друзьями на природе с ночевкой. Он у меня тогда был майором, фронтовик, весь в орденах, ну а я молодая девчушка, которую ему отдали мои родители замуж.
Поняв, что снова увлекается, Тамара робко огляделась и вернулась к сути рассказа.
- Ну, так вот, ранним утром слышим гул машин, топот, мешкатня. Смотрим солдаты. Полным-полно. И все по лесу тому носятся. Как только нас увидели, сразу кинулись как волки в нашу сторону. Мой Коля выбежал из палатки и давай что-то им кричать, а им побарабану. Они к нему, давай ему руки крутить, он орет, мол, я майор, я вас под трибунал, а они ему документ под нос, мол, КГБ. Тот сразу в лице изменился, и кричит нам. Слушайте их и не сопротивляйтесь. И мне потом отдельно, Тамара, говори все как есть, я только до телефона доберусь, и нас отпустят, ты не бойся.
- Вы представляете! - вклинилась Раиса, - фронтовик, весь герой, и тоже букашка тем КГБистам был. Хрясь и скрутили. Не был бы грамотный, сопротивлялся бы дальше, там бы его и пришили, и закопали в том же лесу. Так вот.
Гости покачали головой и поохали. А потом все снова обернулись на бабушку, и она, будто посчитав это сигналом, продолжила, так же как и раньше, без интонации.
- Коля вообще был страшный человек. Его все боялись. Меня избивал, что аж из кожи выпрыгивала, но кто другой ко мне прикоснется, зубами готов был загрызть. Наверно солдаты это поняли, поэтому меня особо не муштровали, даже наоборот любезничали, мол, пройдите с нами, присядьте тут, подождите.
Тамара мгновение помолчала, вспоминая дальнейшие события.
- Потом нас отвели к таким же беднягам, как и мы сами. Их кстати, оказалось весьма прилично. Праздник все же был, майские по-моему. А главное, никто ничего не знал. Что случилось? Зачем нас всех как овец согнали? - бабушка подала плечами. - Солдаты молча, тыкали в нас автоматами и только угрожали. Так мы простояли несколько часов. Люди уже от усталости прямо на землю садились. Вызывали всех по очереди, и по одному отводили в сторону. Мне повезло, что Колю первого отвели. Там наверно он смог достучаться до главного, и когда он вернулся, то выглядел намного смелее. Меня, правда, все-таки вызвали, но тот юноша, который вел все допрос, со мной уже был очень кратким, и весьма вежливым.
- А что у Вас спрашивали, Тамара Петровна? - неожиданно встряла гостья.
- Та искали они что-то. Что-то они ночью или потеряли, или наоборот хотели найти, но не могли. Спрашивал он в основном, видела ли я что-то странное в небе, или слышала звуки ночью. Я ответила, что сильно за вечер вымотались, вот и спали как убитые. А кто-то даже вроде дежурить должен был, его и спрашивайте.
- Ну а ты ничего не слышала тогда? - абсолютно неуместно, вдруг спросил Леонид, своим осипшим, тусклым басом.
Бабушка, от неожиданности растерялась, и как-то неестественно побледнела.
- Да, что там я могла слышать, лес как лес. Уже вдоль и поперек туристами он там был облажен.
- А ты Лена, замуж скоро? Я тебе мужа хорошего нашел, откинется в этом году, - все также неожиданно и бесцеремонно переключился гость, на тихо сидящую девушку. Тем самым показал, что ему глубоко наплевать, на все бабушкины рассказы.
Лена же, притихла еще больше, и втянула голову в плечи. Она не могла понять, откуда он вообще знает, как ее зовут, и тем более что она не замужем, ведь на нее весь вечер никто и не взглянул. Да и если это все родители рассказали, то какое ему до этого может быть дело. Девушка собралась с мыслями, и выдавила из себя едва слышное слово, нет. Но тут в разговор, как впрочем и всегда, встряла Раиса. Она пыталась умастить руками свои ноги на свой диван, к которому и был подставлен стол, при этом поспешно дожевывая, и вставила с яркой насмешкой.
- Да какой там замуж? Это дитя безмозглое. Кому она надо? Тут какой-то мент к ней бегает, жирный. Вот и все женихи.
Лена покраснела, но ничего из себя вытрясти так и не смогла, вместо этого она уткнулась взглядом в тарелку и замерла.
Леонида это явно не удовлетворило, он слегка покраснел, но совершенно не от стыда, и стал бурно высказывать свое мнение буквально обо всем. И о своем отношении к полиции и старой милиции, и к тому что Лена молчит, и к тому что она должна слушать только мужика, мол, баба сама не знает что несет, и тому подобное. Но ситуацию спас Александр, не специально конечно. Он просто хотел выпить, поэтому и перебил столь оживленный разговор со стаканами в руках.
Вечер стал разгораться. Градус повышался, а вместе с ним и тон диалогов. Леня переключился на Александра, его жена на Раису, бабушка сославшись на плохое самочувствие, ушла. Ну а Лена, как неприкаянная душа, молча, сидела и из под бровей смотрела на окружающий ее абсурд, то и дело, периодически получая или внеочередное указание или замечание, а другой раз и оскорбление.
- Идем, покурим, - резко и громко сказал гость и не дожидаясь ответа, вышел на кухню.
Александр молча, поднялся и проследовал за ним. И как только они вышли, женщины оглянулись и тихонько налили себе еще по стакану вина, потом хихикнули и выпили его почти залпом. А едва стакан вновь коснулся стола, как Раиса строго взглянула на Лену, мутным, практически бездумным взглядом.
- Если ты коза, ляпнешь об этом отцу, рога обломаю. Поняла?
Лена отрешенно кивнула, но этого матери показалось мало.
- Я тебя спрашиваю еще раз, ты поняла?
- Да, - твердо и резко ответила девушка, и стеклянным взглядом посмотрела на Раису.
Такая ситуация, у них встречалась довольно часто, и как себя в ней вести, Лена давно уже зазубрила. Но на этот раз, вместо того чтобы успокоиться, Раиса завелась еще больше, вполне возможно, чувствуя себя униженной перед гостями.
- Ты не забывай в чьем ты доме!
- В дедушкином, - неожиданно, даже для себя, огрызнулась Лена.
- Что?! - почти в ярости воскликнула мать, обильно и мерзко плюясь при каждом слове. - Будешь мне дерзить тварь! Не доросла еще! Молокососка!
Увидев накаляющуюся обстановку, подруга всячески попыталась успокоить Раису. Она подсела поближе, слегка ее обняв, но та резко сбросила руку и вошла в пьяный раж.
- У тебя мать инвалид, а тебе плевать! Ты выродок! Надо было тебя в роддоме оставить! Неблагодарная! - она едва успевала набирать воздух, путаясь в потоке собственных слов, и орошая своей слюной,
все ближайшие блюда. - Знаешь сколько таких как ты, жопой торгуют, чтобы хлеба кусок купить. А ты в тепле живешь, на нашей шее! Ты работу даже нормальную найти не можешь! Ты никто!
- Ну что ты, в самом деле..., - продолжала женщина свои вялые попытки успокоить хозяйку дома, но даже невооруженным глазом было видно, всю фальшь ее стараний. Казалось что делала она все это скорее потому что, просто так было надо. - Ты же знаешь современную молодежь. Вжизь места в транспорте не уступят. Повтыкают в уши свои наушники, рожи отвернут. О каком уважении можно говорить? Больную мать, при посторонних в грязи мешает. Ох-ох.
Лена испуганно смотрела на происходящее и не могла понять причину такого резкого, а главное сильного выпада. Нельзя было сказать, что это редкость, но в основном причина была, хоть самая незначительная. То намусорила, то что-то забыла купить, то не так приготовила. И почти каждый раз такая сцена заканчивался как минимум пощечиной. Но, а если вмешивался отец, ту можно было и кулаком получить. Хотя происходящее в этом доме, его уже давно не волновало, все же мать, практически всегда насильно пыталась подключить мужа к скандалу. Да он особо и не сопротивлялся, ведь это хороший повод выплеснуть накопленную внутри злобу и обиду на собственную жизнь. И лишь одно, в этом замкнутом круге никогда не менялось, Лена всегда была козлом отпущения, хотя конечно же, ни в чем не виновата.
А Раиса уже пошла в слезы, и всем своим жалким видом, словно бездарная актриса, привлекала внимание, косясь в сторону кухни. Пока наконец, на рев, оттуда не вышел Александр. Он с нескрываемым отвращением посмотрел на красное, заплывшее, и заплаканное лицо своей жены, а потом с таким же взглядом на запуганную шумом дочь.
- Что случилось? - монотонно и безучастно спросил он.
- Эта гадюка надо мной издевается..., - сквозь слезы, но без малейшей запинки моментально ответила Раиса, будто наперегонки. - Пригрели змею на груди.
- Я ничего..., - попыталась оправдаться Лена, но в ответ лишь получила оплеуху.
- Иди в свою комнату и не смей оттуда вылезать, пока тебе не разрешат! - громко и злобно прокричал отец, и указал на выход пальцем.
Лена мгновенно поднялась и так же быстро удалилась, громко захлопнув за собой дверь. А уже из своей комнаты она слышала голос матери, который нагло врал отцу про то, что случилось между ними, хотя с другой стороны, ему все равно было наплевать.
Девушку рвало, изнутри. Щека болела, но сердце болело еще сильнее. За что? Что она сделала? Ответа не было, как и не было смысла такой необоснованной жестокости. Раисе просто нравится причинять боль своей дочери, словно для нее это было единственным развлечением в ее загубленной, пропитой, поломанной жизни.
Лена легла на край дивана и поджала ноги. Она была в отчаянном положении. У нее нет отдушины, нет места, в которое можно было бы убежать. Нет человека, которому можно излить душу, и которому было бы не все равно. Одна лишь бабушка, да и та, что фарфоровая кукла. Что ей говорить, что стене, одинаково. А все эти страны фантазий и воображения, ровным счетом ничего не стоят, и работают только в фильмах. В жизни им нет места, нельзя уйти в себя так глубоко, чтобы не было бы слышно этого беспрерывного гула жизни. Он бесконечен и безжалостен, всепоглощающий и неудержимый.
Девушка просто лежала и окаменевшими глазами, смотрела на узоры своих обоев. Она не хотела думать, потому как, мысли несли лишь боль. Она не хотела кричать, потому как, крик привлечет внимание. Она не хотела жить, потому как, смысла в жизни не было. Так она и уснула. В очередной раз.
***
Мелодия звонка тихо, но настойчиво разносилась по комнате. Лена подскочила и схватила телефон, при этом не сразу поняв, что то был не будильник, а всего лишь рекламное сообщение. Единственное что тогда удивило, так это довольно позднее время для такого рода рекламы. Но зато девушка проснулась, и посмотрев на часы, с облегчением заметила, что еще не так уж и поздно, всего девять вечера. В коридоре было тихо, а значит, что родители или спят или ушли с гостями. Но скорее всего, просто спят. В противном случае, Лену бы разбудили и заставили одевать свою мать, и вполне возможно, сопровождать всю прогулку. А учитывая недавнишний скандал, сцена была весьма напряженной.
Девушка встала и подошла к зеркалу, рассматривая пекущую щеку. На ее облегчение след был едва заметен, но все же, был. Он припухлостью и красным пятном, перекашивал грустное лицо девчонки, как будто специально пытаясь лишить ее естественной красоты. Того последнего что у нее осталось.
- Это безмозглое дитя. Кому она надо..., - тихо эмитируя голос матери, прошептала Лена, глядя сама себе в покрасневшие толи от сна, толи от слез, толи от того и другого, мистически-завораживающие карие глаза, глаза дикого зверя.
Находиться в этой давящей тишине, Лена больше не могла, и потому решила выйти на прогулку. Девушка понимала, что про нее уже давно забыли, и если она тихо уйдет и тихо вернется, то это, скорее всего, останется попросту незамеченным. Достав из ящика, щетку-расческу девчонка принялась приводить себя в порядок, при этом так увлеклась, что даже накрасила губы своей любимой помадой, и подвела глаза. Потом Лена одела черную, широкую толстовку с капюшоном и единственные новые джинсовые шорты, по пошлому короткие. Но если учесть ее худые ноги, со шрамами, царапинами, синяками, то надлежащего эффекта, они никак не вызывали. Вид у Лены был почти мальчишеский, но по-другому она и неумела одеваться. Научить ее было некому, а вот наоборот, пресечь, этого хватало. Любая юбка короче колена, автоматически делала ее проституткой в глазах родителей, а макияж ярче обычного, мгновенно добавлял приставку подзаборная. Но а, такой стиль, делал ее еще более незаметной, что девушку вполне устраивало.
Осторожно и как можно тише, Лена вышла в коридор и прислушалась. Там по-прежнему было тихо. Тогда она смелее направилась к дверям, и выйдя из подъезда, наткнулась на свою бабушку, сидящую на лавочке и смотрящую в звездное небо. Но поняв, что та одна, молча, с опущенными глазами, прошла мимо. Поймав лишь уже до боли знакомый, беспомощный, трусливый взгляд. Но девушка не обижалась на свою малодушную родственницу. Она даже, в душе, жалела бабушку, вспоминая сколько побоев пережила та, сколько вытерпела, пока дедушка был жив. Жалела и боялась. Боялась, что станет такой же. Трусливой и беспомощной, кем она уже почти и является. Но с другой