На веранде возникла супруга Хозяина — женщина весьма солидная и похожая на их с Саней школьную директрису, а заодно и на Крупскую. Которая Надежда Константиновна...
Вытирая платком лиловый распухший нос, «Крупская» всхлипнула и прогудела:
— Целый день сегодня шкаф роняет... Развлечение себе нашел. Поднимет — уронит, поднимет... От нас уж соседи шарахаются. И откуда, спрашивается, узнали?
— Не от меня! — быстро ввернул Гарик.
Но «Крупская» не слушала его. Хозяева уже давно смирились с творящейся в доме чертовщиной.
— Что за наказание?! О, господи Всемогущий, прости и помилуй! — она с чувством осенила себя крестом.
Гарик незаметно подмигнул Саше и, когда Хозяин с Супругой, взяв по свече, пошли в дом, улучил момент, чтобы шепнуть:
— Во где сидят самые верующие! Им нынче по долгу службы — со свечкой, как со стаканом...
Оказавшись на кухне, Саша быстро оценил обстановку. Его взгляд остановился на чайнике, укрытом старинной пышной куклой с фарфоровым личиком. Под широкой ватной юбкой у таких кукол не бывает ножек…
В полутьме, когда поднимались на второй этаж, Саша стал не похож на себя. Или Гарику это привиделось?
Хотя приятель был здесь впервые, он безошибочно угадал нужную дверь. Впрочем, ошибиться было трудно из-за миазмов, которые сочились через щели.
— Ал-Нат, зима тебя покарай, братишка! — ликующе проорали из комнаты, и вместе с воплем оттуда вырвалась страшная вонь, как из прохудившейся канализационной трубы. —
* * *
Рената проснулась. Температура спала, и, хотя все тело было в липком поту, девушка чувствовала себя лучше.
Она повела взглядом по комнате и увидела прикорнувшего на соседней кровати Николая:
— Ник! — шепотом окликнула она. — Ник! Мы где?
Гроссман потянулся и, не открывая глаз, ответил:
— У придурка этого… как его? Что там у тебя с зубом?
— Ноет, но ничего. Где Саша?
Николаю очень хотелось бы дискредитировать телохранителя в ее глазах, но он сдержался. Пусть уж идет, как идет. А она думала — принца нашла? Принц ее сейчас с Гариком в загуле, подальше от них.
— Не знаю я, где твой Саша. По делам, наверное, отлучился. Как всегда, собственно… Я все хотел спросить…
— Гроссман! Не надо! — в ее голосе прозвучал металл.
— Ну, как хочешь. Потом не жалуйся.
* * *
В это время алкоголик дядя Гена сгребал в одну кучу все тряпье в своей комнате и при этом, поглядывая на скулящую от нехороших предчувствий привязанную к батарее дворнягу, приговаривал:
— Я вам покажу, в натуре, кузькину мать!
Пес начал тихо подвывать. Алкаш, вылив что-то вонючее на дверь и на тюфяк, запустил в собаку бутылкой.
— Заткнись, Лишай! И вы, черти, пошли вон, японский бог! Быстро разошлись по углам, щ-щ-щас-с греться, в натуре, будем!..
* * *
Саша вздрогнул, и его собеседник тут же оскалился лошадиной ухмылкой:
— Да, Ал-Нат, да. Это все к вопросу о том, чтобы ей
* * *
За два квартала до Гарикова общежития «Волгу» обогнала сигналящая пожарная машина.
— Скорей за нею! — Саша придвинулся стеклу, вглядываясь в темноту за перекрестком.
— Светофор, — пожал плечами шофер. — Мы-то без «мигалки»...
Не долго думая, телохранитель выскочил из машины.
Светофор лениво замигал. Водитель перегнулся через правое сидение и захлопнул за Сашей раскрытую дверцу.
— И впрямь как на пожар! — усмехнулся он.
Игорю снова подумалось, что Саня прежде не вел себя так никогда. Продолжает играть на публику?
Когда «Волга» вывернула из-за магазина перед общежитием, глазам Гарика и Славы представилась жуткая картина: с балконов четвертого и пятого этажей, из окон и даже откуда-то из-под крыши валил дым. Игорь успел отметить, что больше всего огня в комнате алкаша дяди Гены. Стекла его окна давно повылетали, и развеселое пламя теперь исходило там фейерверком искорок…
…На четвертом, Гариковом, этаже, прижавшись к заваренной до самого верха решетке балкона, стоит женщина. Звон лопающихся стекол вызывает у нее ужас, при каждом новом хлопке она вскрикивает. Гарик узнает голос Ренаты и, еще не понимая, в чем дело, испытывает внезапный прилив отвращения к этому ничтожному, затравленному дымом и зубной болью существу. Жалости нет ни грамма, хочется смеяться от презрения. Она живая, слишком живая — такая же, как и он. Ничего неземного, ничего из того, что он когда-то нафантазировал себе, глядя на прекрасный манекен в витрине. Она испытывает сейчас низменные ощущения, её плоть точно так же может сгинуть, сгореть. В ней нет и тени того неподвижного достоинства, которое придумал Гарик.