Ворожцов сидел и слушал все это с мрачной миной. Единственное, что его утешало: в палатке Мазила, который в самом деле пошел спать. А не Тимур или, того хуже, Сергуня.
Хотя брат говорил, что такие, как Сергуня, которые громче всех орут о своих постельных подвигах, на самом деле никаких подвигов на этой ниве не совершали. И вообще вопли на тему от комплексов.
— Кто караулить будет? — спросил Ворожцов. — Брат говорил…
— Да плевать, что твой брат говорил, — оборвал блондинчик. — Твой брат зануда. И ты такой же.
В отблесках костра Сергуня выглядел распаленным, диким, и в глазах сверкала не мысль, а отблеск, как от зеркала. Словно костер сдернул с быдловатого, глуповатого и диковатого мальчишки маску взрослости и налет гламура, высвечивая подноготную.
— Мой брат там был, — рассудительно заметил Ворожцов. — Ты — нет. И…
— И что? — снова перебил Сергуня. — Твой братец и в Зону-то не ходил. Так, прошелся по самому краю. И то обгадился.
— Это была научная экспедиция, — пояснил Ворожцов, снова ловя себя на желании стукнуть Сергуню по балде.
— Не, — поддержал Тимур блондинчика, — это лоховство — в Зону и без оружия. Тем более со старыми ботанами.
— Они ученые, — заступился Ворожцов.
— Лохи они. И брат твой — лох, — радостно подытожил Сергуня. — И ты такой же. Настоящие пацаны в Зону без оружия не ходят.
— Ты, что ли, с оружием?! — не выдержал Ворожцов. — Пацан нашелся.
Сергуня поглядел на него с таким превосходством, что был бы на месте Ворожцова кто другой, закомплексовал, осознав свою ничтожность.
Медленно, как в старинном кино про ковбоев, блондинчик запустил руку за пазуху и выудил оттуда угловатый пистолет. Крутанул напряженным и явно долго тренированным движением, протянул Ворожцову. Тот осторожно взял оружие в руки.
Ствол был теплый, напитался от человеческого тела и не успел еще остыть. Весил, наверное, с килограмм. Выглядел нескладным. Не было в нем плавности линий: даже рукоять торчала едва ли не под прямым углом. На черной щечке красовалась обведенная в круг пятиконечная звезда. Ворожцов в оружии не разбирался, но символика не оставляла сомнений в том, что пистолет был выпущен в прошлом веке, в стране, которая давно уже не существует.
Сергуня с гордостью забрал пистолет.
— Так вот, — заявил он, передавая ствол Тимуру.
— Откуда взял?
— У отца. Он коллекционирует всякое такое. У него много. Один пропадет на пару дней, он и не заметит.
— ТТ, — сказал Тимур.
— Он самый, — подтвердил Сергуня. — И целая обойма.
Тимур отдал пистолет хозяину, небрежно подтянул рюкзак. Щелкнули запоры, пальцы Тимура быстро распустили тесемку, и из-под клапана вынырнул куцый ствол крупного калибра. Вскоре обрез оказался на свежем воздухе во всей красе, также к нему была изъята неполная коробка патронов.
— А без оружия в Зону ходят только лохи, — радостно заключил Сергуня. — Так что, Ворожа, ты карауль, а нам бояться нечего. Тем более что мы и не в Зоне еще. Здесь, кроме нас, вообще никого нет.
И блондинчик отправился к палатке.
После ухода Сергуни Тимур больше не подначивал. Но было видно, что он солидарен скорее с блондинистым, чем с Ворожцовым.
Впрочем, вскоре и он отправился спать.
Ворожцов остался один. Встал, прошелся от палатки к палатке, разминаясь. Вернувшись, сел спиной к костру. В какой-то книжке он читал, что нельзя смотреть на огонь, потому что глаза привыкают к свету, и ты становишься слепым. А враги в лесу на огонь не смотрят и прекрасно видят в темноте. У кого преимущество в такой ситуации, объяснять не надо.
К костру он поворачивался разве что боком, чтоб подкинуть веток. На пляшущие языки пламени старался не глядеть вовсе.
Через пару часов стало совсем холодно. Ворожцов придвинулся как мог близко к костру, съежился — но помогло это слабо. Из палатки, где осталось одно место и для него, доносился безмятежный храп. Было в нем что-то домашнее и даже уютное.
Ворожцову стало казаться, что он в самом деле не прав и перестраховывается. Здесь ведь еще не Зона. Чего бояться? И зачем сидеть, когда можно идти спать? Тем более он тоже не безоружен: у него нож охотничий есть. Правда, для Тимура и тем более Сергуни это не аргумент, только повод для шуток, но ему-то что.
Костер тихонько потрескивал. Несмотря на озноб, начало клонить в сон.
Он почувствовал, что проваливается. Выдергивал себя из дремотного состояния и снова летел во тьму, где зарождаются сновидения.
Кажется, он все-таки заснул…
Резко взвизгнуло на высокой ноте.
Ворожцов подпрыгнул, чувствуя, что подпустил врага ближе, чем надо было, и теперь все они погибнут по его вине.
Костер тлел красными головешками, по недогоревшей деревяшке лениво ползал синеватый затухающий огонек.
Лес молчал.
Он огляделся, прислушался. Тихо.
Приснилось, что ли?
На автопилоте подцепил несколько веток, бросил в костер. Огонек принялся расходиться. В костре затрещало, словно голодному кинули кость.
Ворожцов почти успокоился. Видимо, и вправду приснилось. Но стоило только страху улечься, как над лесом снова прокатился дикий, истошный, душераздирающий крик. Голос был высоким и нечеловеческим. Так могла кричать женщина или ребенок, которого живьем резали на части. Так мог кричать мужчина, которого кастрировали без наркоза.
Кто так мог кричать в Зоне, он боялся даже предположить.
Вопль затих. Через секунду вжикнула молния, и из-под тента показалась заспанная рожа Сергуни.
— Чего орешь, Ворожа? Напугать вздумал? Не выйдет.
Из соседней палатки выглянула напуганная Наташка.
— Вы сдурели?
— Это не я, — огрызнулся Ворожцов, не обращая на Наташку никакого внимания.
— Ну да, это старина Витас горланит.
— Имбецилы, — обозлилась Наташка.
— Ты, Казарезова, доктор, что ли, чтобы диагноз ставить?
Сергуня вылез на улицу и принялся шнуровать кроссовки. Следом за блондинчиком высунулся Тимур.
— Чего там?
— Ворожейкин прикалывается. Ща я ему нос вправлю, и все.
Ответить Ворожцов не успел. Истошный вопль раздался в третий раз. Сергуня замер, так и не дошнуровав кроссовок.
Наташка переменилась в лице. Даже в полумраке было видно, насколько она побледнела.
— Это что?
— Не знаю, — тихо сказал Ворожцов.
Тимур нырнул в палатку. Когда показался снова, в руке был обрез. Не дожидаясь, когда Сергуня закончит со своими шнурками, пихнул его в бок и принялся поспешно натягивать ботинки.
— Далеко кричит, — определил Ворожцов. Страх понемногу отступал, уступая место здравому смыслу. — Скорее всего, за рекой.
— Кто кричит? — осипшим вдруг голосом спросила Наташка.
— Казарезова, изыди. — Сергуня поднялся на ноги и достал ТТ. — Мужчины разберутся.
Наташка молниеносно растворилась за пологом. Из недр палатки раздался ее недовольный голос.
— Мелкий, вставай, хорош спать. Там кричит кто-то.
Мазила проворчал что-то в ответ, но через минуту вылез, протирая кулаками заспанные глаза.
— Кто у вас тут кричит? — спросил вяло, но стоило только ему увидать пистолет в руке блондинчика, как от сонливости не осталось и следа.
Глаза загорелись азартом.
— Ух, ты! — выпалил он. — Настоящий? Дай заценить, а?
— Перебьешься, — отмахнулся Сергуня и убрал ТТ.
Вокруг снова было тихо. Никто не кричал. Ворожцов слушал лес, но тот был по-прежнему мертв.
— Может, птица какая? — предположил Тимур.
— Ты здесь видел птиц? — вопросом ответил Ворожцов.
Тимур поиграл желваками, не ответил.
— Ладно, — признал он наконец. — Будем караулить по очереди. Сперва Серый, потом я. А ты ложись спать — свое уже отдежурил.
— А я? — захлопал длинными ресницами Мазила.
— Без сопливых скользко, — отмахнулся от него Сергуня.
Ворожцов поднялся и пошел к палатке. На полдороге повернулся к блондинчику.
— На костер не смотри.
— Это тебе брат сказал? — ядовито ухмыльнулся Сергуня. — Топай баиньки, сам разберусь.
Спорить Ворожцов не стал. Первый испуг отступил, адреналин улегся, и ему снова хотелось спать. Не говоря больше ни слова, он откинул полог, стянул ботинки и нырнул в тепло палатки.
Глава вторая. Переправа
Тимур терпеть не мог взрослых. Раздражала их привычка указывать, что он еще слишком мал для самостоятельных решений. Он уже давно не ребенок, и все поучения предков только действуют на нервы. Какой прок в заботе и воспитании, если от них хочется бежать подальше?
Отец с самого детства навязывал Тимуру спортивный образ жизни и записывал в разные секции. Спортивная гимнастика, плавание, ушу, карате… Тимур нигде не задерживался надолго — не умел проигрывать. Это жило где-то в генах: победа давалась ему легко, как нечто само собой разумеющееся, зато любое поражение было равносильно трагедии. А в секциях всегда полно сильных и ловких ребят, умеющих больше, чем новичок. И даже если стараться — найдется разрядник, которому унизительно проиграешь.
Последняя выходка отца окончательно доконала Тимура. Тот притащил его к какому-то знакомому тренеру по боксу и попросил поставить удар, а то «фигурные махи ногами в драке могут не выручить». Мужик с красным одутловатым лицом оценивающе поглядел на Тимура и подозвал мосластого пацана лет двенадцати. Велел:
— Поработайте минутку. Посмотрим.
Тимур натянул перчатки, вышел на мат и принял защитную стойку. Пацанчик расхлябанно подошел и, не поднимая рук, заулыбался. Обидно, с превосходством. Эта наглая улыбка взбесила Тимура, и он решил проучить сопляка. Ударил прямым в голову. Резко и неожиданно. Но пацан прочитал атаку, словно заранее знал, что его ждет. Легко ушел в сторону и зарядил по печени так, что у Тимура мгновенно потемнело в глазах. После этого добавил прямой в разрез. Неожиданно сильно для своей комплекции. Из носа хлынула кровь, замутило, и пришлось повиснуть на шведской стенке, чтобы не упасть. Пацанчик снова ухмыльнулся и стянул перчатки.
— Каратист, что ль?
Тимур не ответил. Хотелось дать выход злости и броситься на обидчика, но от сознания, что получит еще сильнее и опозорится, стало совсем тошно. Он зло сплюнул на холодный мат розовую слюну и ушел, не обращая внимания на укоризненный взгляд отца и призывы краснорожего тренера остаться и поработать над техникой.
Вечером мать, как обычно, отпилила мужа за то, что мотает ребенка по физкультурам вместо того, чтобы думать о поступлении в университет. Предки постоянно спорили на кухне, полагая, чаду еще рано участвовать в семейных советах. Отец радел за то, чтобы после школы сын пошел в армию и поучился жизни, а мать ни в какую не желала отдавать Тимурку на растерзание солдафонам. Ей грезился престижный вуз для вполне смышленого мальчика, карьера успешного журналиста…
Самого Тимура, разумеется, никто не спрашивал. Впрочем, если бы и спросили, вряд ли бы удалось ответить что-то вразумительное: он сам не знал, чего хочет от жизни. Но все равно было обидно и противно, что его мнение никому не интересно.
А предки своим поведением раздражали, они как бы ободряюще похлопывали по плечу, приговаривая: «Не торопись, еще успеешь повзрослеть».
Тимуру понравилась затея Ворожцова. Захотелось испытать себя на прочность. Самому, не с подачи взрослых.
К тому же здесь не было ни опеки, ни скрытого превосходства. Все на равных. Ну, разве что Мазила помладше остальных…
Сквозь синюю ткань палатки уже просвечивало солнце. Светлые пятна подрагивали в такт колыхающимся деревьям, сквозь листву которых пробивались косые лучи. Не хватало птичьей трели или, на худой конец, стрекотания кузнечика. Но лес не спешил нарушать тишину.
Тимур вжикнул молнией и откинул верхнюю часть спальника. Приподнялся и размял затекшие мышцы, покрутил головой. В шее хрустнуло. Рядом заворочался Ворожцов, сопя и неразборчиво бубня во сне. Тимур поглядел на мясистое ухо однокашника, висок с пульсирующей жилкой, пушок сивых волосков на щеке, прикрытой свитером. Неглупый парень этот Ворожцов, но рохля, как и брат его.
Выбравшись в тамбур, Тимур натянул ботинки, отметив, что запашок от носков за ночь так и не выветрился до конца. Будет не круто, если девки учуют.
На улице, съежившись в коконе одеяла, кемарил у погасшего костра Сергуня. Тимур зябко передернул плечами. Утро выдалось свежее, вовсе не июльское. Хорошо, что они догадались взять теплые вещи.
Тимур усмехнулся, оглядел сгорбленную фигурку Сергуни и поднял миску с фестонами вчерашней вермишели. Подхватив с бревна ложку, он тихонько обошел гламурного караульного сзади. Ох сейчас и сдристнет блонда непуганая…
Песня разорвала идиллию рассвета столь внезапно, что Тимур вздрогнул и выронил ложку, занесенную для побудочного удара по миске. Сергуня тоже подскочил как ужаленный и, запутавшись спросонья в одеяле, грохнулся наземь. Выругался.
Музыка продолжала лупить из дешевого динамика. Попсовый девичий голосок надрывался про лето на египетских пляжах, мотосафари и заводные танцы живота.
— Казарезова, — догадался Тимур, обходя извивающегося возле подернутых пеплом углей Сергуню. — Прибью дуру.
Музыка действительно долбила из девчачьей палатки. Откинув полог, Тимур сунул голову внутрь и нос к носу столкнулся с Наташкой. Она как раз собиралась вылезать. В одной руке Казарезова держала косметичку, в другой — вопящий на всю катушку мобильник.
— Куда лезешь? — возмутилась она. — И не пялься. Я ж еще не накрасилась.
Тимур перехватил хрупкое запястье, отобрал телефон и выбрался из палатки.
— Э! Ты чего? Мобилу отдай! — возмутилась Наташка.
Не обращая внимания на ее вопли, он отколупал заднюю крышку, выковырял аккумулятор, обрывая горластую певицу, и сунул разобранный гаджет в карман.
Казарезова подошла сзади и толкнула Тимура в плечо.
— Не твоя мобила, — заявила она. — Верни.
На помятом после сна лице застыла недовольная гримаска. Обидели мышку, надудонили в норку.
— Музычку послушать решила? — спросил Тимур.
— И что? — с вызовом вскинулась Казарезова. Потом прищурила один глаз и с хитринкой добавила: — Кончай корчить из себя строгого папу. Тебе не идет.
Тимур не улыбнулся в ответ. Ворожцов, может, и зря перестраховывается, но с этой козы спесь надо сбивать, иначе всех пропалит. Если военные поймают — мигом ментам сдадут. А завершить поход на нарах кутузки — приятного мало.
— Ты понимаешь, что мы на запретной территории? — спросил Тимур. И, не дав Наташке раскрыть рта, припечатал: — Мобилу получишь обратно, когда вернемся. А пока перебьешься без эсэмэсочек и песенок.
— Тимур, ты оборзел, что ли? — угрожающе нахмурилась Наташка, косясь на выползших Ворожцова и Мазилу. — Проблем хочешь?
— Еще угроза в мой адрес — и пойдешь домой пешком. Одна, — процедил Тимур, чувствуя, как волной нарастает раздражение от выходок Казарезовой.
— Одна уж точно не пойду… — хмыкнула она, ища поддержки у Леси, но подружка еще не выбралась из палатки. — Если хоть царапинку оставишь на аппарате, денег будешь должен.