Он возился минут пять, если не больше. Нельзя допустить, чтобы машина покачнулась — это выдаст его намерения. При этом силы утекают на борьбу с наплывами дурноты.
Наконец основное получилось: горящие в запястьях руки проскользнули на бедра. Надо бы отдохнуть, но каждая секунда дорога. Либо пан, либо пропал. Саша удерживал сознание и при этом напрягал мышцы туловища, чтобы согнуться и протащить кисти под коленями… под ступнями… еще чуть-чуть… Всё!
Он впился зубами в узел веревки и, размусолив его, освободился.
Кровообращение в передавленных конечностях успело полностью восстановиться, прежде чем те парни возвратились в машину. Уловив их приближение, Саша вовремя спрятал руки за спиной и снова прикинулся бесчувственным. По животу, с правого бока на левый, стекала струйка крови из потревоженной раны. Судя по всему, пуля расплющилась о ребро и засела в мышце. Молодой человек чувствовал инородное тело, но пока думать о том, чтобы избавиться от него, даже не стоит.
Машину тряхнуло: парни с обеих сторон одновременно плюхнулись в передние кресла.
— Не сдох он там? Глянь-кось! — сказал водитель.
Его напарник потянулся к Сашиному горлу:
— Ни хрена се! Как стометровку пробежал!
Он не успел ничего сообразить за тот момент, когда телохранитель выхватывал пистолет у водилы. Ну а в следующую секунду соображать было уже некому: фонтан крови и куски мозга брызнули на лобовое стекло из простреленного затылка парня.
Шофер сидел с приставленным к виску стволом в страхе сделать малейшее движение. Саша накинул ему на шею ту самую веревку, которая совсем недавно спутывала его руки, и затянул «удавку».
— С остальными связь имеешь? — вкрадчиво прозвучало у самого уха.
Хрипя, шофер едва заметно кивнул.
— Как? — удавка слегка ослабла.
— П… по рации… — выдохнул парень.
— Стекло протри.
— Ч…че?
— Стекло. Протри.
Пока водитель избавлялся от трупа, попросту выпихнув его из машины, и отмывал стекло, Саша целил в него из пистолета.
— Назад, — телохранитель слегка двинул вооруженной рукой, указывая на водительское кресло.
Парень переполз обратно, и снова удавка очутилась на его шее.
— Теперь свяжись со своими в других машинах. Передай приказ: дождаться «Чероки». Как появится, доложить тебе и следовать за ним на расстоянии.
Водитель кивнул. Во время разговора ствол сверлил его висок, а веревка то натягивалась, то ослабевала. Он все передал так, как приказал Саша.
— Ты будешь замыкающим, когда остальные уберутся вперед. Сюрпризы будут?
— Нет.
— Смотри! Мы в Краснодаре?
Короткий кивок.
— Кто этот человек?
— К…кто?
Веревка затянулась, выдавив из его глотки булькающий хрип.
— С…Серапионов… Андрей Константинович…
— Кто он?
— Сын босса.
— Как вышло, что похож на меня?
— П… пластическая оп-перация… По слухам…
— Что это за команда? Кому служишь?
— Корпорация. Сибирская. «Salamander in f…fire».
— Чем занимаются?
— Не знаю… А-а-а-х-х-р-р-к-к… Разным… Официально — поставкой техники…
— Неофициально?
— Я знаю только, что у них связи в «горячих» точках у нас… и… с арабами, кажется…
— Поставки оружия?
— Может… Не знаю. Другим занимаюсь. Клянусь мамой!
— Что еще? Наркобизнес?
— Не знаю… — шофер затрясся в начинающейся истерике. — Не знаю, клянусь!
— Ждем, — Саша потравил веревку, намотал ее концы на кулак и откинулся в кресле, положив руку с пистолетом на колено.
* * *
Рассвело. «Чероки» мчался мимо небольших беленьких домиков с фруктовыми деревцами в палисадниках. Начало города…
Ухватившись за больное плечо, Рената свернулась в клубочек на заднем сидении.
Андрей покосился на нее и, убедившись, что она спит, вполголоса произнес:
— Ник! Ник! Эй!
Гроссман поднял голову.
— Может быть, отдадим диск? Мне все это надоело…
Реакция Николая была примерно такой же, как у Ренаты. Андрей стиснул зубы. И тут — в «молоко».
— Т-с-с! — одернул он Гроссмана. — Не вопи! У меня подозрение, что Рената знает, но хочет отомстить за отца.
— Да ты шо, Шура! Смеешься?!
Андрей со значительностью посмотрел на спутника, и тот притих. Пусть сомневается. Остается телохранитель. Дьявольщина! Замкнутый круг какой-то! Но не мог же этот проклятый диск развоплотиться! Кто-то же вытащил его из камеры хранения в «Шереметьево»! Кстати, а кто из них троих ездил туда? Записка лежала в девчонкиной куртке. Но уже понятно, что Рената ничего не знает…
— Ник, а ты сам был в той камере хранения?
— Когда и зачем? — бросил Николай.
— Перепроверить меня, например? Вдруг я солгал? — Андрей слегка прищурился.
— Хватит мне голову морочить, Шура! Не время таки, уж поверь!
— Ник, а ведь ты приехал в Москву раньше нас…
— Ну и что? Подожди-ка! Шура, ты что, в чем-то меня подозреваешь?
— Да в общем нет… Но… камера была пуста… — Серапионов передернул плечами. — Странно все это…
Понятно. Подозрения с Николая, конечно, не сняты, но все стрелки сходятся, пожалуй, на последнем — на Александре. На телохранителе. Что ж, если он сдохнет, да еще и по вине дуболомов-помощничков, Андрей с тех головы поснимает, не задумываясь.
— Шура! Мы только что проехали «Химеру»! — воскликнул Гроссман, приникнув к стеклу окна.
— Какую еще «Химеру»? — поморщился Андрей.
— Гоночную! Ну, машина этих парней! Рядом с обочиной, в кустах… О, кажется, она выехала на дорогу… За нами! И «Тускан»! И «крузер»! Шура, ходу, это они!
Ч-черт! Андрей был в бешенстве. Эти дуболомы совсем рехнулись — средь бела дня эскорт им устраивают! Они работать с ним отряжены или на коньках кататься?! Ох, и осточертело комедию ломать!
«Чероки» вылетел на огромный краснодарский мост над водохранилищем. Город раскинулся справа, слева — залив и многочисленные заводы промышленного района. Преследователи не отставали, но и не приближались. Рано или поздно, этот красавчик догадается, что здесь что-то не так. К чертям из города, разбираться будем в безлюдных местах! Благо еще, что праздник сегодня, все дрыхнут… Но эти-то, эти!.. Кретины недоделанные!
— Колесо не выдюжит, Шура...
— Да хрен с ним! Я их голыми руками порву, уродов…
Андрей почти не преувеличил. Сейчас он был на это вполне готов.
Краснодар остался далеко позади. По краям шоссе появились первые пригорки. Рената проснулась.
— Снова? — всхлипнула она.
Мужчины не ответили. Дорога вильнула. «Эскорт» заметно отстал.
— Ч-черт! — прошипел Андрей: пути дальше не было, заборчик во всю ширину дорожного полотна перегораживал шоссе.
«Чероки» снес легкие доски и полетел дальше. Навстречу им из зарослей выехало три автомобиля.
Андрей пробормотал:
— Вот и Кощеева нежить пожаловала. Ну, здорово, смертнички! — и обернулся на Ренату: — Посмотри, твоя «сидушка» не снимается?
— Как?
— Как в поезде! Как!
Она встала коленями на резиновый коврик и дернула сидение:
— Кажется, нет! — дернула посильнее. — Снимается, Саш!
Он швырнул через плечо пистолет.
— Бери, лезь туда, накройся и сиди! Ну шо, панове, покуражимся? — передразнил Андрей Николая и на полную громкость включил магнитофон. — Не скучай, любовь моя!
Рената кувыркнулась в душную, пропахшую бензином и пылью, полость под сидением. Женщина покрупнее и повыше там не поместилась бы ни за что. Да и Ренате в бок воткнулось что-то твердое, с острым краем.
— Ай!
Гроссман «утрамбовал» ее подушкой сидения. Машина ухнула в кювет и остановилась…
В кинотеатр «Буревестник» после той большой войны
За полпачки «Беломора» проходили пацаны…
…Магнитофон надрывался, от хрипа колонок вздрагивали все внутренности изуродованного железного коня…
И смотрели, что хотели, в десять лет и даже в семь,
И, как водится, балдели от запретных в детстве тем.
…Рената выпростала руку, сжала больное плечо, а потом ощупала мешающийся под боком предмет. Жесткая кожа, холодные металлические застежки...
…Андрей и Николай выпрыгивают из машины. Вытащив из-за пояса пистолет, Серапионов бормочет:
— Сюда бы «дробовичок» еще...
И была соседка Клава
Двадцати веселых лет.
Тетки ахали: «Шалава!»,
Мужики смотрели вслед…
…Двигаясь напролом, ни секунды не давая противнику на то, чтобы опомниться, Андрей начинает стрельбу. Гроссман палит из «ТТ», но Серапионов обошелся бы и без его поддержки. Гибко бросившись на землю, Андрей мгновенно заменяет использованную обойму, а потом, как ни в чем не бывало, продолжает наступление. Он кажется заговоренным: пули пролетают мимо него. Николай боится поднять голову, не упоминая уж о том, чтобы выскочить вслед за спутником на дорогу. Так и лежит, терзая длинными пальцами клочья травы…
И смеялась Клава звонко:
«Что ли, ты уснул, сынок?»
И горел на шее тонкой
Золотистый завиток…
…Когда Андрей доходит до машины врагов, те двое, что оставались в ней, становятся похожими на решето. Другие плавают в крови на дороге. Проехав по снесенному ограждению, к ним подлетает «Ландкрузер», водитель которого, притормозив, оцепенело таращится на картину бойни. Сосед водителя делает еще пару выстрелов: двое уцелевших после нападения Серапионова теперь пытаются скрыться за кустами — и тычет шоферу в бок:
— Ходу!
Где-то за окном, словно за бортом, вдаль плывет мое детство…
Леди Гамильтон, леди Гамильтон, я твой адмирал Нельсон.
Как она ждала! Как она звала! Ах! Как она пила виски!
Леди Гамильтон, леди Гамильтон, ты была в моей жизни!
…Николай замечает большую машину, что проскочила мимо них. Стрельба обрывается, Андрей спрыгивает к нему, с усмешкой забирает опустошенный «ТТ», весело качает головой, мол, «помощничек, ничего не скажешь»…
Леди Гамильтон, леди Гамильтон, ты была в моей жизни!
…В полости под креслом дышать было уже нечем. Рената не поверила своему слуху и зрению, когда над головой наконец щелкнуло, а сидение поднялось. Веселый, раззадоренный, лихой, как тогда, в чановской бане, в самом начале их побега, Саша театрально взмахнул рукой:
— Во так вот! Добровольно — и с песнями! Вы-ы-ы-ходи!
— В Краснодарском крае — от трех до семи тепла… — жизнерадостно сообщило радио. — Ветер западный, порывистый, с переходом в северо-западный, 7-12 метров в секунду…
— Саша! — дрожащим голосом вымолвила Рената. — Саша!
— Чего, солнце? — засмеялся он. — Вылезай! Черт! Как охота в горячую ванну, да с пеной! Тебе охота, солнце?
Она выволокла из-под себя «дипломат».
— Саша… это он… Мы все время возили его с собой…
Николай выключил магнитофон.
Все трое зачарованно смотрели на объект их общих горечей и невзгод. Рената затряслась, прикрыла рот растопыренными грязными пальчиками и глухо зарыдала. Андрей указал в сторону «дипломата»:
— Дай-ка его сюда!
И пока он, взломав замки, осматривал содержимое — в основном пачки сотенных российских банкнот — Гроссман успокаивал жену.
— Рената! Подойди ко мне! — удостоверившись, что два диска, уложенные в одну коробочку, надежно спрятаны в кармане подкладки на внутренней стороне крышки «дипломата», Серапионов поднялся с корточек. Не оставлять же здесь, с этим растяпой, такую женщину, такой источник неземных наслаждений, каким она сулила стать. Рената создана для любви, для счастья, а не для бесконечных истязаний…
Она убрала от себя руки Николая и подошла.
— Поехали со мной. Нечего тебе тут делать, солнце! — Андрей повлек ее к дороге.
— Куда, Саша?!
— На все четыре стороны.
— Шурка, ты куда?! — остолбенел покинутый Гроссман.
Тут Рената увидела подъезжающий «Ландкрузер».
— Саша! Сзади!
Он улыбнулся и только прибавил шагу в направлении джипа-«японца».
С оглушительным скрежетом тормозов из-за поворота выскочил и остановился бежевый «БМВ».
— Пусти! — Рената изо всех сил пыталась выдернуть больную руку из крепких пальцев Андрея.
Настоящий Саша покинул бежевую легковушку, улучил момент, когда девушка очутилась далеко от Серапионова, и выстрелил. Андрей успел прикрыться «дипломатом», но сломанные замки не выдержали и раскрылись. Пачки купюр полетели во все стороны — в траву, в кусты, на дорогу. Вывалилась и коробка с дисками. Рената рванулась, Андрей перехватил ее поперек талии и, приподняв, выставил перед собой, как щит.
Саша опустил пистолет. Из машины выскочил невысокий парень и, целя то в телохранителя, то в Гроссмана, прикрыл собой пятившегося Андрея с его ношей.
— Хрен с ними, — сказал Серапионов, отшвырнул пустой «дипломат» и обнял девушку уже двумя руками. — Сергей! Подбери коробку! — он кивнул головой в сторону кустов, куда угодили диски.
— От-пус-ти! — Рената колотила Андрея пятками по ногам и пыталась даже ударить затылком в лицо, а он лишь крепче прижимал ее к себе.
Теперь из «Ландкрузера», опасливо пригибаясь, вылез молодец — косая сажень в плечах. Его поза красноречиво говорила об одном: он и рад был бы оказаться сейчас за много километров отсюда, да не повезло. Но при виде раскиданных денег его трусость растаяла, глуповатые глаза блеснули.
— Сергей! Убью, сволочь! — рявкнул Серапионов, что еще больше подстегнуло парня.
Он ринулся в кусты, увидел валяющуюся среди пачек сторублевок полураскрытую коробку, цапнул ее, попутно ухватил и деньги, сколько вместилось в руку, и сунул в карман.
— От-пус-ти! — брыкалась Рената.
Телохранитель пошатнулся, для устойчивости выставил ногу вперед.
— Стоять! — заорал низкорослый парень, решив, что тот нападает, и выстрелил в землю возле него.
— Саша, нет! Стой! Пусти меня, ты! От-пус-ти!
— Шура, не двигайся! — прошептал Гроссман — скорее для себя, чем для Саши.
— Диск! — крикнул здоровяк, поднимая коробку над головой.
— В машину! — приказал Андрей, изрядно утомленный борьбой с обезумевшей Ренатой.
Здоровяк нырнул за руль. Серапионов отшвырнул от себя девушку, прыгнул в кресло слева от водителя и прошипел сквозь зубы:
— Вот дура!
Рената покатилась по траве. Низкорослый, державший на мушке телохранителя и Николая, заскакивал в «крузак» уже на ходу, и вскоре японский джип отъехал на безопасное расстояние, удаляясь в сторону Краснодара.
— Кончить их надо было! — садясь сзади и деловито заталкивая пистолет за ремень брюк, буркнул парень.
— Хрен с ними, — повторил Андрей. — Пусть живут, я сегодня добрый. Где диски?
Серега подал коробку шефу, и тот спрятал ее во внутренний нагрудный карман куртки со словами:
— Всем спасибо, представление окончено. В Краснодар!..
— …Стреляй же! — крикнул Николай Саше, тупо наблюдая за вильнувшим на повороте багажником японского джипа, но телохранитель не в состоянии был даже услышать его. Он подломился и упал на колени.
Рената привстала с земли. Она еще ничего не понимала. Кроме того, что там — Саша. Истинный Саша. А тот… другой… О, нет! Она поползла, потом смогла подняться и, добежав, рухнуть рядом с ним.
Гроссман осмотрел бесчувственного телохранителя. Куртки на Саше не было, только тонкая, пропитанная засохшей кровью до «картонного» состояния рубашка и перепачканные грязью и травяной зеленью джинсы. На холоде он окоченеет за несколько минут, тем более, после такой потери крови.