— Ара-Лим? — удивился маг, хищно сощурив глаза. — Ара-Лим покорен и уничтожен. Как может он доставлять беспокойства самому великому из великих? Твоя империя самая огромная за всю историю этого мира. Тебе подчиняются сотни городов. Твоего снисходительного взгляда ждут десятки племен. Твои сапоги готовы облизать все вожди и все керки! Одного императорского слова достаточно, чтобы любая жизнь прекратила свое существование.
— Мне не нужна любая жизнь, — Каббар сел в изготовленное специально под его рост кресло, вцепился пальцами в поручни. — И не надо меня убеждать в том, что я великий. Та жизнь, которая мне нужна, не признает моего величия.
— Ты говоришь о наследнике? Стоит ли беспокоится о младенце?
— Младенец, в жилах которого течет кровь Хеседа.
— Ну и что с того? — Горгоний обмакнул палец в разлитое вино и с удовольствием облизал его. — Даже если волчонок выживет, даже если вырастет, то что он представляет без трона? Пустое место.
— Пустое место? — Каббар сжал пальцы. — Ты забыл, сколько мне было лет, когда я получил в наследство жалкую страну, важно величавшую себя Империей? Но прошло всего четыре года и я завоевал мир. Но я не знаю, что станет с этим миром через десять лет. Уже сейчас каждый ара-лимовский житель умирает со словами молитвы за наследника. Солдаты, воздевая окровавленные руки к небу, просят позаботиться богов не о собственных душах! В осажденных городах поют о нем песни! Они готовы сдохнуть за щенка, которому всего три дня. Слухи о выжившем ребенке короля Хеседа разносятся по всей стране быстрее ветра. Они же славят его! Они уже создали из него бога!
— Ты завидуешь? — прищурился маг, заглядывая в дикие глаза императора. — Завидуешь наследнику?
Каббар дернул головой, отворачиваясь. Он не хотел, чтобы маг видел, насколько он прав. Где-то в глубине сердца он, действительно, завидовал. Маленького щенка любят не за подвиги и не за покоренные страны, а только потому, что он законный наследник.
— Сегодня мне приснился сон. Я видел, как с неба на меня падает молодой орел. Они бил меня белым крылом, он выклевывал мне глаза. И я ничего не мог сделать. Только задыхался от крови.
— Тебя страшат проклятия королевы Тавии.
— Это тоже.
— Ты хотел завоевать мир и не услышать ни одного проклятия?
— Здесь все не так. Почему никто не сдается? Почему они спешат умереть? Они не знают, что такое страх. И они верят, что потомок Хеседа рано или поздно вернется.
— Тогда…, — маг задумчиво обвел контуры Ара-Лима густым вином. — Тогда остается одно средство.
— Что ты предлагаешь, Горгоний? Мой отец всегда слушал твои мудрые советы. И я, его сын, всегда прислушивался к ним. Что сделать мне, чтобы эта страна навсегда забыла о наследнике?
Маг сжал пальцы в тугую щепоть, дунул на них. На кончиках пальцев показалось крошечное пламя. Горгоний медленно поднес огонь к карте. Пролитое вино вспыхнуло желтым пожарищем. И месте Ара-Лима осталось только черное выжженное пятно.
— Сделай так, чтобы никто и никогда не вспоминал о наследнике.
Каббар вскочил, опрокинув кресло, расставив руки, склонился над черным пятном Ара-Лима:
— Да, — маг Горгоний непроизвольно вздрогнул, услышав зловещий шепот императора. — Я сделаю это. Я уничтожу всю страну. Я вырежу всех жителей. На всем просторе от реки Фис до Восточного побережья не останется ни одного живого существа. Я превращу Ара-Лим в пустые земли, на которых не сможет расти даже трава. И когда наследник вернется…, если вернется, то никто не вспомнит, кто он такой. И ты, Горгоний, мне в этом поможешь.
Маг смиренно склонил голову.
Конечно, он поможет. И не ради кровожадного мальчишки, руками которого создана империя для Избранных. Не ради призрачных богатств, которые не нужны Избранным. Он поможет императору ради себя самого. Уничтожив Ара-Лим, они уничтожат последний оплот Крестоносцев, и тогда Избранным ничто не помешает властвовать во всем известном Мире.
ХХХХХ
— … Отдайте им детей, — повторил колдун Самаэль, указав посохом на ношу лесовика.
Йохо неторопливо снял корзины, поставил у ног. Затем резко прыгнул вперед, на ходу вытаскивая нож. Ганна, мгновенно оценив ситуацию, вскинула лук. Нацелила стрелу точно в лоб колдуна-Крестоносца.
— Сейчас, — усмехнулся лесовик недобро. — Только уши от твоей лжи прочищу. Ты у меня первый под ножом очутишься. Давно хотел кровь тебе пустить, еще когда зубом мучился. Чувствовал, что в тебе зло таится. Жаль, поздно рассмотрел.
Говоря это Йохо шашками мелкими к колдуну неподвижно стоящему приближался. Следил внимательно за горняками, которые, к удивлению, даже топоров из-за поясов не вытащили.
— Глупый ты лесовик, хоть и смелый до невозможности, — улыбнулся колдун.
— Хоть и глупый, но так просто наследника не отдам, — перебил колдуна Йохо. — Не ты первый, кто меня в западню поймал. Не ты последний, кому глотку перережу.
Колдун только пальцем пошевелил, и пальцы лесовика от нестерпимого жара сами разогнулись. Выпал клинок добела раскаленный из руки. А стрела, что ганной в тот же миг отпущена была, замерла в воздухе, к ногам Крестоносца бесполезной тростинкой упала.
Колдун, вместо того, чтобы лесовика и ганну к смерти подтолкнуть, рассмеялся беззлобно:
— Что ж вы меня старого в предательстве обвиняете? Не выслушаете до конца колдуна, в котором Крестоносца не признали. Думаете, в капкан, негодяй, вас заманил? На детей невинных позарился?
— Иного от тебя не ждем.
Лесовик руку, заклинанием колдовским ошпаренную, к груди прижал. Быстро огляделся, ища путь к спасению. Да только тяжело найти то, чего не существует. Не лес родной, скалы черные вокруг. И врагов не один десяток.
— Давно меня в предательстве не обвиняли, — смахнул Самаэль с глаз слезу смешливую. — Детей горнякам отдаю не для того, чтобы предать. Для того, чтобы вы, глупые, к горным переходам непривычные, на камнях не поскользнулись, да корзины не выронили. А горняки в этом деле более сноровисты. Им по камням ходить, что тебе лесовик, по деревьям лазать. Не оступятся, не споткнутся.
Йохо хмыкнул озадаченно. На ганну притихшую посмотрел.
— А не врешь, колдун?
— Если бы врал, ты бы моего вранья не различил. Давно бы мертвым валялся, под деревом или под кустом. Назад оглянись.
За спиной у ганны и лесовика, близко совсем, непонятно откуда взявшиеся, стояли четыре горняка, за ручки корзины с младенцами держали. Улыбались дружелюбно, не насмехались.
— Ах ты…, — беззлобно выругался Йохо, нож остывший поднял, за пояс засунул. — А ведь был ты, колдун, на волосок от гибели. Я уж тебя постарался, исполосовал бы как следует. Да повезло видно. Вельда, ты что?
Ганна без сил опустилась на камни. В глазах слезы показались:
— Вы больше так не делайте. Уж лучше сразу убейте, чем так шутить.
Самаэль помог ганне подняться, по щеке сырой погладил.
— Прости дурака старого. Думал удивить вас, а вон как все вышло. Извини. Не обидит тебя больше никто. Если не веришь слову колдуна, поверь обещанию Крестоносца. Здесь, в горах, вы под моей защитой. И под защитой горняков, которые Ара-Лиму верны. А теперь пора нам… Идем мы в долину, что горняками Зеленым Сердцем гор зовется. Там, под надежной защитой неприступных камней да холодных ветров воспитаем младенцев.
Режут острые камни кожаные подошвы. Ледяной ветер, слетевший с заснеженных вершин, рвет одежду. Пусто глазу. На десять шагов одна травинка тонкая, на сто — куст, к камням прижавшийся, на тысячу — дерево, из последних сил за твердь цепляющееся. Ни зверья, ни птицы. Ни хижины одинокой, ни речушки быстрой. Камни, только камни. И солнце, такое близкое, что пожелай, дотянешься рукой. Обожжешься только.
Горняки, как пауки, цепко по камням идут. Весело с валуна на валун перепрыгивают. Кто-то песню запел, сразу остальными подхваченную.
Йохо через два часа выдохся. Соленым потам облился, в глазах круги разноцветные. Непривычен лесовик по камням путь держать. Милее ему леса, далеко за спиной оставшиеся. Их и видел он, когда глаза закрывал. Несколько раз спотыкался, падал. Если бы не горняки, по бокам идущие, да вовремя поддерживающие, быть бы лесовику с разбитым лбом. Позор на все его племя лесовское.
В отличие от него ганна Вельда стрекозой по камням скакала. От горняков, что корзины несли, ни на шаг не отходила. Иногда и покрикивала, когда замечала, как горные братья слишком в веселье ударялись.
Самаэль позади всех шел. Через каждые сто шагов назад оборачивался. Хоть и знал колдун, что по горам посты оставлены, которые о любом незнакомце вмиг предупредят, тревожно на душе его было. Не о погоне Крестоносец волновался. Чувствовал колдун, что сгущаются тучи над Ара-Лимом. Жалел он, что оставляют они страну древнюю без присмотра, на растерзание волкам кэтеровским. И даже показалось единожды, будто услышал он, как возносятся над Ара-Лимом молитвы злом наполненные. Молитвы Избранных.
Глубокой ночью, когда уже и горняки стали с ноги сбиваться, стали на привал. Костров не разводили, ночь короткая, утро близкое. Залегли под защиту камней, кто как придется. Вельда с младенцами рядом устроилась, на первый их зов мгновенно откликаясь. Йохо неподалеку, под голову камень плоский положив, прилег так, чтобы ганну видеть. Пытался со сном и с усталостью бороться, да где там. Только глаз сомкнул, заснул крепко. Горняки тоже недолго ворочались. Захрапели так, что камни вековые задрожали.
Один Самаэль сна не изведал. Сидел, ноги скрестив, в сторону, где солнце восходит, лицо обратив. В темноту смотрел, пытаясь разглядеть в ночи будущее. Что чудилось колдуну, никому неведомо. Может в мерцание звезд видел он пепел Ара-Лима, по ветру развеянный. Может, знамена многочисленные, заслоняющие солнце покоренной страны. Кто знает…
Проснулся лесовик от росы холодной, что на камнях густым покрывалом легла. Поежился, стараясь сон вернуть, да окончательно проснулся. Послушал с закрытыми глазами как воет ветер, играя со скалами. И вдруг почувствовал знакомый запах. Сладкий запах травы.
Стараясь не наступить на похрапывающих горняков пробрался на край лагеря. Между двух камней заметил колдуна, стоящего спиной к лагерю.
— Самаэль!
Поспешил к колдуну, ногой по камню скользя. Рядом остановился, рот открыл, собираясь вопрос задать, да так со ртом открытым и остался.
Под его ногами раскинулась зеленая долина, окруженная со всех сторон мрачными скалами. Отвесными стенами поднимался камень от зелени буйной. И всходило над долиной яркое солнце. И ни одно облако не смело закрыть зеленую долину от света небесного светила.
Далеко внизу, у подножья отвесных стен, различил Йохо хижины крошечные, поля возделанные, дороги-тропинки в скалы упирающиеся, в дымке утренней пропадающие. Увидел он и точки-фигурки горняков, снующих между домов букашками. В самом центре долины различил темное пятно большого озера.
— Что это? — прошептал лесовик, завороженный видом открывшимся.
— Зеленое Сердце, — колдун повернул чуть голову. — Посмотри, лесовик, туда.
Йохо проследил за взглядом колдуна и во второй раз наполнилось его сердце волнением.
С северной стороны, высоко над долиной, на гигантском уступе скалы стоял замок. Еще лучами утра не освещенный, черный и мрачный, как сами горы. Высокие башни вырастали из камня, несокрушимые. Толстые стены с бойницами узкими, на долину взирающие, из камня выползали и в камне исчезали. Каменные своды и каменные арки. Каменные балюстрады и каменные колонны. И узкая лестница, в долину спускающаяся, с тысячью ступенек, из камня вытесанных. По краям лестницы звери каменные, пасти страшные разевающие.
— Это наш новый дом. На долгие годы. Здесь мы воспитаем нового короля, законного наследника страны, которую покинули. От этих стен начнется слава поверженной страны. Слава Ара-Лима…
ХХХХХ
В 8463 году от Сотворения, империя Избранных по указу верховного Императора Каббара ввела на захваченных землях королевства Ара-Лим политику геноцида, названную в дальнейшем историками как «Политика тихого меча». В весну 8463 года во всех населенных пунктах страны, включая самые отдаленные селения, расположились сильными гарнизонами отряды Кэтера. В их задачу входило не только поддержание минимального порядка, ликвидация всевозможных народных волнений, но и выполнение секретного плана, направленного на полное уничтожение Ара-Лима, как государственной структуры.
В первый же год после завоевания страны десять тысяч молодых мужчин, невзирая на сословие, место жительства и семейное положение, были отправлены из Ара-Лима в южные пустыни континента под предлогом создания под эгидой Кэтера аралимовского военного легриона. Однако, в дальнейшем, ни в одном историческом документе не найдено ни одного упоминания об этом образовании. Дальнейшая судьба более чем десяти тысяч жителей неизвестна.
Следующим шагом Кэтера стал указ, запрещающий жителям королевства заводить детей. Однако, поднявшееся по всей стране народное волнение, заставило Кэтер отказаться от обязательного выполнения данного распоряжения. Милостивым разрешением Императора разрешено было заводит в семье не более одного ребенка. Семьи, уличенные в нарушение данного приказа, беспощадно вырезались именем верховного Императора.
В 8466 году в несчастной стране началась охота на так называемых «черных слуг». Всего за восемь месяцев на жарких кострах, по обвинению в сговоре с Крестоносцами, была сожжена практически четверть всего населения страны.
За любое преступление, проступок или, что случалось чаще, просто за взгляд в сторону солдат Кэтера, существовало только одно наказание — смерть.
К лету 8468 года от Сотворения, всего через пять лет после окончания войны, королевство Ара-Лим утратило почти треть своего довоенного населения.
Ара-Лим угасал.
ХХХХХ
Молодой белый орел, редко взмахивая крылом, впервые в жизни парил над зеленой равниной. Его неокрепшие крылья слабо чувствовали ветер, но он уже знал, что нет ничего прекраснее, ничего более волнующего, чем подняться на воздушных потоках к самому небу и с невероятной высоты смотреть на далекий зеленый мир, окруженный серыми, безжизненными скалами.
На каменной террасе, выступающей далеко вперед от высеченного в скалах замка, опершись на перила, стоял высокий белобородый человек. Взгляд его прищуренных глаз был устремлен на расположенную у подножия крепости долину. Рядом с ним, на перилах, сидел черный ворон.
— Прости, хозяин, — говорил ворон. — Но эти негодные мальчишки совсем перестали слушаться меня. Не далее, как вчера днем Гамбо вырвал из моего хвоста самое лучшее перо. А наследник Аратей, пока я спал, привязал к лапе веревку.
— Что же случилось дальше, мой друг Авенариус? — колдун, а именно он стоял рядом с вороном, улыбнулся.
— Дальше эти негодники заорали так, что я со страху мгновенно проснулся и попытался улететь подальше от опасного места. Хозяин даже представить не может, что пришлось испытать старому ворону, когда неведомая сила сбила его полет над самыми острыми скалами. Только невероятное мужество и мудрость не позволили мне разбиться.
— Надеюсь, ты наказал проказников?
— Наказал? — Авенариус зашелся визгливым смехом, каким умеют смеяться только столетние вороны. — Да будет известно хозяину, что я только заикнулся о возможном наказании. Негодные мальчишки тотчас пожаловались этому ужасному лесовику Йохо. Будто бы я, просто так, от злого умысла, намерен заточить их в самую холодную яму подземных казематов. В итоге, вместо того, чтобы истинные виновные понесли справедливое наказание, Йохо пообещал, что свернет мне шею, если я еще хоть раз напугаю маленьких мальчиков. Слышите, хозяин? Маленьких мальчиков! Монстров! Чудовищ! Исчадий ада!
— Не забывай, мой друг, что один из них законный наследник этой страны.
— А по мне, хозяин, хоть бы и принявший клятву на короне. Никто, даже короли, не смеют привязывать веревки к лапам Авенариуса.
— Хорошо. Я поговорю с наставниками и с детьми. Попрошу их не слишком надоедать старому ворону. Объясню, что древнему Авенариусу нужен покой и долгий сон. Или, если захочешь, прикажу, чтобы они не приближались к тебе ближе, чем на десять шагов?