— Значит, так. Теперь ты расскажешь сам.
— Милорд уже все сказал.
— Я слышал. Теперь хочу послушать тебя.
— Милорд…
— Подожди. Хочу напомнить тебе о первом пункте.
Лешка помнил его. Да как забыть? Пункт первый: не врать, никогда и ни в чем. Проклятье! Если бы просто не врать, тогда можно было пересказать слова тестя. Но ведь не врать никогда и, главное, ни в чем. Не рассказав всего, что произошло, значило скрыть часть правды. А это почти тоже самое, что соврать. И Лешка, слегка путаясь и заикаясь, рассказал всё. И про требуемое от него баронство и про угрозы Адени и сыну.
Сашка слушал, размышлял и немного удивлялся. Сейчас Лешка перед ним раскрылся совсем с другой стороны. И что же делать, как поступить? Рыцарю нанесена обида. К тому же со стороны младшего старшему. Такое не прощается, не спускается на тормозах.
— Он сказал правду? — обратился Сашка к рыцарю.
— Да, милорд, — не очень охотно признал Смарут.
— Он будет наказан. Серьезно наказан. Но вначале с тобой. Скажи — ка, рыцарь Смарут, кто здесь хозяин?
— Это где же, ваша светлость?
— Да везде вокруг. В Каркеле, а в частности в этом замке.
— Вы, ваша светлость, — не понимая, к чему вопрос, ответил рыцарь.
— Я и только я волен над жизнями и смертями всех здесь находящихся. Я, граф Каркел. Или граф ты?
— Как это, милорд?
— В моем замке распоряжаться вздумал? Казнить и миловать хочешь?
— Нет, ваша светлость, и в мыслях не было.
— А кого это ты хотел пришибить?
— Это я так. Вырвалось просто.
— Вырвалось? Так вот, чтобы впредь не вырывалось, сюда тебе хода нет. И вообще, езжай — ка обратно в Ларск. Хелг, проследи.
— Да, милорд.
— Все, теперь уходи.
Когда за ошеломленным решением графа рыцарем закрылась дверь, Сашка обратил свой взор на притихшего Лешку.
— А теперь с тобой. Я уже сказал, что будешь серьезно наказан.
Лешка стоял, опустив голову. Конечно, плети. Сколько? Двадцать или тридцать? Если тридцать и в полную силу, то и насмерть могут забить. А как же Адень и Алесь?
— Так вот тебе наказание. Из замка в течение седмицы запрещаю выходить. Думаю, это наказание тебя облагоразумит. Шляться не сможешь, паршивец. Всё, можешь идти.
Лешка стоял и растерянно хлопал глазами.
— Это все, милорд?
— А тебе что, мало? Могу и на две седмицы запрет наложить. Иди. И о жене и дочке забывать не смей.
— Спасибо, милорд!..
Когда за Лешкой захлопнулась дверь, Сашка, обращаясь к Хелгу, сказал:
— Правильный паршивец.
Затворничество Лешки в графском замке через семь дней закончилось. То, что наказание было назначено для проформы, Лешка понял сразу. Он и не собирался никуда выходить из замка. Разве что к Эрлите, что не особо его и радовало. А теперь, когда ее отца попросили вон с земель Каркела, а он сам официально был наказан, то жене так и не удалось больше с ним встретиться. Сам же Лешка в свободное время гораздо с большим удовольствием уходил на половину слуг — к Адени и Алесю. Но вот минул последний день его официального затворничества и уже можно было ехать в гостиницу к жене, как гром с ясного небо прогремело известие о начинающемся походе на Снури. Надо же, даже он, оруженосец графа заранее ничего не знал!
Ну, милорд, темнила, так темнила! Хотя он мог бы догадаться раньше и сам. Слышал же разные приказы графа, а глазами видел значительно прибавившееся в последние дни число баронов при дворе. Просто так что ли понаехали со всего Каркела местные владельцы замков? Есть смысл держать под рукой шеститысячное войско? С мятежом покончено, Каркел зачищен. Дожидаться осени, чтобы набрать крестьян в ополчение, тоже не надо — и без них людей хватает. Да и какие из крестьян вояки? Даже он, шестнадцатилетний подросток, в бою один на один побьет любого ополченца.
Здесь он, конечно, немного загнул. Среди крестьян встречались хорошие бойцы, с которыми не каждый наемник справится. Как начнет какой — нибудь крестьянин — крепыш дубиной или там вилами махать — только берегись. Но таких здоровяков, которые кроме силы умеют и нехитрым оружием владеть, немного. Большинство — не бойцы, с которыми даже он справится. Но у графа сейчас такое войско, что и без ополченцев можно обойтись. Вот потому и не привязаны сроки похода к сельхоз работам. Так даже лучше, ведь воевать они будут на вражеской земле, пусть теперь у снурских баронов голова болит, как в условиях вторжения неприятеля собрать урожай.
А так как сейчас разгар лета, то ко времени начала сбора урожая снурские крестьяне успеют поменять владельцев. В Каркеле и Ларске еще полно безземельных баронетов и бедных рыцарей, а значительная часть снурских баронов — недавние назначенцы из Лоэрна. А значит, не удастся им принести клятву верности милорду Ксандру.
Какая там для них ещё клятва? Как бы дело веревкой не кончилось, если попадутся они графу. Милорд Ксандр до сих пор помнит, что в Снури решением местных баронов были казнены каркельский рыцарь Усмет и его семнадцатилетний сын. Он такие вещи не прощает. Это знают все. А снурские бароны трусливы, побегут в Лоэрн, как только к их замкам приблизится каркельское войско. Замки сами будут ворота распахивать. Так что это будет не поход, а прогулка. Через пару месяцев в снурском замке будем! Даже раньше. Это Лешка не только сам так думал, от многих аристократов, околачивающихся в замке, слышал. Те даже об заклад бились — через сколько седмиц Снури падет. Больше половины спорщиков не давали снурскому графу и двух месяцев. Так что еще до осени в Снури пир будет. А осень в этих местах приходит поздно, не то что в Ларске. И фруктов всяких редких там много. Наестся он вдоволь! Хотя грех обижаться, стол у милорда Ксандра совсем не беден. Лешка постоянно таскал Адени всякие вкусняшки.
Уходя в поход, он на всякий случай оставил ей десять серебрянок. Куда ей больше? Ведь за комнату платить не надо. И за еду тоже. А остальные сэкономленные деньги он пошлет Эрлите. Ведь милорд Ксандр приказал о жене и дочке не забывать. Он и без приказа не забыл бы, сам понимает, что это серьезно.
Выезд милорда из города прошел буднично. Это все — таки не Ларск, где все жители, от мала до велика, чуть ли не боготворят удачливого брата их властителя. Здесь же отношение к милорду намного сдержанней. Ничего, еще полюбят, куда денутся?
За пять дней войско дошло до снурской границы и, не останавливаясь, вторглось на вражескую землю. Как и ожидалось, большая часть встречающихся им на пути замков были без хозяев, успевших сбежать то ли в Лоэрн, то ли к новому снурскому графу Дворкосу. Надо же — хаммиец и назначен графом!
А те немногие замки, в которых остались их владельцы, милорд Ксандр обходил стороной, продолжая без задержек движение на юг. Правильно делал. Какая угроза для шеститысячного войска может быть от барона с несколькими солдатами и крестьянами — ополченцами? Ударят в спину их войску? Так все разом и полягут. Конечно, оставшийся в тылу противник может попытаться напасть на одиночных солдат, но поодиночке его светлость запретил ездить по вражеской земле. Даже курьеры без сопровождения десятка, а то и двух десятков солдат не передвигаются.
Несмотря на то, что войско не задерживалось у стен замков, попадающихся на их пути, двигались все — таки медленно. Граф строго — настрого приказал соблюдать осторожность и без глубокой разведки по всем сторонам пути следования вперед не шли. Ужасная засада, устроенная прежним снурским графом и пакости жрецов наложили отпечаток на действия графа. Впрочем, он и раньше беспечностью не страдал.
Дни стояли жаркие, а ночи были удивительно теплыми. Ночевать в поле было одно удовольствие. Возможно, поэтому его светлость не останавливался на ночлег в сдавшихся замках. Да и ночевать в душных комнатах удовольствия было мало. Но граф — графом, а среди баронов возникали даже ссоры за право остановиться на ночлег в попавшемся им замке. Баронов было в войске много, а замков, открывших ворота, мало. Если бы только были одни бароны, то их без труда можно было приютить на ночь несколько десятков. Но с ними имелись солдаты, с которыми бароны ну никак не желали расставаться. Чтобы пресечь раздоры Сашка отдал приказ бросать жребий.
С правом переночевать в замке Шерчи повезло каркельскому барону Сольвею. Но его везение оказалось смертельным. Глубокой ночью из баронской спальни раздались крики, вскоре затихшие. Десятник сотни наемников, которой командовал в этом походе Сольвей, ворвался в спальню и увидел барона, лежащего на полу в луже крови. А в боковой стене спальни со скрипом закрывалась потайная дверца. Именно потайная, потому что дверцу прикрывал старый гобелен. Задержись десятник на несколько мгновений, то он не успел бы ничего заметить. Дверца оказалась бы плотно закрытой, а гобелен скрыл бы ее от посторонних взглядов.
Но догнать убийц не удалось. Пока взломали потайную дверь, те успели раствориться в галереях подземелья замка. А ведь замок Шерчи, расположенный как раз по пути движения каркельского войска, своим внешним видом и богатым внутренним убранством комнат был словно создан для того, чтобы в нем разместился на ночь милорд Ксандр. После этого случая командир личной графской сотни приказал усилить ночные посты вокруг графской палатки.
— А чего усиливать? — подумал Лешка, но вслух не сказал. — Ведь кругом же расположились солдаты их войска — шесть тысяч человек! Здесь же не замок с потайными дверями, а голое поле. Попробуй пробиться через такую прорву народа! А в каком месте будет расмещена графская палатка, становится известно лишь в самый последний момент, когда объявят по всему войску ночной привал. Но приказал Хелг усилить посты — Лешке от этого ни жарко, ни холодно, он оруженосец милорда и на дежурства не ходит. Ночью будет, как всегда, отсыпаться. Только не очень — то крепко и поспишь, съев перед сном чуть ли не весь большущий арбуз, сезон которых только — только наступал. Теперь не один раз ночью придется бегать. Да и живот что — то прихватило, видать, переел не до конца созревшего арбуза.
Отхожее место располагалось в двухстах шагах — небольшой и довольно удобный овражек длиной шагов в тридцать. Правда, пришлось сделать не очень большой крюк, огибая густые заросли травы. А дальше, в сотне шагов от оврага начинались посты их сотни. Впрочем, часовые не стояли на одном месте, а ходили вдоль всего периметра. Вот и сейчас давно уже присевший Лешка видел, как с западной стороны приближается силуэт солдата их сотни, а голова другого солдата смутно виднелась на востоке от оврага.
Чем ближе к югу, тем дольше ночи. А если и луны на небе нет, то вообще ничего не разглядишь. Сейчас луна, хоть и в виде узкого серпа, но света немного давала, вот потому и видны были фигуры постовых.
Лешка, уже было собравшийся встать, увидел, что фигура первого часового вдруг исчезла. Ну, исчезла — что с того? Может, решил присесть, или деревце какое — то его закрыло. Но когда несколько секунд спустя пропала голова второго часового, да не просто пропала, а до Лешки донесся какой — то приглушенный то ли стон, то хрип, он насторожился. С чего бы это?
Первым желанием было встать и пойти посмотреть, что же произошло. А вторым оказалось желание вскочить и броситься обратно к палаткам. Потому что там, где должны быть часовые, показались несколько силуэтов, которые двинулись в его сторону. Понять, кто это, было не трудно. Враги! Оба часовых, должно быть, зарезаны, ведь слышал же он что — то вроде стона или хрипа. Что же делать? Бежать? А если пустят стрелу? Сейчас хоть и ночь, но он все равно будет заметен.
Лешка, встав на четвереньки, быстро забрался вглубь зарослей травы, вымахавшей ему по грудь — это когда он стоит во весь рост. А сейчас он, быстро прокарабкавшись вглубь зарослей, еще и свернув немного в сторону, чтобы его не было видно со стороны оврага, лег на землю и громко закричал, поднимая тревогу. И буквально через пару секунд рядом с его щекой в землю воткнулась стрела, задев его своим хвостовым оперением. Видеть его никто не мог, тем более сейчас ночь, значит, стреляли по звуку.
Лешка быстренько отполз с этого места, забирая в сторону правым плечом и не прекращая кричать, но наткнувшись головой на крепкий куст, резко остановился, а несколько мгновений спустя его ожгла сильная боль со стороны правого плеча. Если бы не куст, то он сдвинулся бы еще немного вправо, и тогда стрела попала бы ему в голову или шею. Это были последние Лешкины мысли, а затем он провалился в темноту.
Он уже не видел, как вскакивали солдаты графской сотни, хватая мечи и щиты, живым кольцом окружая палатку милорда. Не видел, как сам милорд Ксандр, вооруженный своей двуручной секирой, выскочил из палатки. Не видел, как вставший рядом с графом Хелг прикрыл его своим щитом. И не видел, как в щит вонзились несколько стрел, а затем щит треснул от мощного болта, пробившего насквозь щит и попавшего в лезвие секиры.
Солдаты, наконец, разобравшись в обстановке, стали стрелять по врагам в ответ, подстрелив, скорее случайно, чем закономерно вражеского арбалетчика. Тем временем вокруг графа выросло еще несколько щитов, в которые летели вражеские стрелы двух лучников, оставшихся по ту сторону оврага. А семеро мечников, впрочем, мечи в руках были не у всех, уже подбегали к Сашкиным солдатам. Двоих из врагов удалось подстрелить из луков, но пятеро смогли ворваться в лагерь.
Трудно представить, что было бы с Сашкиной сотней, если бы враги не понесли потери от стрел. Даже эта пятерка основательно проредила личную сотню. И повезло еще в том, что за спиной двух вражеских лучников располагался на ночлег большой каркельский отряд, быстро поднявшийся по тревоге. Двое врагов оказались не только превосходными лучниками, но и великолепно владели мечами. Когда упал последний из этих двух врагов, рядом с ними лежало почти тридцать каркельских солдат.
Но свою задачу погибшие каркельцы выполнили, они смогли отвлечь врага от графа Ксандра, а солдаты личной сотни сосредоточились целиком на прорвавшейся пятерке врагов. Сашкины лучники подстрелили еще двоих, а остальные трое погибли от мечей. Но рядом с Сашкиной палаткой остались лежать бездыханными тридцать два солдата его личной сотни. Слишком большой оказалась цена ночной схватки.
Что же это за бойцы такие в Лоэрне, раз один стоит десяти его солдат? Его лучших солдат! И как они смогли подобраться к расположению его сотни? Ведь вокруг было шесть тысяч солдат Каркела и Ларска. На второй вопрос ответ узнали быстро. Вся десятка врагов ничем не отличалась от каркельцев. Даже каркельский герб был. Вот и посчитали их за своих, дав возможность беспрепятственно подобраться к расположению Сашкиной сотни. А там они сняли часовых. А после могли бы спокойно добраться до Сашкиной палатки. Даже если бы их заметили внутри расположения сотни, то учитывая мастерство врагов, нетрудно предположить, что каркельский граф был бы убит. А вместе с ним враги вполне могли вырезать всю его личную сотню. Сашку спас Лешкин крик.
Оруженосца долго не могли найти. Только где — то через час, когда на востоке появился слабый свет, прочесывая местность рядом с оврагом, нашли след примятой травы, уходящий в заросли бурьяна. Лешка лежал без сознания, пришпиленый стрелой к земле. К счастью, рана была не смертельной, стрела не задела никаких внутренних органов. Вот только крови юный оруженосец потерял много. Но это поправимо, организм молодой, справится.
Когда рассвело, удалось лучше рассмотреть тела погибших врагов. Даже простого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это были сильные и умелые воины. Недаром, двое из той пятерки действовали даже не мечами, а небольшими обоюдоострыми топориками. И положили столько его лучших людей!
Когда их волокли и укладывали рядком на землю, из одежды убитых врагов на землю стали выпадать кинжалы, ножи и еще какие — то острые предметы. Поэтому пришлось обыскать тела, сняв с них одежду. И вот тут у всех погибших на правом предплечье обнаружилась татуировка в виде герба Пирена. А на левой стороне груди была вытатуирована оскаленная голова волка.
Волки Черного Герцога! О них ходили слухи и легенды, как о бесстрашных и неуловимых смертоносных воинах — убийцах. Никто в Атлантисе не мог сравняться в мастерстве с волками Черного Герцога. Никто! Сколько у пиренского герцога было волков, никто не знал. Кто — то говорил о трех — четырех, кто — то даже о полусотне бойцов. Но пятьдесят отборных бойцов — это, конечно, маловероятно. Ведь волки были в составе пиренской личной сотни, а она почти вся была на виду. И только десять человек не появлялись на публике. Отсюда Сашка сделал вывод, что у Черного Герцога был всего десяток волков, которые теперь бездыханными лежали недалеко от его палатки.