- Почему здесь? - спросила Виола, садясь за лакированный столик. Чтобы нас увидели вместе?
- Немцы каждый день выбирают другой ресторан. Здесь они уже были. Понсе взял сложенную в форме цветка лотоса салфетку. - Омары на вертеле?
Понсе был с ней вежлив, предупредителен и даже на "ты".
- Вам, значит, все равно, где со мной встречаться?
- А разве ты так или иначе не сказала бы об этом Бернсдорфу? При ваших теперешних отношениях...
- Что это значит, майор?
- Когда вы до полуночи наедине, что мешает сблизиться?
Она опустила палочки для еды, лицо налилось краской.
- Это мое личное дело... - У нее перехватило дыхание.
- Даже если ты была с ним близка, тебе нечего стесняться.
Понсе лишь выполнял свой долг. Но, выполняя его, намеренно оскорблял достоинство других. Те, конечно, ненавидели его за это. А он? Он презирал их за то, что они ему покорялись.
- Мы только разговаривали друг с другом.
- О чем?
- Не беспокойтесь, о вас ни слова, - сказала она. - Иначе он потерял бы ко мне всякое доверие.
Понсе вяло кивнул: разумеется, знакомство с ним - зазорно.
- Итак, Бернсдорф тебе доверяет. Твою статью я читал. Чего он действительно хочет?
Понсе видел, как дрожат пальцы Виолы, старавшейся выглядеть спокойной. Она до смерти напугана, как и тогда, у Торо.
- Его интересует жизнь Кампано?
Виола кивнула. Отрицать бессмысленно, Понсе листал зеленую книжонку и вообще беседовал с каждым из немцев в отдельности.
- Несколько неожиданный поворот темы, - сказал он. - Возьми Бернсдорф, к примеру, Турсио Лиму или Йона Сосу, я бы его понял. Они мертвы. Но Кампано? Где он? В городе? В горах? Вообще, в Гватемале ли он? Тем не менее мы отнеслись к замыслу Бернсдорфа с пониманием и съемки разрешили.
- Надеетесь, наверное, с его помощью выйти на след?..
- А почему бы и нет? Терроризм жив сочувствующими, которые снабжают герильерос продовольствием, предоставляют кров. А такие люди рады поговорить с иностранцами, особенно левыми, сочувствующими их убеждениям.
Что-то вспыхнуло в глубине ее глаз: кажется, она его поняла. Но это всего лишь часть его плана, та самая часть истины, которую приходится выдавать умным партнерам, желая привлечь их на свою сторону.
- Вы знаете, майор, что наша партия герильерос не поддерживает; это относится и к "Ла Оре", и ко мне.
- Ну да, конечно. Немцы тоже их не поддерживают. Исходя из этого, я и уточняю: я не против вас, я против действующих террористов. На этой основе мы могли бы сотрудничать.
- Хорошо...
- Я говорю с тобой как друг! Хочешь, расскажу тебе кое-что о Кампано? Несколько деталей для киногруппы...
- Пожалуйста, - прошептала она.
- Итак, Хуан Кампано был высоким худым мальчиком, частенько болел, на уроках физкультуры был среди худших. Ссорился с родителями, ушел из дома это уже после того, как он возглавил несколько демонстраций школьников. После объявленного нами розыска он в 1960 году перебрался на Кубу, завершил там на специальных курсах среднее образование и, как выяснилось, стал изучать медицину. Он был одним из тех, кто воспользовался предложением Кастро и учился в университете "на народные средства"; как они там выражаются.
Виола Санчес записывала.
- Вернулся домой с фальшивым паспортом, пройдя марксистскую выучку. Но сначала надо было показать себя. Тогда, в конце 1962 года, ГПТ провела в городе несколько акций. Ему дали примитивную бомбу - динамит плюс батарейка и обычный будильник, ты только представь себе! - которую смастерил один студент-физик. С ней он поехал на автобусе к дому функционера одного из крупных профсоюзов и положил эту штуковину ему под дверь. Нет, это не было покушением - что-то вроде последнего предупреждения. Естественно, друзья сначала все разведали, узнали, что дом не охраняется. Кампано просто проверяли - крепкие ли у него нервы. И приняли его.
- Кампано был членом партии?
- С этого момента - да. После рождества его послали в Моралес, деревушку в горах, где у ГПТ был учебный лагерь. По пути туда ему случайно попался ручной гранатомет. В январе он вернулся в город и решил обстрелять штаб полиции из автофургона. Но ему не повезло. Он промахнулся и попал в светящуюся рекламу ресторана "Формоза". Чтобы не подвергать преследованиям семью, ему пришлось скрываться под чужим именем. Но во время истории с "Формозой" его опознали, и мой предшественник приказал провести обыск в доме родителей. Тогда Кампанс бросил в его машину гранату - не настоящую, такую, знаешь, учебную, и с ней записку: "Оставьте мою семью в покое!.." Думаю, эта сцена вполне может пригодиться для фильма.
Подали сладкое, но она к нему не прикоснулась, записывала. Это удачный ход с его стороны - использовать Виолу Санчес как наживку для немецкой киногруппы, лишь бы она ни о чем не догадывалась.
- Затем партия послала его в горы, в подчинение Турсио Лимы. Подробности стали нам известны лишь в 1966 году, во время их наступления на Сьерра-де-лас-Минас - от перебежчиков. Со временем он кое-чему научился. Возьми его нелепейшую попытку похитить министра юстиции, тогда им был Толедо. И совершенно другая картина - захват машины с Ридмюллером, закончившийся полной удачей.
Понсе предложил ей сигарету. Виола отказалась. Он, нервничая, закурил.
- Ладно, оставим Толедо. Для вас он звезда первой величины, понимаю. Меня это не касается. Политика для меня начинается там, где возникает угроза государственным интересам.
По пути в "Комитет родственников исчезнувших лиц" Кремп говорил:
- Этот Толедо невыносим! Какое тщеславие! Осталось только, чтобы он стал режиссером фильма, а сам фильм - шоу о Тони Великом.
- Без него нам ничего не удалось бы сделать, - сказал Бернсдорф. Сидели бы в приемной этого майора и ждали, пока утвердят наш вариант сценария.
- Разве вы не замечаете, что мы уже готовы подписаться под тем, что заявили только для вида? "Будем говорить обо всем с точки зрения жертв терроризма", б-р-р. Толедо, бывший министр юстиции, - жертва терроризма! Возможность работать мы покупаем, позволяя связать себе руки!
- Снимем все, чего от нас ждут, а дома половину выбросим в корзину. Не забывайте, у нас пять тысяч метров пленки. За глаза хватит.
Кремп попросил таксиста остановиться, расплатился. Они получили аудиенцию у министра, и Кремпу было просто противно всю эту чушь переводить. На коктейле в пышном зале приемов, где с потолка свисало на шнуре чучело кетцаля, зелено-желто-красной длиннохвостой птицы свободы, и Фишер, и Бернсдорф, и мадам Раух вели себя в присутствии этого вождя ПР как заурядные немецкие буржуа. "Вот именно, господин министр", "Да, в духе демократии, свободного правового государства", "Мы далеки от мысли показать терроризм в романтическом освещении", "Нет, деяния Кампано мы оправдывать не собираемся"... А кетцаль, символ гватемальской государственности, кивал в знак согласия - это когда в него попадала струя из кондиционера.
Они вышли из машины. Комедия, да и только! Толедо для более точного воспроизведения неудавшегося похищения не только предложил произвести съемку этой сцены в саду его резиденции, где все и произошло, но и самого себя в качестве действующего лица. При том условии, что "Радио-Телевисьон Гватемала" тоже запишет эту сцену на пленку и передаст ее по своему третьему каналу.
- Вы должны понять этого человека, - говорил Бернсдорф, поднимаясь по лестнице. - Положение перед выборами у него шаткое, Санчес мне все объяснила. Вот Толедо и пыжится, хочет напомнить, что и он за себя постоять умеет... Да, кстати, тогда в сад ворвались трое мужчин и две женщины. Следовательно, нам потребуются пять исполнителей. Телохранителей Толедо обещал предоставить своих.
Они подошли к двери адвокатской конторы.
- Проблема в том, чтобы найти исполнителя на роль Кампано. А у нас пока даже его фотографии нет. Что требуется? Высокий худощавый юноша с выразительным лицом. Настолько выразительным, чтобы нам поверили: из такого может вырасти настоящий молодой герой!
Президент "Комитета родственников исчезнувших лиц" адвокат Зонтгеймер оказался приземистым лысоватым господином. Шишковатый череп, на лице родимые пятна, карие блестящие глаза, большой рот с тонкой верхней губой. Да, внешность у этого человека малопривлекательная.
- Мы хотим посвятить наш фильм левому сопротивлению, - сказал Бернсдорф. - Вы, господин президент, непосредственно занимаетесь частью этой работы: помогаете узникам, их родственникам...
- Я всего лишь "вице", - перебил Зонтгеймер. - В комитетах вроде нашего практически каждый человек - "вице-президент", за исключением девушек, наклеивающих почтовые марки.
- Хорошо, господин доктор. В чем заключается ваша деятельность? И не мешают ли вам?..
Зонтгеймер почесал затылок.
- Разрешите задать вам встречный вопрос: по какой причине вы выбрели для съемок именно Гватемалу?
- Потому что здешняя ситуация обладает свойствами определенной модели, - ответил Кремп. - Классовая борьба в чистом виде, в почти химически чистой форме.
- Ну, ну, ну! Ничего в чистом виде не встречается. Всегда имеются примеси, господа. Что вам вообще известно об этой стране? Знакомы, например, с кем-нибудь из наших выдающихся деятелей?
Бернсдорф заметил, что острие копья повернулось в их сторону, и это ему не понравилось.
- Много лет назад я встречался с вашим президентом Хакобо Арбенсом. Читал некоторые книги вашего нобелевского лауреата Астуриаса. - Он перечислил названия нескольких книг и почувствовал, что Зонтгеймер оттаивает.
- Должен вас разочаровать, - сказал тот. - Наша работа политического характера не имеет, мы действуем исключительно из человеколюбия. Видите ли, здесь исчезают люди, иногда среди белого дня, и больше о них ни слуху ни духу. Должна же существовать организация, куда можно подать прошение о розыске пропавшего члена семьи и которая может установить контакт с теми, в чьи руки, возможно, попали ->ти лица. Итак, в зависимости от ситуации мы связываемся с полицией, государственными тюрьмами или правыми экстремистами. Анонимных похищений со стороны левых не отмечено ни разу.
- Тяжелый труд! И опасный! Вам лично никогда не угрожали?
- Кое-кому мы в тягость, но к этому привыкаешь. Совместно с международными организациями мы печемся также о положении узников. Сейчас ситуация благоприятная: перед выборами власти подчас склонны урегулировать известные недоразумения.
Зонтгеймер говорил свободно, раскованно, в нем не было ничего от человека, притерпевшегося ко всевозможным тяготам и постоянно проверяющего себя, не сказал ли он чего лишнего, - и это в таком государстве.
- Чем я могу вам еще служить?
- Известно ли вам, где сейчас находится Хуан Кампано?
Зонтгеймер медленно покачал головой:
- Как будто на свободе. Прошения о розыске его у нас нет. Правда, родственники Кампано живут на Кубе. Поговаривали, будто он сам нелегально переправил их туда.
- Что еще вам о нем известно?
- О Кампано? Дайте подумать. Ну, в последнее время о нем почти ничего не слышно. Он был с Сесаром Монтесом и Пабло Монсенто в Сьерра-де-лас-Ми-нас, но это уже давненько... Кстати говоря, он, как и Монсенто, коммунист; по крайней мере, был им.
- Вы хотите сказать, что он был членом партии?
- Точно сказать не могу. Поймите, ГПТ вот уже двадцать лет в подполье, откуда постороннему человеку знать...
Неожиданно Кремп сказал:
- Нам нужен консультант, способный объяснить детали происходящего. Не знаете ли вы человека, который мог бы помочь нам понять, что здесь у вас происходит, с точки зрения жертв произвола?
Адвокат не ответил, ни один мускул на его лице не дрогнул.
- Мы заплатим за это. Сделаем взнос в фонд вашего комитета...
Бернсдорф понял: с помощью левого консультанта Кремп хотел сохранить в неприкосновенности дорогую ему идею фильма. Но Зонтгеймер был отнюдь не в восторге от этого предложения.
- Вопрос не в деньгах, - заметил он. - Кроме всего прочего, мы обязаны с особенной осторожностью принимать пожертвования из-за границы... - И все же он решился. - Виктор Роблес, да, он вам подойдет. К тому же он говорит по-немецки, учился у вас. - И написал. на листке бумаги адрес'
Выходя из кабинета, Кремп сказал:
- Фишеру - ни слова! Если он пронюхает, что Кампано коммунист, то еще, чего доброго, перетрусит и протрубит отбой.
В приемной Бернсдорф, к своему удивлению, увидел Лусию Крус. Ее отказ встретиться неприятно поразил его, но раз она пришла сюда, значит, потеряла кого-то из родственников и глубоко страдает. Он подошел к Лусии.
- Что произошло? Кто-то из ваших сыновей?..
- О чем вы говорите? Мои сыновья за границей.
- Простите, но я полагал...
- Пожалуйста, оставьте меня! Бернсдорф ушел, даже не попрощавшись. А ведь когда-то они были друзьями...
На улице Кремп спросил:
- Откуда вы ее знаете?
- Она была моей переводчицей в Гаване.
- И вы с ней заговорили? А если в приемной сидел шпик?
- Шпик, знающий немецкий?
- Полиции достаточно узнать, что вы вступили с ней в контакт. Мы на вражеской территории, если вам угодно, и обязаны думать обо всем. И прежде всего в этом наш долг перед людьми, о которых мы снимаем фильм.
Бернсдорф промолчал. Похоже, Кремп прав. После аудиенции у министра просвещения он начал подозревать, что с какого-то момента они переступили невидимую черту. Они не просто шли по следам событий с камерой в руках, они уже начали влиять на ход событий, кому-то мешать... Его охватило безотчетное чувство, что они начинают запутываться в происходящем сегодня куда сильнее, чем он догадывается, и что добром это не кончится.
В номере Фишера происходило что-то вроде пресс-конференции. Парни из "Эль Импарсиаль", "Эль Графике" и "Пренса Либре", крупнейшей ежедневной газеты, не желали отдавать такой куш одной "Ла Оре", и Фишер вел себя соответствующе.
- Мы пересекли океан, чтобы снять фильм, который взволнует людей, воскликнул он с пафосом коммивояжера, рекламирующего туалетную воду. - Этот фильм, господа, начнется с землетрясения, а затем драматизм пойдет по возрастающей.
Журналисты ухмылялись: он дает им готовые заголовки. Фишеру ставили ловушки. Кто-то спросил:
- Это президентские выборы в Гватемале побудили вас снимать здесь криминальный финал?
"Мы на вражеской территории", - вспомнились Бернсдорфу слова Крем-па. Кто из них пишет для газеты, а кто для полиции?
- Лутц, - сказала Ундина, когда репортеры наконец разошлись. - Я нашла парня, который сыграет Кампано. Это Марселино Торрес, ему всего девятнадцать, но внешне - то, что нужно! Приходила еще одна девушка, ей двадцать три, и похожа она на газель, как ты любишь выражаться.
Бернсдорф надул щеки, поняв, о ком говорила Ундина.
- Послушай, завтра группа разделится. Мы с шефом поедем в Сакапу, так что на субботу и воскресенье он в твоих услугах не нуждается. Мы осмотрим места боев... А ты под присмотром Кремпа поплаваешь в озере Атитлан. Подходит тебе?
Они попрощались в некотором смущении. Ундина сказала еще:
- А все-таки ты хороший режиссер.
Бернсдорф поднял голову, потому что в номер кто-то вошел. Лусия Крус! Вот. так, вдруг? Что ей нужно? Он предложил ей сесть.
- Слушаю вас.
- Я пришла поговорить о вашем фильме, - начала она едва слышно. - Я слышала, будто вы ищете исполнителей, непрофессионалов, на небольшие роли. Не могли бы занять мою дочь? Правда, Беатрис всего семнадцать, но тем герильерос было не больше.
Он налил себе воды со льдом, во рту пересохло. Слишком все это неожиданно.
- А вас не скомпрометирует знакомство со мной?
- Я от политической деятельности отошла, господин Бернсдорф. Все это в прошлом. Как бы я иначе получила место в отеле... Тем более что Хасинта, моя старшая, с октября в тюрьме. Она была членом ГПТ... Но мне поверили, что я ничего о ее деятельности не знала. Что ж, она человек взрослый. Беатрис же пришлось оставить из-за нее школу. А ведь она действительно ни сном ни духом!.. У Беатрис в голове совсем другое: вечеринки, свидания, флирт. Но теперь этому пришел конец. Если она не найдет работы, ее вышлют из города.