— Именно. Здесь говорится, что потоки измеряются в хвостах каждой отдельной совы. Если ты чувствуешь ветер одновременно с обеих сторон хвоста, значит, поток шириной в твой хвост.
— Я никогда этого не запомню! Столько слов, цифр — о, нет! Это невозможно!
— Ты отлично справишься, Руби.
В этот момент в библиотеку вошла Отулисса и мрачно вытянула с полки какую-то книгу.
— Тебе удалось сменить клюв, Отулисса? — шепотом спросил Сорен, знавший, только что она ходила с просьбой к самой Барран.
Отулисса моргнула, и огромные слезы выкатились из уголков ее глаз.
— Нет! Я плохо соображаю и летаю хуже вас всех! Я обязательно погибну, вот увидите…
Впервые за все время пребывания на острове Сорен пожалел бедную Отулиссу. И тут на открытую страницу его книги шлепнулась сушеная гусеница.
— У тебя все будет прекрасно, голубушка. Пятнистые неясыти исключительно чутко реагируют на малейшие перепады давления. Это редчайшее качество, хотя порой оно делает неясытей раздражительными и несносными в общении. Я бы посоветовал тебе прочитать вот это — «Атмосферное давление и турбулентность: вводный курс». Эту книгу написала Стрикс Эмеральда, знаменитая всепогодница и предсказательница прошлого века. Я всегда мечтал заполучить в свой клюв пятнистую неясыть, несмотря на то, что все они несносные ворчуньи! — усмехнулся Эзилриб и пошел прочь, слегка припадая на свою трехпалую лапу.
«Вот и пойми его! — ошарашенно подумал Сорен. — Да он сам непредсказуем, как любая погодная система. Мне даже слова доброго не сказал, зато специально подошел, чтобы поболтать с Отулиссой!»
— Эту книгу написала Стрикс из рода пятнистых неясытей? — пробормотала Отулисса, изучая обложку. — Великий Глаукс, это может мне пригодиться. Разумеется, предсказательница погоды должна обладать исключительной чувствительностью. Неудивительно, что она из пятнистых неясытей. Наш род настолько древний, что все лучшие качества за столетия у нас необычайно обострились, — залопотала она, впиваясь глазами в страницы.
«Великий Глаукс, да заткнется она когда-нибудь или нет?» — в который раз подумал Сорен и решил пойти проведать миссис Плитивер.
— Ах, я не знаю. Просто не знаю. Мне кажется, сейчас я вообще ни в чем не уверена, честное слово.
Сорен стоял возле маленького дупла, которое миссис Плитивер делила с двумя другими змеями. Грусть, прозвучавшая в голосе старой змеи, заставила его оцепенеть на месте. Миссис Плитивер никогда так не говорила! Она никогда не теряла надежды и всегда была исполнена оптимизма.
Сорен стал прислушиваться дальше.
— Гильдия арфисток самая престижная, и я чувствую, что моя судьба — стать одной из них, — говорила вторая змея. — Знаете, дорогая, это чем-то похоже на зов, который совы испытывают в желудках. У нас, понятное дело, желудков нет, но тем не менее!
— Да как вам только в голову могло прийти такое! — с неподдельным возмущением ахнула миссис Плитивер. Голос ее задрожал от гнева. — Я полагаю, с нашей стороны было бы непростительной вольностью даже в мыслях сравнивать себя с благородными совами. Не пристало нам такое, ничуть не пристало! Не тот у нас статус, вот как я это называю! — заключила она.
Вот теперь Сорен узнал свою старую добрую миссис Плитивер! Вообще-то она отнюдь не страдала комплексом неполноценности. Миссис Плитивер искренне считала себя лучшей в мире служанкой, но при этом не лукавила, когда говорила, что и в мыслях не смеет сравнивать себя с представителями лучшего вида пернатых. Служение совам составляло весь смысл ее жизни, а хорошее служение было высшей наградой и добродетелью.
— Но позвольте, миссис Плитивер, — снова заговорила вторая змея, — должны же вы отдавать предпочтение одним гильдиям перед другими.
— Ах, да при чем тут предпочтение! Когда нас знакомили с различными гильдиями, я сразу же поняла, что для меня существует только арфа! Когда я скользила по струнам от ноты к ноте, ползла по гамме и прыгала по октавам, во всем моем теле звучала чудесная вибрация. А больше всего на свете мне хотелось бы — ах, я просто не знаю, как это объяснить! — вплести музыку в голос мадам Плонк. Я хотела бы переплести звуки арфы со звуками ее волшебного голоса и соткать из них нечто огромное и прекрасное.
Сорен моргнул. Похоже, у миссис Плитивер есть кое-что получше совиного мускульного желудка!
— Ладно, мне пора идти, — беззаботно прожурчала вторая змея. — Я должна заглянуть к Октавии и занести ей немного спелых ягод молочника. Она просто обожает их, представляете? Надеюсь, вы знаете Октавию — она убирает гнездо мадам Плонк. Так что я поползла. Пока-пока, — попрощалась змея и выскользнула из дупла.
Сорен вжался в угол, чтобы его не заметили, и расслышал, как после ухода подруги миссис Плитивер недовольно проворчала:! — Нет, это надо же! Сначала заявляет, будто у нее есть желудок, а потом ползет к Октавии и что-то мурлычет себе под нос! Просто возмутительно!
Сорен решил отложить свой визит к старой подруге. Сначала он сделает нечто другое. Пожалуй, все-таки «заглянет» к мадам Плонк и расскажет ей об удивительной змее, наделенной даром, намного превышающим чувствительность совиного желудка, о змее с настоящим артистическим чутьем.
ГЛАВА XIX
Визит к мадам Плонк
— Простите, мадам Плонк, наверное, я поступаю не совсем правильно, заявляясь к вам вот так, запросто, — растерянно бормотал Сорен.
Все заранее приготовленные слова вылетели у него из головы, стоило совенку переступить порог этого удивительного места. Казалось, сам воздух здесь дрожал и переливался от разноцветных бликов бесчисленных стеклянных вертушек, которые гроздьями свисали с потолка или покачивались на воткнутых в стены прутиках. В дупле было несколько отверстий для света. Повсюду пестрели кусочки тканей с красивыми вышивками, а в глубине виднелась ниша, занавешенная шнурами из сверкающих бусин. В глазах рябило от невыносимой пестроты красок. А в центре всего этого разноцветия царило ослепительно-белое пятно — сама мадам Плонк.
Сорен сглотнул и заставил себя, не моргая, не отрывать глаз от белого пятна.
— Просто я знаю, что миссис Плитивер очень застенчива и никогда не осмелится прийти к вам.
— Миссис Плитивер? — перебила мадам Плонк. — Но я не знаю такой змеи!
— Она прибыла сюда вместе со мной, мадам. Это верная служанка нашей семьи.
— Теперь я поняла. Так ты говоришь, что она хочет поступить в гильдию арфисток?
— Да, мадам, — пробормотал Сорен, чувствуя, что выглядит ужасно глупо.
«Да какая мне разница!» — внезапно решился он. Он пришел сюда ради миссис Плитивер. Она так мечтает о гильдии арфисток! Но тут мадам Плонк, словно подслушав его мысли, сказала:
— Но одного желания еще недостаточно.
— Да, мадам, я это понимаю. Какими бы сильными не были наши желания, они не всегда сбываются.
Мадам Плонк моргнула и кивнула головой.
— Мудрый ответ, мой мальчик. Но теперь ответь мне на такой вопрос — как ты думаешь, что заставляет твою миссис Плитивер желать именно этого?
И тут Сорена осенило.
— Видите ли, — задумчиво начал он, — многие змеи хотят вступить в гильдию арфисток лишь потому, что это самая главная и самая престижная гильдия на всем острове и в нее принимают лишь змей из очень старых, заслуженных семей. Но я уверен в том, что для миссис Плитивер это не имеет никакого значения.
— Вот как? — с искренним изумлением спросила мадам Плонк. Сорен ужаснулся. Неужели он сказал что-то не то? Но отступать было поздно. Он набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:
— Нет. Клянусь вам, все эти соображения не стоят для нее и двух погадок!
Мадам Плонк молча моргнула.
«Она смеется надо мной!» — пронеслось в голове у Сорена. И все-таки он заставил себя продолжать. — Я думаю, миссис Плитивер хочет вступить не в самую престижную, а в самую прекрасную гильдию. Она мечтает об искусстве.
Мадам Плонк еле слышно ахнула.
— Как интересно. Но тогда ответь мне — что такое искусство? «Великий Глаукс!» — взмолился про себя Сорен. Ему показалось, будто желудок выпал у него из живота. Он понятия не имел о том, что такое искусство. Но какое-то чувство подсказывало совенку, что он на правильном пути.
Мадам Плонк молча ждала ответа.
— Когда миссис Плитивер говорила о музыке, — неуверенно заговорил Сорен, — она сказала, что при виде огромной арфы она пытается вплести ноты не только в натянутые струны, но и в звуки вашего голоса. Ей хочется, чтобы слившись воедино, звуки вашего голоса и арфы создали нечто, что она назвала огромным и прекрасным. Так вот, мне кажется, это и есть искусство.
В апартаментах воцарилось долгое молчание.
А потом мадам Плонк глубоко вздохнула и протянула лапу за платочком, изготовленным гильдией кружевниц. Она высморкала клюв и промокнула глаза.
— Знаешь ли ты, что ты самый необычный амбарный совенок из всех, кого мне доводилось видеть? — прошептала она, и Сорен растерялся, потому что не знал, хорошо это или плохо. — А теперь иди. Скоро наступит время Вечерней песни. Ступай дружок. Кстати, я слышала, что ты делаешь успехи в клюве всепогодников. — Сорен хотел было спросить, откуда она об этом знает, но вовремя вспомнил, что змея Октавия убиралась не только у мадам Плонк, но и у старого Эзилриба. — Лети, мой хороший!
— Спасибо, что выслушали меня, мадам Плонк, — поблагодарил Сорен и, попрощавшись, попятился к выходу из дупла.
— Октавия! — крикнула мадам Плонк, как только Сорен улетел. — Иди сюда скорее!
Толстая старая змея, которая отдыхала на ветке за порогом дупла, немедленно вползла внутрь.
— Ты слышала, Октавия?
— А как же, мадам. Каждое словечко! Ну что ж, выходит, теперь у нас есть соль-бемоль!
ГЛАВА XX
Пожар!
Эзилриб сидел на самой верхней ветке Великого Древа Га'Хуула и пристально вглядывался в синеву раннего летнего дня. Вот уже два дня они с Путом почти не покидали своего наблюдательного пункта и следили за поведением облаков на дальней стороне моря Хуулмере.
— Поднимай ребят, — коротко приказал помощнику наставник. — Тут им есть на что поглядеть.
— А? Что? — сонно зевнул Сорен, когда Пут разбудил его. — Сейчас же белый день, Пут! Я спать хочу.
— В другой раз отоспишься, дружище. У нас сейчас очень важный урок, на вершине дерева. Кэп ждет вас всех. Быстро!
«Что там такое?» — взволнованно подумал Сорен. Пут называл Эзилриба кэпом или капитаном только во время вылетов. Но сегодня день был прекрасный, и ничто не предвещало ухудшения погоды. Тихий, ясный летний денек. Стояла пора янтарного дождя, когда свисающие с ветвей Древа ягодные плети молочника окрашивались густым золотом.
Когда Сорен поднялся на вершину дерева, остальные члены клюва, сонные и вялые, уже сидели на ветке.
Мартин широко зевал, зато Отулисса выглядела необычайно бодрой и безумолку тараторила, поглядывая на кущи облаков. Руби отрыгнула утреннюю погадку и посмотрела на Сорена таким затуманенным взором, что тот испугался, как бы болотная сова не сорвалась с ветки и не шлепнулась оземь. К счастью, в этот момент на вершине появились Бубо с Эзилрибом.
Сорен очень давно не видел Бубо. Он знал, что филин летал на разведку в Клювы, и очень обрадовался, увидев, что тот вернулся оттуда живым и невредимым.
— Съешь-ка мышку, Отулисса, — прогудел филин, засовывая в болтливый рот неясыти маленькую полевку.
— Спасибо, Бубо, — негромко буркнул Эзилриб и украдкой подмигнул старому приятелю.
— А теперь внимание. Кто-нибудь знает, зачем мы здесь собрались? — спросил наставник, оборачиваясь к членам клюва.
Отулисса немедленно взметнула вверх коготь, но поскольку клюв у нее был занят мышью, ответа не последовало. Сорен огляделся.
Впервые за время обучения все три учителя, включая Бубо, который формально наставником не считался, собрались вместе. Значит, ответ ясен. Занятия с углями, взятыми из кузницы Бубо, подошли к концу. Пришло время полета на лесной пожар.
Совята испуганно притихли, плотно прижав перья. Тишину нарушало лишь икание Отулиссы, пытавшейся проглотить свою мышь. Наконец она справилась с едой и дрожащим от страха голоском прошептала:
— Но я же только что поела! Как же я полечу с полным желудком?
— Не волнуйся, — успокоил ее Эзилриб. — Сейчас мы никуда не полетим. Дождемся темноты. Я собрал вас для того, чтобы вы своими глазами увидели, как огонь изменяет все вокруг — ветер, облака. Эти изменения видны даже отсюда. За морем Хуулмере сейчас бушует пожар. Огромный пожар. — Эзилриб вспорхнул на нависшую над водой ветку. — Сегодня ночью мы полетим через море. На другом берегу мы остановимся на высоких утесах, откуда открывается отличный вид на огонь. Переждем там денек-другой, осмотримся, а потом полетим на пожар.
Остаток утра они наблюдали за странным поведением облаков над морем Хуулмере. Совята из клюва всепогодников уже давно привыкли к таким словам, как «рвань», «каналы» и «канавы». Теперь же в разговорах наставников зазвучали новые непонятные термины — «перепад давления», «термическая инверсия» и «конвекционная колонна».
После обеда учеников отправили вздремнуть перед полетом, обещав разбудить в пограничный час между последним лучом солнца и первыми сумерками.
— Ты волнуешься, Руби? — спросил Сорен, когда они спускались в свои спальни.
— Надо быть полной дурой, чтобы не волноваться, — ответила рыженькая сова.
— Да ведь ты летаешь лучше всех нас!
— Не говоря уже о том, — вмешался щуплый Мартин, — что каждый из вас вдвое крупнее меня!
— А чего же ты боишься? — поинтересовался Сорен.
— Того, что называется верховым пожаром или огненным венцом, — не задумываясь, ответила Руби. — Это когда огонь начинает распространяться по верхушкам деревьев. Представляешь, что тогда делается с воздухом? Пролететь сквозь него совершенно невозможно. Просто невозможно угадать, где притаился смертельный провал.
— Этому есть научное объяснение, — заявила поравнявшаяся с ними Отулисса. — Огонь поднимается вверх по так называемой топливной лестнице.
— А теперь подумайте, что это означает для меня, — снова пропищал Мартин. — Вот я копошусь на земле, ищу самые маленькие угольки. И тут начинается этот самый верховой пожар, меня подхватывает и втягивает прямо по твоей топливной лестнице!
— Нам всем придется какое-то время провести на земле, так что такая опасность угрожает не тебе одному, — заявил Сорен. — И твой размер тут не имеет никакого значения. Верховой пожар может затянуть даже самую крупную птицу.
Мартин склонил голову набок и моргнул. Судя по всему, слова Сорена его нисколько не убедили.
Перед вылетом на настоящий лесной пожар наставники распределили обязанности между учениками. Руби, как лучшей летунье, поручили ловить раскаленные угольки, подбрасываемые восходящими потоками воздуха. Сорен с Отулиссой должны были летать у середины каждого такого потока, а маленькому Мартину досталась позиция на земле. Кроме того, каждый совенок должен выполнить определенную работу внизу.
Летя над морем, Сорен невольно задумался о том, как сильно все переменилось со времени его первого перелета через Хуулмере к острову с Гильфи, Сумраком и Копушей. Тогда вокруг бушевал свирепый буран, мир превратился в кипящую белизну, а небо и вода слились в неразличимом хаосе. Сейчас небо было ясным, лежащее внизу море — спокойным, и лишь легкие белые барашки изредка мелькали на его ровной синеве.
В последних лучах заходящего солнца ныряли чайки. Порой над поверхностью моря возникал серебристый промельк рыбки, спасавшейся от более крупной хищницы. Однако по мере приближения к противоположному берегу воздух над морем начал меняться. И хотя Сорен, как и все остальные совы, был полностью лишен обоняния, ему показалось, будто тот подернулся едкой пеленой.
Они приземлились на гребне высоких утесов. Эзилриб ткнул трехпалой лапой в облака, громоздившиеся прямо под ними, и спросил:
— Мы называем это облаками Га'Хуула. Кто знает почему? Отулисса немедленно взметнула коготь.
— Потому что они имеют форму семян, которые находятся внутри плодов Дерева Га'Хуула!
— Верно, сударыня, — крякнул Эзилриб.