Молится за него? Такого на памяти Ригнара еще не было. Проклинали — не единожды, убивали тоже бессчетное количество раз, а вот молитвами себя никто не утруждал. Может быть только мать когда-то давно. Когда он вспоминал о ней в последний раз?
— Что ж, не будем обижать ребенка.
Он проговорил с этой девчонкой весь вечер и сам не заметил как. Она была в том возрасте — уже не ребенок, но еще не девушка — когда тело меняется на глазах, а душа с изумлением смотрит на мир, ожидая чудес. Она действительно каждый день молилась за него, как за спасителя. Крепко, видимо, запал в душу пережитый ужас. А еще она оказалась ужасно любопытной и без конца расспрашивала о том, правда ли герцог ест на золоте и частенько видит короля, о соседних и дальних странах, о диковинных обычаях чужих народов… обо всем на свете, и смотрела на Ригнара так, словно он был посланцем небес, вещающим святые истины. Это трогало и странным образом волновало. Он уже давно ни с кем не разговаривал просто так.
Разумеется, Ригнар забыл об этой встрече на следующий же день. Что ему за дело до ребенка, пусть даже и спасенного им когда-то? Но через месяц пришло письмо, написанное не слишком твердым почерком. Все девочки у них, писала Жанна, ведут переписку со своими родителями или опекунами. Ей очень бы хотелось быть «как все». Конечно, она понимает, что он ей ничего не должен, напротив, он и так проявил огромное участие в судьбе сироты, но все же не будет ли он так любезен отвечать на ее письма? Хоть изредка, по мере того, как позволят дела, несомненно важные и нужные? Но если не сможет, то пусть не утруждает себя. Девочки у них в школе, писала она, от него в восторге — телохранитель герцога. Он, наверное, великий воин. А еще они сказали, что он такой красивый!
Читая эти наивные детские похвалы, Ригнар едва не рассмеялся вслух. Вот только поклонения девочек в монастырской школе ему и не хватало. Красивый, выдумали тоже. Видели бы они его за охотой. Заикание до конца дней им бы было гарантировано. Внезапно он ощутил острое желание взглянуть на себя в зеркало и расхохотался уже в голос. Пару раз он заглядывал в зеркала — давным-давно из чистого любопытства. Забавное было зрелище — одежда, натянутая на невидимую плоть и полная пустота на месте рук и головы. Забавное и жуткое одновременно, и с тех пор он подобные опыты не повторял.
Слишком занят? У герцога было немало врагов, но после того, как несколько подосланных убийц приняли смерть быструю и довольно жестокую, а отравить тоже не получилось — Ригнар чуял яд за версту — они несколько приутихли. А потом, Ригнар собственноручно натаскал еще шестерых — так, чтобы при герцоге неотлучно находились трое телохранителей, а он лишь приглядывал за ними, и заняться стало совершенно нечем. Надо, пожалуй, ответить, это его развлечет.
Через некоторое время Ригнар с удивлением поймал себя на том, что ждет писем от Жанны. Девочка взрослела на глазах. Может быть, в этом была заслуга и самого Ригнара, который сразу не стал опускаться до «детского» тона (да у него это и не получилось бы — за всю свою долгую жизнь он никогда не имел дело с детьми), а может просто пришла пора, но ее письма с каждым разом становились все разумнее и интереснее. Да и, в конце концов, она была единственным человеком, кому было не все равно, существует ли вообще Ригнар на этом свете.
Он даже принял приглашение настоятельницы и приехал проведать свою «воспитанницу». Это было роковой ошибкой. Когда ее привели в комнату, Ригнар на какое-то время просто лишился дара речи. Он привык думать о ней как о ребенке, а перед ним предстала девушка. Огромные серые глаза, тяжелая коса, осанка королевы. Сколько же ей сейчас лет? За все это время он так и не удосужился поинтересоваться ее возрастом.
Немую сцену прервала настоятельница, посоветовавшая им выйти в сад, чтобы спокойно поговорить, сколько душе угодно.
— А что скажут сестры — ваша воспитанница наедине с мужчиной? — на всякий случай поинтересовался тан.
— Ну, во-первых, там нет укромных уголков, где могло бы случиться что-то недозволенное, а во-вторых Вы ее опекун. — Холодно ответила монахиня.
— Это делает меня евнухом? — спросил Ригнар уже исключительно от ехидства. Краем глаза заметил, как покраснела девушка и широко улыбнулся.
— В глазах сестер — несомненно. — С достоинством ответствовала настоятельница.
Ригнар улыбнулся еще шире и, галантно предложив девушке руку вывел в сад.
Какое-то время он молчал, бесцеремонно ее разглядывая.
— Сколько тебе лет? — спросил он наконец, чтобы хоть что-то спросить.
— Шестнадцать.
Он отметил про себя, что ее голос стал похож на серебряный колокольчик. Следующей пришла совершенно ненужная мысль — сколько же времени у него не было женщины? Не продажной страсти на одну ночь, а близкого человека. Давным-давно в Хьерварде у него была невеста… А теперь он даже не мог вспомнить ее лица.
Мало-помалу она оттаяла, он тоже пришел в себя. Через какое-то время Ригнар поймал себя на том, что готов просто слушать этот серебристый голос — и неважно, о чем она говорит. Это озадачивало. Он не стало думать об этом. Потом. Потом можно будет думать, анализировать — а сейчас он будет просто сидеть и разговаривать.
— А тебе…, - она запнулась Он сам попросил ее перейти на «ты» — Ригнару не нравился этот обычай называть одного человека так, словно несколько, — А тебе сколько лет? — закончила она.
Сколько? Хотел бы он сам это знать. В разных мирах Река Времени течет по-разному, а этот мир и вовсе несуразен. Он давно перестал считать годы. А внешние изменения остановились тогда, когда он стал таким. Сколько ему было тогда? Сразу и не вспомнишь.
— Не помню. — Честно признался Ригнар. — Я давно не считал.
— Когда ты привел меня сюда, я была ребенком. Сейчас я выросла, а ты совсем не изменился. Кто ты?
Кто он? Еще один замечательный вопрос.
— Не спрашивай, Жанна, — вздохнул Ригнар. — Лучше не спрашивай.
С этого дня в их переписке появилось что-то новое. Что-то гораздо более теплое и душевное, нежели раньше. И все чаще он ловил себя на том, что хочет с ней увидеться. Несколько раз он не отказывал себе в этом желании — и не разочаровывался. Ну и что, что под неусыпным присмотром сестер, не сводящих с них глаз в монастырском саду. Это не мешало держать ее за руку и смотреть в бездонные глаза. Большее? Конечно, он не отказался бы, представься возможность, но ее не было.
А потом срок обучения в монастырской школе подошел к концу и во весь рост встала проблема — что делать дальше. Постриг? Молодой красивой девушке оказаться погребенной заживо в монастырских стенах — не самая завидная участь. Выдать замуж? За кого? За какого-нибудь молодого и смазливого охотника за приданым. Жанна, конечно, сокровище, но кто об этом знает, кроме него? Но, сколько Ригнар ни думал над этой проблемой — похоже, это оставалось единственным выходом. И все равно все это ему не нравилось. Оставалось только спросить у нее самой.
Он приехал в монастырь и без обиняков заявил настоятельнице, что ему необходимо поговорить со своей воспитанницей. Наедине. И без чужих глаз.
Жанна выслушала его не перебивая. И от этого молчания Ригнару делалось все более и более неуютно. Да, он прекрасно сознавал, что, спрашивая ее мнение на самом деле просто перекладывает на нее ответственность. Что раз уж он принял на себя заботу о ней, то и решить должен сам. Но, будь оно все проклято, он не хотел отдавать ее никому!
— Ты можешь просто забрать меня отсюда. Ты мой опекун.
— Ты не сможешь жить одна. Люди плохо на это смотрят. — Признаться, мораль этого мира порой ставила его в тупик, но Жанне придется ей соответствовать.
— Я могу жить с тобой.
— Тем более. Незамужняя девушка и неженатый мужчина, пусть даже в глазах всех я твой опекун. — На собственную репутацию ему было абсолютно наплевать — в этом мире он гость, как и в любом другом. Но ей то здесь жить. Да и не сможет он просто жить с ней бок о бок — день за днем просто жить рядом с женщиной, которая… да хватит в конце концов врать самому себе — которую любишь, просто жить и ничего больше — этого не выдержит ни один мужчина.
— Ты мог бы жениться на мне. — Еле слышно сказала она.
— Что?! — опешил Ригнар. Это было настолько неожиданным и невероятным, что он смог лишь повторить: — Что?
Жанна залилась краской, но взгляд не отвела:
— Ты мог бы жениться на мне, — повторила она.
Неплохо, ничего не скажешь.
— Ты сама понимаешь, о чем говоришь? — с тихой яростью спросил он. Почему он так разозлился? Только лишь потому, что она первая заговорила об очевидной возможности, которая не пришла ему в голову? А почему она не пришла ему в голову? Не потому ли, что…
— Посмотри на меня. — Был день, но окно в ее келье было малюсеньким, а Ригнар стоял в тени. Он снял все заклинания, меняющие облик. Несмотря на невозможность посмотреть на себя в зеркало, он знал, как выглядит без маскировки. Слишком бледная, с синеватым отливом кожа. Заострившиеся скулы. Глаза с вертикальным зрачком. Медленно улыбнулся, демонстрируя клыки. — Посмотри на меня повнимательнее.
Краска на ее лице сменилась мертвенной бледностью.
— Ты спрашивала, кто я. Теперь ты видишь. — Его понесло. — Ты ведь читала страшные сказочки про таких, как я? Не живых, не мертвых, злодеев, пьющих по ночам кровь у невинных жертв? Эти сказочки говорят о том, что иначе не выжить?
Он думал, она закричит или упадет в обморок. Ничего подобного. Она просто смотрела на него широко раскрытыми глазами и молчала. А он уже не мог остановиться. Он рассказывал все — все с самого начала, с того дня, как помнил себя. Про смерть родителей, про свое танство, про тот трижды проклятый день, когда в его жизни появился Хаген. Про безмятежное лицо мертвого грамотея с любопытными зелеными глазами. Он понимал, что нельзя, не следует этого делать, но остановиться не мог. Он замолчал лишь когда выдохся окончательно.
Жанна подошла к нему, положила руки на грудь. Серые глаза оказались близко-близко.
— Я люблю тебя.
Он ослышался?
— Я люблю тебя, — повторила она. — Помолчи, я знаю, что приличные девушки себя так не ведут. Но на самом деле мне все равно, что так нельзя. И мне все равно, кто ты. Это твоя жизнь и твой выбор, мне не снилась и сотая часть того, что ты пережил, так кто я такая, чтобы осуждать?
Все еще не веря, он накрыл ее губы своими. Она ответила, сперва робко и неумело, потом все более страстно.
— Не надо, — хрипло сказал Ригнар, с трудом оторвавшись от ее губ. — Не надо, иначе я… Порядочные девушки ведь не ложатся с мужчинами до свадьбы. — Улыбнулся он — совсем не так, как незадолго до этого.
— А свадьба будет? — прошептала она.
— Будет, — так же шепотом ответил он.
В конце концов, пропади оно все пропадом!
Она умерла через три года. Холера не спрашивает, есть ли у ее жертвы кто-то, кто не представляет жизни без… Ригнар мог бы ее спасти. Мог бы… сделав такой, как он сам. Он так и не смог решиться на это. Он испугался. Испугался, что через какое- то время она проклянет его за это.
Говорят, мир жесток. Ерунда. Он просто абсолютно равнодушен как к живым, так и к мертвым. В жизни Ригнара снова осталось только одно.
Он гонялся за Хагеном по всему Упорядоченному не считая века. И никак не мог застать одного. Несколько раз он был так близко, но в Долину Магов не было хода таким, как Ригнар, а любую маскировку тамошние обитатели раскусили бы в два счета. В Обетованное, разумеется, тоже не стоило соваться одному. А в Межреальности Хаген появлялся все реже и реже. Ригнар ждал. Ждал подходящего случая.
И однажды ему удалось. Они сошлись нос к носу на одной из троп Межреальности. Ригнару было все равно, куда и по какому делу направлялся его противник. Можно было даже, пожалуй, просто выпустить ему в спину стрелу. Он не стал унижать себя подобным. В конце концов, если враг умирает, не узнав, от чьей руки и почему — это не месть. К тому же, Хаген был не из тех, кого можно было застать врасплох. Ригнар «вышел» на эту «тропку» буквально перед носом Хагена.
— Поговорим, тан Хаген?
— Кто ты? — поинтересовался тот внешне абсолютно спокойно, даже не протянув руку к эфесу. Но Ригнар теперь хорошо знал людей — и видел, что смертельный замах мог родиться в любое мгновение.
— Ну конечно, ты не помнишь, — тон Ригнара был обманчиво мягок. — Где могучему тану упомнить всех, по чьим трупам он прошел на пути к своему танству? А вот я помню, как горели мои корабли. И развалины Хьернира тоже помню.
— Долго же ты ждал. — Хаген извлек из ножен меч мягким кошачьим движением.
— Я умею ждать. — Ригнар отсалютовал противнику своим мечом прежде, чем напасть. Бравада? Пусть думает, что хочет. Сегодня его день.
Мечи столкнулись. Ригнар облегченно перевел дух — о голубом клинке Хагена ходили легенды. Но его собственный меч, вынесенный им из одного гибнущего мира выдержал. Они бились расчетливо и неторопливо — если подобную характеристику можно было применить к схватке, где каждое неверное движение стоило жизни. Противники стоили друг друга. Силы были равны, а значит надо было ждать. Ждать, кто первый ошибется. Время то тянулось обманчиво-медленно, то неслось безумными скачками. Надо было ждать. После стольких веков ожидания это казалось невыносимым. Но Ригнар давно уже не был тем юнцом, чья гордыня заглушала разум. Он давно уже не был прежним. От прошлого осталось лишь имя — и месть. Та, что провела его через эти века. Та, что сделала его тем, кем он стал. Ригнар не думал об этом. Нельзя позволить ненависти завладеть собой — это он давно познал в полной мере. Нельзя, чтобы ярость смазала решающий удар. Он ждал. И дождался. Хаген никогда в жизни не терпел поражений. И именно поэтому он таки сделал ошибку первым. Клинок Ригнара рухнул, рассекая тело пополам…
Тяжело дыша, Ригнар остановился. Не веря себе, взглянул на тело. Неведомо зачем пощупал артерию на шее — хотя какая жизнь может сохраниться в теле, разрубленном надвое. Хаген был мертв. Тан медленно вытер окровавленный меч, забросил его в ножны. Вот и все. К этому он шел много веков. Так почему же так хотелось завыть, точно волку в полнолуние?
— Это нечестно, учитель! — стукнул по столу Хаген.
— Конечно, нечестно. Ты предпочел бы умереть? — приподнял бровь Хедин.
— Не знаю. — неожиданно медленно ответил его ученик. — Я пережил всех, кто был мне дорог. Кроме тебя. Так многое ли держит меня на этом свете?
— Эй, ты что? — обеспокоено подал голос с другой стороны стола Ракот. С тобой все ли в порядке, парень?
— Все со мной в порядке, — отмахнулся тот. Мгновение слабости миновало — это снова был воин. Спокойный, собранный, уверенный в себе. — Он оказался сильнее. И получилось, что я просто сбежал, точно последний трус!
— Зато этот ненормальный упырь больше не будет гоняться за тобой по всему Упорядоченному. — фыркнул Владыка тьмы.
— Успокойтесь оба, — не выдержал Хедин. — Да, ты прав, Хаген, — продолжал он уже тише. — Выдернуть тебя из под удара в последнее мгновение, подменив гомункулом — твоей точной копией, было нечестно. Но, — его голос упал чуть ли не до шепота, — Хаген, мальчик мой, я не могу позволить тебе умереть. Прости…
В наступившем неловком молчании трое долго не могли поднять глаз.
Он был пьян третью неделю подряд. Он не знал что делать дальше. Века у него была цель. Цель достигнута. Теперь…»Я предлагаю тебе возможность потягаться с учеником бога, Ригнар…» — вспомнилось ему. Ученика больше нет. Но учитель остался. Ригнар медленно улыбнулся. Под приподнятой губой блеснули кончики клыков. Учитель. Похоже, жизнь снова приобретала смысл.
Алесь Куламеса
ЗАБАВА ДЛЯ БЛАГОРОДНЫХ
— Славный сегодня будет день, самое то для охоты, — сказал барон Агнар, похлопывая по холке своего жеребца, — Не так ли, почтенный ярл?
Ярл Сигурд покосился на барона и криво улыбнулся. Он мучился жестоким похмельем и даже та лёгкая рысь, которой трусила его лошадь, доставляла Сигурду невообразимые страдания.
До поездки к Агнару, ярл считал себя непревзойдённым выпивохой, но рыжебородый Агнар, казалось, мог влить в себя целую бочку эля и при том ни капельки не захмелеть. Вчера, на пиру в честь помолвки старшего сына Сигурда Отра и единственной дочери Агнара Скади, барон и ярл под восторженный рёв дружинников затеяли дружеское состязание — кто кого перепьёт. Последнее, что помнил Сигурд, это огромный жбан, который он осушал в третий раз. Потом — провал, свет от яркого утреннего солнца прямо в глаза, жажда и жуткая головная боль. Сигурд проклинал всё на свете — никогда, даже в бесшабашные времена лихой юности, он не чувствовал себя так плохо. Ярл уже начал жалеть, что отпустил Отра в Хедебю, где тот встретил эту вертихвостку Скади. Оставил бы его тогда дома, и не мучался бы сейчас так.