— Морковь.
— Циник.
— Адвокат.
— Сержант.
— Идиот… это я не о вас.
— Я так и понял, — и голос и взгляд — флегма. — Продолжим: блеф.
— Игра.
— Красный.
— Опасность.
— Листопад.
— Осень.
— Лиса.
— Дура.
— А это вы не о себе. Мартышка.
— Африка.
— Политика.
— Болото.
— Тьма.
— Отбой.
— Сурок.
— Пьянич…
— А это вы не о курсанте Викторе Пьянич. Король.
— Голый.
— Сказка.
— Дерьмо! — вопросы раздражали. Алиса начала сбиваться с темпа, дыхание стало
тяжелым. Сержант словно ничего не заметил:
— Заяц.
— Умер.
— Друг.
— Враг.
— Ласточка.
— Счастливая.
— Родина.
— Мать.
— Выходной.
— Удача.
Сержант встал и лениво подошел к Алисе:
— Из сего следует, что вы, курсант Лиса, человек недоверчивый, циничный,
обиженный. Друзей не имеете, врагов не жалуете. Мечтаете о беззаботной жизни и
безграничной свободе. Как портрет?
— Не очень, — честно призналась Алиса. Тропич согласно кивнул:
— Далее: вы устали и с радостью бы послали меня, возможно, и пулей в лоб. А
теперь разберем данную ситуацию. Я вам неприятен?
— Нет.
— Имеете на меня обиду?
— Нет.
— Хорошо. Тогда назовите причину вашего негативного отношения ко мне, выстроив
логическую цепочку.
— Устала, сбилась с темпа, ваши вопросы мешают восстановить дыхание. Отсюда
негатив к вам, как к причине сбоя дыхания и увеличения нагрузки.
— А теперь взгляните на ситуацию со стороны. Вы настолько слабы, что вас можно
вопросами сбить с пути?
— Нет. Я просто не знаю, как восстановить дыхание. И это меня нервирует!
— Урок, курсант: тело отдельно, разум отдельно. Три составных человека?
— Чувства, разум, воля.
— Расчлените первое и второе и приведите в норму с помощью третьего. Минута.
Сержант нажал кнопку радиофона, прикрепленного к его поясу, и зал наполнила
лихая музыка в диком темпе, сквозь которую можно было различить мерный стук
таймера. Алиса сосредоточилась на том звуке, выправляя дыхание, и вскоре почти
не слышала буйных тамтамов основного фона. Дыхание выправилось, ботинки стали
стучать в такт щелчкам метронома.
— Минута, десять, — констатировал Тропич. — Сколько мне лет?
С трудом сквозь гул музыки расслышала Алиса:
— Сорок три, — бросила, поморщившись в предчувствии, что скоро опять собьется
с ритма. Вопросам сержанта несть числа…
— Размер обуви курсанта Карл?
— Сороковой.
— Цвет глаз курсанта Ария?
Еще б знать кто он такой…
— Не помню.
— Потому, что не знаете. Имя начмеда?
— Матвей.
— Отчество Тропич?
— Евгеньевич.
— Ваш личный номер?
— ….711538.
— Дата взятия Бастилии?
— Мимо.
— Цвет вашего одеяла?
— Темно-синий.
— Продекламируйте любое стихотворение Бориса Пастернак.
— …э-э-э…
— Не читал. Назовите три млекопитающих парнокопытных.
— Лошадь, зебра…
— Что кенгуру несет в своем мешке?
— Детеныша.
— Какой сегодня день недели?
— Не знаю!! — Алиса споткнулась и полетела на пол. Села, переводя дыхание, и
посмотрела на сержанта: оставь ты меня в покое!
— Плохо, курсант, более чем посредственные показатели. Знания нулевые, выдержка
отсутствует. Вместо столовой вы идете в библиотеку и тратите два часа, что
предписано режимом на обед и отдых, на изучение творчества Бориса Пастернака, и
историю Франции. В четыре я жду вас в тире. Выполнять.
— Есть.
Мишени выплывали по три. Потом по четыре и пять, и с разных сторон и в разных
обличиях. И нужно было сориентироваться за долю секунды, уложить нужную, не
пропустить следующую. А за спиной то вдруг кто-то рявкнет, то взвоет. В
помещении тира то погаснет свет, то зазвучит классическая музыка, то замигают
ультрафиолетовые лампы, то загогочет какая-то птица. Для полного `счастья' еще
сержант стоит над душой, еле слышным голосом задает каверзные вопросы.
`Что ж ему неймется'? — уже не злилась, удивлялась Алиса, стараясь ответить
правильно, расслышать, не пропустить ни вопрос, ни двигающуюся на нее мишень.
— Имя курсанта Голубь?
— Он не представлялся.
— Ваше имя?
— Курсант Лиса.
— Время цветения яблонь?
— Весна.
— Название монорельсовой линии через Атлантику?
— Мега.
— Что было на завтрак три дня назад?
— Омлет, сыр, кекс, чай с молоком.
— Что забыли?
— … яблоко.
— Груша. Ассоциативная цепочка…
Ах, как хочется послать сержанта чартером в труднопроходимые места…
Алиса скрипнула зубами: ненужные эмоции помешали меткому выстрелу. Три мишени
благополучно ушли, одна хихикнула, получив касательное по уху.
— Далай-Лама.
— Гуру.
— Холод.
— Альпы.
— А почему именно Альпы?
— Не знаю, — опять отвлеклась Алиса и опять промахнулась. Черт!
А сержант за свое:
— Кисель.
— Бяка.
— Комфорт.
— Постель.
— Солнце.
— Ожог.
— Врубель.
— Венеция.
— Катерина.
— Гроза.
— Любовь.
— Бред.
— Ненависть.
— Зло.
— Добро.
— Миф.
— Кенгуру.
— Тьфу! — опять сбилась и мишень ушла. Взорваться что ли? За-бо-дал!
— Ни малейшего отношения к животному. Злитесь, курсант?
— Есть немного, — призналась.
— Причина?
— Сбиваете вопросами. Промахиваюсь. А нужно обязательно попасть в цель.
— Почему?
— Потому что надо!
— Кому?
— Мне! Мне надо! И чем быстрее, тем лучше, потому что тогда все это закончится,
и я выйду отсюда! И увижу Игната! Буду лучше всех! Стану помогать маме! И
служить Отечеству не как тупое бревно! — сорвалась на крик Алиса, пропустила
мишени и уже не стремилась достать их выстрелом, развернулась к сержанту,
наставив на него пистолет.
— Выстрелите? — и хоть бы грамм эмоций в голосе или во взгляде!
— Нет, — опустила оружие, опомнившись.
Тропич согласно кивнул:
— Вами управляют эмоции. К чему они привели?
— К тому, что я непоправимо отстала. Ушло слишком много мишеней, урок не выучен,
задание провалено.
— То есть вы получили прямо противоположное тому, к чему стремились. Вопрос —
стоило ли им поддаваться? Причина настолько веская, что стоит провала и повтора
прохождения заданного?
— Не знаю.
— У меня складывается впечатление, что вы вообще ничего не знаете, но хуже
всего не хотите знать.
— Это не так.
— Тогда забудьте данное утверждение и попытайтесь думать.
Алиса тяжело вздохнула:
— Я хочу есть. Только и всего.
— Ясно. Теперь, когда вы это признали, подумайте: настолько ли вы голодны, чтоб
поддаваться эмоциям и усугублять свое положение?
— Нет.
— Значит?
— Значит, я должна научиться управлять своими желаниями и чувствами.
— И да, и нет. Управлять — да. Но для этого вы должны запомнить и осознать, кем
вы хотите быть. Поясню: человеку дано три основных инстинкта: желание насытиться,
обогреться и совокупиться. Если инстинкты управляют вами — вы быдло. Если вы
управляете ими — человек.
— Человеко-зверь, человеко-царь… — вспомнила Алиса слова Гнездевского и
поняла, о чем он говорил, на что намекал, к чему готовил.
— Цель ясна?
— Да.
— Начали сначала.
Вновь побежали мишени, посыпалась вопросы.
— Почему вы ушли от ответа? — навис над ней сержант. Алиса сидела на мате,
приходя в себя после спарринга с курсантом Далила, и меньше всего желала
отвечать на вопросы. Но сержанту не откажешь. А почему? Да, потому что Игнат
сказал — слушайся его. Нет, потому что он действительно очень мудрый человек и
способен из нее, посредственной особы, сделать мастера, человека.
Алиса сама не поняла, как выстроила логическую цепочку за секунду, сделала вывод,
приняла его — встала и ответила:
— Мне было ее жалко.
— А себя вам не жалко?
Сталеску покосилась на Далилу — хрупкую девочку, которой с виду не дашь больше
шестнадцати лет: хорошенькое личико, наивный взгляд и… хватка анаконды,
термоядерный удар — до сих пор в ушах звенит.
— Курсант Далила правильно использовала свои данные, потому что верно оценила
их. Ввела вас в заблуждение сознательно. А вы сознательно пошли на уступки,
притом, понимая, что она сильнее вас. Конфликт разума и догм. Итог — очередной
незачет. У вас десятый не зачет из шестнадцати предметов за первую неделю курса.
Оцените ситуацию.
— С такими показателями курсантов отчисляют. Но у меня есть еще три недели,
чтоб исправить положение.
— Справитесь?
Алиса без раздумий и колебаний ответила — `да', впервые откинув слова — не знаю,
подумаю, постараюсь — за край сознания.
Глава 12
Они давно проснулись и просто лежали, нежась в объятьях друг друга. Им было
хорошо вместе, без слов, без мыслей, без желаний — тепло, спокойно и тихо.
Бэф гладил пальцем руку Лесс и наслаждался ароматом ее волос. Лесс же изучала
татуировку на груди Варн, щурясь от уютного чувства безмятежного блаженства. Она
обвела пальцем круг, звездочку, заключенную в нее, пробежалась пальцем по
завиткам рунической вязи и тихо попросила:
— Расскажи о себе, Бэф…
— Зачем?
— Интересно. Расскажи все: хорошее и плохое.
— Хорошо…Я очень стар, любовь моя, пятьсот долгих лет, две тысячи весен и зим
прошли мимо меня, не заметив, незамеченные… Мой отец, граф Рицу, был помешан
на мистике, магии, оккультизме, алхимии. С утра до вечера он занимался одним —
сидел в своей лаборатории вместе с какими-то очень мутными людьми. Я почти не
замечал его, он меня. Порой мне казалось, его забыли поставить в известность о
моем существовании. Сколько его помню, он всегда имел отрешенное выражение лица,
задумчивый взгляд, что прятал под густые, насупленные брови… Мне было
семнадцать, когда умерла моя мать. И ничего не изменилось. Отец сел за стол и
даже не обратил внимания, что его жены нет на привычном месте.
Бэфросиаст смолк на пару минут, пристально изучая фреску над головой, и