенели поздние осенние цветы. Мельком взглянув на них, Лора сказала:
— Это разные вещи.
— Нет, не разные! — убежденно сказал сын. — Они же все живые.
— Не знаю, но цветы — это растения, — ответила мать. — А люди — животные.
Мальчик, ничего не сказав, повернулся и побрел по аллее. Только что деревья, пестрые и желтоватые, напоминали ему кошачью спину. Но вот в одно мгновенье мир изменился, стал иным. Теперь он представлялся ему не желтым, а свинцово-серым. Серые стволы высоких деревьев, аллеи, даже клумбы. На скамейках сидели жирные женщины с поросячьими ножками, которые кончались острыми копытцами. Они не хрюкали, но к чему-то принюхивались и сопели. Малыши из детского сада в зеленых фартучках подпрыгивали, как лягушата, тараща круглые глазенки. Шедшие навстречу ему девочки вытягивали длинные белые шеи и шипели, как гусыни. Мальчик в отчаянии шел среди них, пока совсем не обессилел. Ему хотелось броситься назад, в теплые объятия матери, но он не мог пошевелиться.
И тут он увидел принцессу. Она шла к нему и улыбалась. Глаза ее сверкали, как звезды. В одной руке она держала эскимо, в другой — прыгалки. На фартуке у нее была вышита большая, как голубь, синяя бабочка. Вдруг она вспорхнула и полетела. Но раздался выстрел, бабочка распалась на тысячи мелких кусочков, и они синим снегом посыпались на землю.
Мальчик засмеялся и подошел к матери.
— Мама, люди — не животные.
— А кто же они, по-твоему? — спросила мать, продолжая читать.
— Не знаю. Волшебники.
— Этого им только не хватало, — пробормотала мать с досадой.
— Знаешь что? Я буду волшебником, — решил мальчик. — Настоящим, а не как в цирке.
Мать так никогда и не догадалась, что он и вправду стал волшебником. И никто на свете не знал, что Валентин стал волшебником. И творил всякие чудеса. Наверно, нет ничего увлекательней, чем творить чудеса. Вот, например, сегодня, стоя на балконе и глядя на двор, он совершил маленькое смешное чудо. Их сосед, низенький толстый человечек, собирался включить мотор своей машины. И в этот самый момент Валентин превратил его в поросенка. Не понимая, что с ним происходит, человечек завизжал, словно его резали, и принялся толкать дверцу машины — видно, хотел открыть ее. Но что он мог сделать своими жалкими копытцами? Он пытался повернуть руль, нажать на педаль, но не мог дотянуться до них короткими ножками и ручками. Наконец дверца открылась, и он с диким визгом выскочил из машины. В ужасе он бросился бежать через двор и сбил мусорные баки—все до одного.
— Над чем это ты смеешься? — удивленно спросила Валентина мать.
— Ни над чем! — виновато ответил мальчик.
И превратил поросенка обратно в человека. Тот поспешно сел в машину и умчался как сумасшедший из опасного двора.
Месяца через три Валентин уже научился совершать любые чудеса, все, что пожелает. Он превратил город в громадный красивый парк, в котором цвели и благоухали невиданные цветы. Но, поскольку люди рвали и топтали их, он превратил цветы в бабочек. Только он один остался человеком, мальчиком, правда, старше, чем на самом деле. Теперь на нем был черный бархатный костюм, длинные серебряные чулки и золотые башмаки. После недолгих колебаний он решил, что ему пойдут кудрявые русые волосы. Красивому и нарядному, ему не хватало только принцессы. Много раз он старался вообразить себе принцессу, но она представлялась ему совсем не такой, какой хотелось бы.
Однажды к нему прилетела печальная бабочка с большими красивыми глазами. Она явилась из страны людей, где ее ловили шляпами, сачками и просто руками. Поймать не поймали, но пыльца с крылышек осыпалась. Они стали прозрачными, как ножки пчел, и она была глубоко несчастна.
— Не плачь, милая бабочка! — сказал мальчик. — Я верну тебе твою красоту. Ты станешь даже красивей, чем прежде.
— Это невозможно! — сказала бабочка. — Раз пыльца осыпалась, значит, все кончено.
— Нет, нет! — воскликнул мальчик. — Подожди, я скоро вернусь.
Печальная бабочка и не собиралась никуда улетать. Она стыдилась показаться другим бабочкам такой жалкой и голой, как червяк. Мальчик взял у цветов лучшие краски, изготовил из их стеблей изящные кисточки. Целый день думал, какие краски выбрать. И выбрал наконец голубую и золотую. Тысячи бабочек собрались поглядеть на его работу. Когда он закончил, они ахнули от восторга. Бабочка была голубая, а усики и тонкие ободки крыльев — золотые. Бабочки не знали, как выразить свое восхищение. Мальчик и сам подивился своему искусству.
— Нравится вам? — гордо спросил он.
— Прекрасно! — ответили они хором. — Не было на земле бабочки прекрасней.
Он был так счастлив, что решил жениться на ней. Бабочки принялись готовиться к невиданной свадьбе. Одни собирали нектар с цветов, другие месили из их пыльцы золотые лепешки. Многотысячный хор должен был исполнить для них свадебный гимн.
Пока Валентин грезил, Радослав Радев занимался сложнейшим делом — строительством дома. Знай он, какие у его сына способности, он бы не преминул их использовать, но ему было не до сына. Он разъезжал по разным городам, бегал вверх и вниз по бесчисленным лестницам, стучался в бесчисленные двери. От волнения он не спал ночами. Но труды его не пропали даром. Он выбил превосходного качества цемент, производимый заводом на экспорт. Кирпичи, завезенные им на стройку — целый караван грузовиков, — звенели, как хрустальные бокалы. Он собственноручно выбрал паркет, дубовые панели, кафель для ванн, унитазы и биде загадочного розового цвета. Он добился от строительных организаций, чтобы им выделили бригаду высококвалифицированных плиточников. Теперь на стройке стали появляться и другие члены жилищного кооператива, они лазили по этажам, измеряли сантиметром свои просторные комнаты, предлагали внести различные усовершенствования, начиная с ванн и прихожих и кончая гостиными. Радослав перенял лучшее у каждого, и, поскольку он распоряжался материалами, усовершенствования не потребовали от него никаких лишних расходов. Он перестал ходить на работу и целыми днями торчал на стройке, в основном в своей квартире: лично наблюдал за ее отделкой, чтобы все до последней мелочи приобретало в ней должный вид. А Лора не удосужилась приехать поглядеть на нее. В театре репетировали «Дон Карлоса», и ей было не до житейской прозы.
— На что там смотреть! — сказала она раздраженно. — На голые стены? Будет готово, увижу.
Она не поняла, что смертельно обидела мужа, который вложил в постройку дома столько сил, труда, столько любви. Часами он любовался биде. Никогда до тех пор не было у него биде — ни у него, ни у его отца, ни у деда. Никогда у них не было ванной. Когда рабочие втащили ванну в квартиру, он обрадовался, как ребенок, не удержался, лег в нее и полежал некоторое время, зажмурившись от удовольствия. Представил себе, что у его подбородка плещется, щекоча, зеленоватая вода, приятно пахнущая шампунем. От блаженства он чуть не задремал. Вылезая из ванны, Радослав окончательно понял, ощутил всем своим существом, что в жизни Радевых началась новая полоса.
Но он был один со своим счастьем. А что это за счастье, если его не с кем разделить? Кто дал Лоре право лишать его законной, заслуженной радости? Впервые он испытал к жене не смутную антипатию, но почти ненависть. Только женщины, думал он, могут быть так эгоистичны, могут заниматься исключительно собой и не обращать внимания на других. Он был до глубины души обижен и разочарован.
В это же время и Валентин испытал большое разочарование. Конечно, в мечтах, но для него они значили больше, чем настоящая жизнь. Однажды он подошел к матери и, почти плача, спросил:
— Мама, а правда, что от бабочек рождаются гусеницы?
— Ну, это не совсем точно, — ответила она. — Бабочки откладывают яички, а из них появляются гусеницы.
— Все равно! — сказал мальчик, которого это нисколько не утешило. — А я думал, что дети всегда похожи на родителей.
— Слава богу, не всегда, — сказала мать. Прекрасная мечта рушилась, и сердце его разрывалось от горя. Ему и без того казалось странным жениться на бабочке, даже самой красивой. Он не представлял себе, как поцелует ее за свадебным столом, хотя для большой любви поцелуи не самое главное. Но, узнав, что дети у него будут гусеницы, он пришел в отчаяние. Приходилось расставаться с этой мечтой, искать новую. Он не мог жить без мечты, как бабочка не могла жить без пыльцы.
Уж не спуститься ли в подземное царство? Почти целую неделю он думал о нем. Любопытно, конечно, но страшновато. В подземном царстве нет ни неба, ни солнца, ни облаков. Нет, без облаков нельзя. Да и вода в подземных реках, наверно, черная, как смола, и в ней плавают блестящие серые рыбы. Нет, уж лучше туда не спускаться.
Полететь на Марс? Очень заманчиво! На Марсе живет грустная принцесса, красная, словно вареный рак, и все же необыкновенно красивая. Но как завоевать ее любовь?
А если там в разреженной атмосфере не водятся даже чудовища, от которых он мог бы ее спасти? Но может, там есть злые волшебники? Может, там живет Старуха Паучиха? Она алмазная, ее ни мечом не рассечь, ни пулей не пронзить. Но ведь ему ничего не стоит застрелить ее из лазерного пистолета. На Марсе, наверно, еще не изобрели лазерных пистолетов.
Прекрасно, но до Марса еще надо добраться. Он размышлял около месяца и придумал. Он построит себе воздушный корабль, похожий на серебристую ласточку. Он долго решал, улетит ли он тайно или его будет провожать все человечество, ликующее, с восторгом и удивлением смотрящее на него. При всей своей скромности он выбрал второй вариант. Ведь человек впервые ступит на красную планету. Медленным, торжественным шагом поднялся он на борт космического корабля. Небо было ясное, серебряный скафандр переливался на солнце, легкий ветерок шевелил его кудрявые волосы. «Великий человек! — шептала притихшая толпа. — Ему нет равного в мире!» Проводить его прилетели и бабочки, Целые тучи бабочек, то голубые, то золотистые, то фиолетовые. Не прилетела только его бывшая невеста. С горя она вышла замуж за царя жуков — блестящего и черного, как вакса, жука-рогача.
Три, два, один! Старт! Космический корабль взмыл в небо.
Лишь через два месяца Валентин долетел до таинственной планеты марсианцев. Атмосфера там была до того разреженная, что они жили глубоко под землей, дыша искусственным воздухом. Страшная Старуха Паучиха стерегла подступы к хрустальным чертогам принцессы. Он быстренько прикончил ее своим лазерным пистолетом. Но его подстерегали другие опасности. Надо было преодолеть реку раскаленной лавы, по берегам которой стояли два гигантских чудовища. Головы их напоминали… что же они напоминали? Пожалуй, головы крокодилов, но с огромными бычьими рогами. Их толстые шкуры нельзя было пробить даже лазерным лучом. И он взорвал их двумя маленькими атомными бомбами, перелетел на своем вертолете через реку и вошел во дворец. Увидев его, красная как рак принцесса с длинной до земли золотой косой радостно бросилась в его объятия. Он спас ее от вечного заточения, на которое обрекли ее. капиталисты.
5
Когда отец Валентина достроил свой дом, мальчику было уже шесть лет. О чем только не перемечтал Валентин за эти два года. Он уже начал уставать и возвращаться к старым мечтам, хотя и украшенным новыми подробностями. Мечты его становились более реальными и земными, а значит, более обыкновенными. Он уже стал стыдиться своих прежних фантазий, например мечты о принцессе. Пора перестать большому мальчику интересоваться всякими принцессами и Старухами Паучихами, шептал ему внутренний голос. Лучше совершать подвиги.
А в это время отец его совершил свой великий подвиг. Даже лицо Лоры просияло, когда она вошла в квартиру—так она ей понравилась. Просторная, солнечная, с блестящим паркетом, с встроенной мебелью, от которой исходил еле уловимый запах нового дерева. В первый раз она взглянула на мужа с признательностью, но, увидев его не только не радостное, а прямо-таки страдальческое лицо, даже слегка испугалась.
— Что с тобой? — спросила она.
— Построить квартиру — полдела! — сказал он хмуро. — Вот обставить ее!
— Обставим, — сказала Лора уверенно.
— Чем? — спросил Радослав иронически.
— Как чем? У нас же есть мебель…
— Эта рухлядь? Да ее противно перетаскивать в новую чистую квартиру.
— Никакая не рухлядь! — сердито сказала Лора. — А старая мебель. Сейчас это в моде.
Лора в какой-то мере была права, мебель у них была неплохая, во всяком случае лучше той, которая продается в магазинах. И все же она была старая, потертая, кое-где сломанная. У Радослава сжималось сердце, когда рабочие втаскивали по широкой лестнице обитые бархатом и плюшем кресла, стулья с плетеными сиденьями, буфет с большими стеклами. Нужно было хотя бы заново обить старое кресло и диван, на котором он отдыхал после обеда. Не говоря уж о том, что надо было купить новый ковер вместо старого и новую вешалку вместо сломанной. Денег у них, однако, почти не осталось. Далее если бы они влезли в долги, им не хватило бы на все, что задумал купить Радослав.
В день переезда на новую квартиру они оставили Валентина у родителей Лоры: деда — приветливого старика с розовым лицом, зимой и летом ходившего в твердой соломенной шляпе и галстуке бабочкой, и бабушки — суровой мрачной старухи, вечно жаловавшейся то на боли в желудке, то на запор, то на артрит, то на шипы, то на аллергию. На самом деле она была еще крепкая женщина, отличавшаяся невероятной скупостью и, как все скупые, железным здоровьем. Ничего у нее не болело, но ее раздражало веселое легкомыслие мужа, который отравил ей всю жизнь своим неумением беречь деньги. Ее и сейчас бесило, когда он изредка покупал внуку вафли или шоколадные конфеты.
— Дедушка, а что ты будешь делать, если станешь невидимым? — спросил его однажды Валентин.
— Невидимым? Да меня и сейчас никто не замечает.
— Совсем невидимым! — настаивал мальчик. — Прямо как воздух.
— Пускай лучше бабушка станет невидимой! — уклончиво ответил дед.
На другой день Валентина привезли в новую квартиру. Он не выказал особой радости. В гостиной было слишком много пространства и света, что делало ее пустой и неуютной. Особенно не нравился ему голый паркет, блестящий, скользкий и скучный, как лысая голова деда. При таком ярком беспощадном свете невозможно мечтать, теперь мечтать можно было, пожалуй, только в ванной. Мальчик не подозревал, что отец еще больше, чем он, страдает от пустоты в квартире. Он видел иногда, как тот мрачно расхаживает из угла в угол, вздыхая с недовольным видом, или без всякого интереса смотрит телевизор. Его явно одолевали какие-то мысли, он явно обдумывал какие-то планы, но пока не решался ими ни с кем поделиться.
Наконец он осмелился. Было уже поздно, они с женой перешли в спальню, такую же голую и неуютную, как и остальные комнаты.
— Слушай, Лора, — начал Радослав. — Я хочу тебе кое-что сказать, но обещай не сердиться.
— Обещаю, — пробормотала она.
— У твоего отца есть деньги. Может, попросить нам у него взаймы тысячи две-три?
— Две-три тысячи? — удивленно посмотрела она на него. — Зачем это?
— Купим персидский ковер в гостиную.
— Но ведь у нас есть ковер! На днях я возьму его из химчистки.
— Это не ковер! — сказал сердито Радослав. — Это тряпка. Вчера я был у Становых, какая у них в комнате красота. Без хорошего ковра дом не дом.
— Глупости, сейчас это не модно, — сказала Лора. — Сейчас у всех паласы.
— Ты меня не учи! — повысил голос Радослав. — А отвечай на вопрос. Попросишь деньги у отца или нет?
Жена нахмурилась.
— Деньги лежат на книжке не у отца, а у матери.
— Ну и что?
— Прекрасно знаешь что — она скорее умрет, чем даст деньги.
— А зачем ей жизнь? — спросил презрительно Радослав. — Кому она нужна, дармоедка!
Что-то странное произошло с Лорой — она побледнела так, что казалось, сейчас упадет в обморок. Но ответила мужу спокойным, ледяным тоном: