Самаэль, наблюдавший за лесовиком и ганной, ухмыльнулся в седую бороду. Вспомнил карту, что под камнем в деревне осталась. Была там и дорога. И обоз перевернутый. И была еще капля росы белая, как туман утренний над рекой Вьюшкой. Вокруг той капли осколок угля раскаленного вертелся. Никак ближе подобраться не мог. Огонь и вода редко сходятся.
Вздохнул колдун, глаза прикрывая. Много чего на той карте осталось. Всему и объяснения еще не было. Но будет. В этом он, Самаэль, уверен так же, как и в то, что теперь у них с добряком деревенщиной есть еще один надежный друг и союзник. Кормилица для наследника.
Ночью, у костра неприметного, глазу чужому незаметному, Самаэль ганну расспрашивал, что в королевстве творится? Ганна Вельда страшные вещи рассказывала, на Йохо иногда поглядывала.
— По всему Ара-Лиму солдаты Кэтера ищут лесовика с мордой перекошенной. С лесовиком вместе и ребенка новорожденного. Все дороги перекрыты, на всех тропинках посты выставлены. Хватают всякого, кто лицом кривой. Допрашивают с пристрастием, на дыбе, да под кнутами. Живыми после пыток не оставляют. По всем дорогам кресты стоят с распятыми.
— То нам известно, — колдун слушал внимательно, палочкой в костре ворочал. На Йохо, лицо удивленно ощупывающего, не смотрел. — Что говорят в Ара-Лиме про наследника, знаешь ли?
— Про наследника короля Хеседа, пусть позаботится о нем Гран, никто не знает. Если бы сама печать височную не видела, не знала, что есть он на свете. Равнинники, ремесленники да крестьяне, шепчутся, что сам Каббар, император Кэтера, младенца в костер вместе с родителями бросил. Но легронеры кэтеровские почему-то всех детей досматривают.
— А у тебя ребенок от кого? — колдун тему переменил. — Что за мужчина гнева людского не испугался? Знать смел и отважен был, раз с тобой, ганной проклятой, полюбился?
Йохо щеки щупать перестал, прислушался. Знаться с ганной страшным грехом считалось. Мужчину, с проклятой заговорившего, позорили нещадно. А уж того, кто семя свое отдавал, забивали камнями до смерти. Только женщина могла с ганной безбоязненно общаться. Да и то, если стара была, ни на что не пригодная.
— Имени не скажу, чтобы на ребенка гнев духов не навлечь. Знаю только, погиб он за короля нашего, — Вельда помолчала, обратилась к колдуну, — Скажи, Самаэль, что задумал ты? Где думаешь спрятаться от сыщиков Кэтера. Раз уж я с вами, позволь и мне высказаться. В города нам нельзя. По деревням тихим не скрыться. Если солдаты не найдут, всегда добродетель болтливый сыщется. На что надеетесь? Лесовику может головы своей не жаль, а мне моя дорога. Я хоть и ганна, всеми проклятая, но жизнь ценю. Куда путь держите, куда меня с собой зовете?
— В горы наша дорога. Завтра с утра покинем лес. Где конец пути не знаю. Ведут меня духи, они и направление указывают. В горах нас искать не станут. Не любят равнинники кручи высокие, скалы острые. Если не забудет нас Отец Гран, найдем убежище. Есть в горной стране Ара-Лима союзники. Там воспитаем наследника Ара-Лима. А теперь поздно. Завтра с утра дорога тяжелая. Ложись поближе к костру, ни о чем не беспокойся.
До рассвета Йохо не спал. Ворочался на постели еловой, забыться пытался. Виделось пламя, над деревней его скачущее. Виделись сородичи мертвыми. Мерещились всадники с черными солнцами на щитах. Пытался гнаться за лошадьми быстрыми, да все время лик колдовской дорогу загораживал. Пробовал от земли оторваться, птицей догнать солдат чужеземных, но возвращал назад детский плач.
Под утро, как только туман по воде плясать собрался, подхватил Йохо корзины, особым образом скрепленные, взвалил на плечи, вслед за колдуном направился. За ним ганна шла, след в след лесовику ступала. Лук, со стрелой вложенной, из рук не выпускала.
Йохо первое время шеей поеживался. Чудилось поначалу, будто натягивает ганна лук, да ухмыляется, стрелу меткую в позвоночник ему посылая.
Ганны, хоть и проклятые женщины, но себя обижать не позволяют. Умеют и стрелой точно прицелиться, и дубиной по темечку приласкать. Были ганны без рода, ни на кого не похожи. Ни на лесовиков косматых, ни на равнинников длинноногих. Глазами узки, ростом небольшого. Никто мужчин того странного племени не видел. А про женщин небылицы складывали. Все более страшные. И глаз у них черен, и слово проклято. Бродили по дорогам в одиночестве, друг с другом редко общались. В селениях на слово словом отвечали. На удар ударом. На пинок проклятием. За то и не любили, гнали из селений. Да только слово плохое от ганны услышав, трудно забыть его. Потому, что сбываются проклятия.
Говорили, что приплыли ганны из-за далекого горизонта. Будто земля, на которой они жили задолго до Сотворения, опустилась в море. Лично Йохо в то не верил. Как может твердая земля, да еще с целым народом узкоглазым, под воду спуститься? Обман здесь.
Пытался лесовик с Вельдой говорить. Да только на все вопросы ганна таким взглядом отвечала, что рот у лесовика сам закрывался. В конце концов Йохо плюнул на все и шел вперед, уткнувшись под ноги. Теперь, когда отвечал он за две души неокрепших, еще внимательней стал. Каждый шаг просчитывал, каждую ветку над головой свисающую обходил. Снимал корзины только когда пищать начинали. Далеко от кормящей Вельды не отходил. Грозно насупясь, за лесом следил.
Самаэль несколько раз хотел от лесовика ношу драгоценную принять. Но после категорического несогласия лесовика отказался от этой мысли. Пошел впереди всех, изредка с Авенариусом общаясь, но все больше в своих мыслях витая.
Торопился колдун. Не казался ему лес надежной защитой. Каббар, верховный император Кэтера, не глуп. Не успокоиться, пока не увидит собственными глазами мертвого наследника. Весь Ара-Лим секретными шпионами наводнит, каждого доносчика подкупит, но искать будет до последнего. Когда поймет, что не найти рыжего лесовика с ношей королевской в деревнях да селах, леса прочешет. Под каждый куст заглянет. Сил у Каббара для этого достаточно. Нельзя в лесу оставаться. Даже укрывшись в самой чаще, не найти спокойствия. Через несколько месяцев зима придет. Тогда совсем туго станет. Как букашки малые на ладони станут заметны. Только в горах спасение. Не зря же духи, с которыми он по ночам шепчется, советуют шаг ускорить.
Далеко за полдень вышли к реке, что камни ворочает. За той рекой равнина резко в горы поднималась. Далеко впереди горизонт шапками снежными, никогда нетающими, топорщился. Где-то там, среди скал и оползней, среди льда и тишины безмерной, спасение. Где-то там убежище, которое надежно укроет усталых путников от кэтеровского меча. Ни один всадник в эти горы не пойдет. Ни один легронер шага вперед не сделает. Горная страна надежно охраняется. Здесь кончается власть Кэтера. И начинаются владения горняков.
— Надеюсь колдун знает, что делает, — впервые ганна голос подала. Ни к кому не обращалась, хоть Йохо и рядом стоял.
— Горняки мирных жителей не трогают, — Йохо тут же откликнулся. Старался говорить бодро, да только не всегда получалось.
— Но и назад, на равнины и леса не отпускают. Говорят, привечают путника добром, откармливают мясом, а потом в шахты загоняют. Камни драгоценные из камня выколупывать. Тысяча камней и свобода куплена. Да только столько никто не добывал.
— Самаэль нас на смерть не поведет, — нахмурился Йохо. Не понравились ему слова ганны про шахты. Он, лесовик, простор любит.
— Да поможет нам Отец наш Гран.
По камням скользким переправились на другой берег, поднялись по крутому берегу. Вокруг, насколько глаз хватало, только камни, неумелой рукой перемешанные. Ни деревца, ни кустика. По такой россыпи, да по таким насыпям не то что коннице, пешему пройти, что полжизни отдать.
— Здесь одна дорога. Через ущелье дальше пойдем, — колдун рукой путь отметил. — За племя горняков не беспокойтесь. Зла не причинят. Слышал ваши опасения. Знают они, что мы идем. Видите, над холмами дымка местами поднимается? Это сигналы, горными постами друг другу передаваемые.
Лесовик невольно к поясу потянулся. Да и ганна за лук схватилась.
— За ножи не хватайтесь. Не любят этого горняки. Хоть про них много дурного говорят, нас не обидят.
— Чем мы лучше степняков да равнинников? — Йохо, хоть и послушался колдуна, но не успокоился. — Для горного племени что равнинник, что лесовик, что ганна с младенцами, все одно. Если нет поручителя, прямая дорога в шахты глубокие. А могут по дороге камнями завалить, или бурю снежную нашлют. А я снега с детства не переношу. У меня нос слабый.
— Без поручителя в горы нельзя, — согласился колдун, улыбаясь. Неуловимым движением скинул с плеча плащ, рубашку шерстяную стянул, обнажая печать синюю, все плечо занимающее.
Первой ганна опомнилась. Вперед лесовика с корзинами прыгнула, заслоняя, лук до скрипа натянула.
— Так ты Крестоносец? — дрожит стрела, сорваться готовая. — Что ж колдуном прикидывался?
— Разве колдун Крестоносцем быть не может? — Самаэль на глазах преображался. Исчезала сутулость старческая, разгладились морщины глубокие, втянулись мешки под глазами. — Опусти лук, женщина. И посмотри вокруг, может тогда успокоишься.
Вельда Крестоносца послушалась. Оглянулась, вздохнула испуганно. К лесовику плечом прижалась.
Со всех сторон шли к ним фигуры, в плотные плащи закутанные. Из-за камней выходили, грозно хмурились. Окружили путников плотным кольцом, замерли в ожидании.
Колдун среди них стал:
— Отдайте им корзины.
ХХХХХ
Верховный император Кэтера был в ярости. И никто не смел беспокоить его в эти минуты.
Солдаты из охраны, замершие у стен, старались не встречаться взглядами с разгневанным Каббаром. Молодой император, известный своим злобным нравом, метался по просторной палатке, резко останавливался, чтобы заглянуть в лица суровых псов императорской кодры. Казалось, искал он виновника собственных неудач.
Проклятый Ара-Лим. Он, верховный Император Кэтера, завоевал столько народов, покорил столько племен. И везде его встречали на коленях, прося только одного, жизни и возможности видеть в нем повелителя. Ему смиренно приносили ключи от городов. При одном появлении его флага складывали оружие огромные армии. Вожди припадали к его ногам, клянясь в вечной верности. Но Ара-Лим…
Каббар, откинув красный плащ с ручной вышивкой, который подарила ему мать еще в начале боевых походов, и с которым он никогда не расставался, облокотился на стол, разглядывая карту.
Вот он — Ара-Лим. Королевство, о богатстве которого слагались легенды. Города, утопающие в роскоши. Бездонные золотые копи, леса, полные светящихся камней, поля, приносящие урожай четыре раза в год. Как давно он мечтал об этом дне. Как часто он закрывал ладонью зеленое пятно на военных картах, представляя, как покоренные города открывают ему, Императору Кэтера богатые кладовые и сокровищницы. Почему этого не случилось?
Каббар раздраженно ударил по золотой чаще с легким вином, стоящей на краю карты. Красное вино густым пятном залило Ара-Лим, четко обозначив его границы, тонким щупальцем неторопливо протянулось через всю карту и замерло, уткнувшись в столицу Кэтера. Дурной знак.
Он разгромил армию Ара-Лима, разрушил Мадимию. Сжег и развеял по ветру королевский пепел. Что еще нужно сделать, чтобы Ара-Лим пал на колени? Почему каждый город сопротивляется до последнего солдата? Почему в каждой деревне его солдат ждут засады? Императорские обозы, если они не обеспечены надлежащей охраной, подвергаются нападениям. Крестьяне сжигают свои поля, ремесленники ломают до непригодности станки. В портах не осталось ни одного ходового военного или торгового корабля. До сих пор в его сокровищницу не упала ни одна монета Ара-Лима. Все прячется, закапывается, топится в реках. Не помогают ни рейды, ни наказания. А теперь еще и наследник… Три дня прошло после падения Мадимии. Его войска заняли или осадили практически каждый город непокорной страны. Все дороги перекрыты, леса прочесываются отрядами союзников. Но поиски тщетны. Ара-лимовское отродье пропало.
Император развернулся и хлестко ударил железной перчаткой ближайшего охранника.
— Благодарю, мой Император, — легронер даже не вздрогнул. Опустил только глаза в пол, куда капала его кровь с разбитых губ. Кровь, похожая на густое вино, пролитое по карте.
Каббар вздернул губу, злясь на себя за несдержанность. Отец не похвалил бы его за этот поступок. Он не должен наказывать своих солдат только потому, что кто-то не был до конца предан Империи.
Верная охрана не виновата в том, что телохранитель Хеседа сумел вывезти из Мадимии наследника. Не виновата охрана и в том, что отряд, посланный в погоню, вернулся ни с чем. Всего три дня… А в завоеванном, но не покоренном королевстве среди черни уже ходят слухи о наследнике сожженного короля, который вернет повергнутое в прах величие Ара-Лима.
Император рванул ворот шерстяной рубашки, освобождая горло.
Мадимия еще горит, и едкий дым долетает до императорского лагеря. Даже ветер Ара-Лима против Кэтера. Несет свои силы все время на лагерь. Уже три раза меняли местоположение, но черный дым, словно привязанный, следует за ним, за императором.
Каббар скорым шагом вышел из палатки.
Вокруг императорской резиденции в пять рядов стояла охрана. Высокий частокол из кольев, четыре деревянных вышки с лучниками по углам. За частоколом ров. За рвом еще один ряд солдат. Безопасность Императора превыше всего.
Каббар втянул ноздрями горький воздух. Глаза его, чуть слезившиеся от воздуха чужой страны, остановились на двух десятках крестов, на которых умирали распятые солдаты, оставшиеся от той, неудавшейся погони за наследником. Император должен сдерживать свои обещания. Не выполнившие приказ верховного Императора должны быть наказаны.
— Мой Император! — к нему приблизился цеперий охраны. Дотронулся до рукоятки меча, склонил голову. — Маг Горгоний просит встречи с вами? Пропустить?
— С каких пор Горгонию требуется мое разрешение? Или ты забыл, что он единственный, кто имеет право входить ко мне без стука в любое время?
— Прости, мой Император, — цеперий обернулся, подавая знак стоящей на воротах страже.
Заскрипели деревянные валы, натянулись крепкие канаты, поднимая ворота. По вытоптанной земле шесть черных скотов из южных пустынь несли на плечах носилки мага. Над носилками трепетал на ветру одинокий флажок с изображением золотой молнии.
Темнокожие скоты остановились в десяти шагах от императора, не смея приближаться ближе. Вздулись крепкие мускулы, опуская ношу. Один из скотов распластался на земле под носилками.
— Великих побед тебе, Каббар! — из открытой дверцы показались грязные ноги в стоптанных сандалиях. Долго выбирали место, куда ступить.
— Живи долго, Горгоний, — Каббар, скрестив руки, наблюдал за магом, со стонами и оханьями слезающим с носилок. Могло показаться, что маг одной ногой стоит в могиле, но император знал, что это только видимость. Горгоний, по виду старик, поддерживал свои силы волшебными отварами, которые, по слухам, готовил из крови убитых младенцев.
— Ждите меня за воротами, проклятые лентяи, — маг пинками прогнал подхвативших носилки скотов, и только потом обратился к императору. — Твоя охрана, Каббар, слишком усердствует. Заставили немощного старика ждать на проклятом ветру твоего разрешения. Еще одно такое ожидание, и мои легкие разорвутся от налипшего пепла.
Каббар не обратил на стенания мага никакого внимания. Кивком пригласил старика внутрь палатки.
— Оставьте нас одних.
Императорские телохранители молча вышли, уступив дорогу в проходе ковыляющему старику магу.
— Что привело тебя ко мне, Горгоний? — Каббар указал магу на кресло с кожаным сиденьем.
— Постою, — отмахнулся маг, осматривая внутренности палатки. Замер, заметив разлитое на карте вино. — У Императора плохое настроение? Что могло разозлить великого создателя империи Избранных?
— Ара-Лим, — коротко ответил Каббар, чувствуя нарастающее напряжение. Маг ковырялся в его мозгах когда хотел и как хотел.