Оркиус развернул цирограф, громко зачитал его и снова свернул.
Совы пошептались между собою, трижды закрыли и открыли глаза, а та, что сидела посредине, — наверно, председатель суда, — гнусаво запела:
Год прошёл,
Как клад был найден.
Артелью «Ад»
Проект нам дан:
Артель чтоб с планом
Не прогорела,
Пусть черти
Выиграют дело…
— Хи, хи! Наша берёт! — обрадовались дьяволы, но тут же умолкли, так как кто-то громко зазвонил. Это Данка энергично потрясла коровяком и, сделав реверанс перед членами суда, сказала:
— Почтенный суд, ведь судьи льгут…
Сова, сидящая с правой стороны, — наверно, прокурор, — гневно замахала крыльями.
— Всё, что она говорит, не имеет никакой юридической силы. Вместо «лгут» она сказала «льгут». Что это значит? Двойка по грамматике и орфографии!
— Весьма справедливо, — покорно склонила голову Данка. — Я умышленно так произнесла это слово. Прошу почтенный суд обследовать текст соглашения. И там он обнаружит, что вместо «душу» написано «душю», а вместо «послушно»— «послушьно». Стало быть, чертям принадлежат не наши души, а…
— Двойка, двойка по грамматике! — воскликнула Сова-защитник, сидящая с левой стороны.
— А кроме того, — ещё увереннее продолжала Данка, — там, в соглашении, нет наших подписей. Там что ни имя — то ошибка. Только шутки ради можно так писать…
Сова-защитник взлетела к Оркиусу на рога и, освещая текст собственными глазами, начала читать:
— «Донута» написано через «о» вместо «а». В слове «Андрейка» пропущено «н». Далее — «Кистя» вместо «Кристя», а у Здися нет на конце мягкого знака и, кроме того, весь конец слова заляпан кляксой, да такой ужасной, какой я в жизни ещё не видала. Это не документ, а — прошу у суда прощение — балаганная шутка. Нужно ли давать суду эту бумагу для осмотра?
Сова-председатель отрицательно покачала своей огромной головой и вновь затянула нараспев:
В небес синеву, где лишь звёзд сияние,
Суд удаляется — на совещание…
Все пятеро тут же расправили крылья, приготовившись к старту, и в плотном строю, словно авиазвено, взлетели ввысь. Когда они уже скрылись из виду, Оркиус щёлкнул зубами и показал Дануте язык.
— Вы не слишком вежливы, — заметил Андрейка и показал, в свою очередь, чёрту «нос».
— Ах ты, кудлатый прохвост! — возмутился Здись, вытаскивая рогатку, а Кристя щипнула дьявола за волосатую икру.
— Спокойствие! Они уже летят, — предупредила Данка. Совы описали круг, приземлились и, широко раскрыв глаза, продекламировали:
Суд решить —
так честь имеет:
Взять их души
чёрт не смеет,
А за ошибки
он заслужил,
Чтоб «двойку» иль «кол»
ему суд влепил!
Одновременно забарабанили сто пар копыт. Пыль гигантским столбом взвилась к небу.
А когда пыль осела, ребята с удивлением обнаружили, что они одни. Только чуть поодаль, опершись на саблю, неподвижно стоял Твардовский. Светились по-прежнему цветы коровяка. Вокруг холма дремал чёрный лес.
— Прошу прощения, пан Твардовский, но вы проиграли процесс, — сказал Андрейка.
— Проиграл, — печально подтвердил чернокнижник. — Пойду погуляю тут неподалёку, а в полночь исчезну и оставлю вас, наконец, в покое…
По песку, отдаляясь, зашелестели его шаги.
Ребята с минуту угрюмо молчали, а потом Здись вслух высказал мысль, которая тревожила всех:
— Сейчас он исчезнет, а завтра вечером, глядишь, опять появится. Или нам, или кому-нибудь другому нашкодит. Выглядит вроде бы как порядочный человек, а на самом деле — просто этакий взрослый хулиган… Что-то надо сделать…
— Но что?
— Откуда я знаю?
— Может быть, он уже не будет больше…
— Брось ты! Если бы не Совы, то представляешь, как славно мы бы с тобою выглядели…
— И байдарочники чуть-чуть нас не зацапали.
— Пионерам водку давал!
— Он очень невежливый, грубый, — вставил Андрейка.
— И зачем только мы вообще его с Луны стянули?
— Он сам слез. Я без всякой задней мысли поглядела в бинокль!
— Послушайте! У меня — идея! — воскликнул Здись.
— Тише, а то он ещё услышит…
— Идея! Как только месяц начнёт всходить, мы притянем его лучи биноклем и отправим по ним Твардовского снова туда, откуда он пришёл…
— Я могу направить бинокль на Луну, но кто-нибудь должен переправить его туда. Сам ведь он наверняка не пойдёт.
— Я это сделаю. Нет никого среди вас сильнее меня.
— А если он и тебя прихватит с собой?
Здись посмотрел на лес. Небо на востоке посветлело, а верхушки деревьев стали ещё более чёрными.
— Мало у нас времени, — проворчал Здись. — Если он и меня прихватит, — плохо дело. Но нельзя же такого типа оставлять на Земле. Слышала, как он кричал, что у крестьян землю отберёт, что будут они на него вкалывать?
— Слышала… Если он тебя похитит, то ты уж там навсегда останешься, — произнесла Данка, и голос её дрогнул.
— Я не хочу, чтобы он тебя похищал, — всхлипнула Кристя.
— Чего плачешь? Вы же сами мне говорили, что сейчас строится ракета, которая полетит на Луну. В случае чего пусть оставят одно место в ней, чтоб меня потом взять обратно.
— А как же ты будешь там учиться?
— Самостоятельно. По книгам.
— Но у тебя ведь нет их с собой.
— Вышлете по почте.
— Так там, наверно, нет почтальонов.
— Почту всюду получают, почта куда угодно доходит. — Здись нетерпеливо махнул рукой. — Если будете столько болтать, то ничего из этого не выйдет. Глядите…
Небо светлело всё больше и больше. Широкое полукружье, излучавшее блеск, гасило низкие звёзды.
— Здись…
— Хотите, чтобы Твардовский со своими дьяволами всякие штучки на Земле выкомаривал?
— Давай попрощаемся, Здись!
Девочки поцеловали его, а Андрейка крепко, по-мужски пожал протянутую Здисем руку.
— Ну что же, отойдите немного, чтобы вам удобнее было наводить бинокль, а я его сейчас позову… Пан Твардовский!
Здись вскарабкался по стволу поваленной ели и встал между корнями, на самом верху. С этого места уже хорошо была видна полоска выплывающего из-за леса месяца — холодная и острая, как бритва. Здись неожиданно почувствовал резкую, щемящую боль в сердце: ведь вполне может статься, что он последний раз стоит среди леса, что уже через минуту-другую он очутится между голыми скалами, на которых не растут ни деревья, ни трава, по которым не бегут ручьи, не текут реки. А может быть, вернуться, убежать? Время ещё есть…
— Ты звал меня, ваша милость? — спросил Здися чародей, появившись неожиданно совсем рядом.
— Да, я звал пана…
— Хотел что-нибудь мне сказать?
— Да, именно так… С этого места хорошо виден лес вокруг, и как месяц всходит, тоже видно…
Здись понемногу преодолевал охвативший его страх. Он злился на самого себя, за то, что струсил, что ещё минуту назад готов был позорно сбежать. А теперь, вместо того чтобы сказать Твардовскому всю правду в глаза, он расписывает какие-то картинки с великолепными пейзажами.
— Третий раз всходит Луна, начиная с того часа, как вы пришли на Землю, — снова заговорил Здись, но уже более твёрдо и решительно. — Мы сперва думали, что нам предстоит интересное развлечение и, главное, мы принесём пользу людям. Однако ничего из этого не вышло. Вы сделали нас Рыцарями Серебряного Щита, но затем изменили нам, отдали чертям…
— Ты прав, — прервал чародей Здися и положил ему руку на плечо. — Ты прав, — повторил он ещё раз. — А что касается возведения вас в достоинство Рыцарей Серебряного Щита, то ведь это просто так, только чтобы вас ободрить…
В эти минуты Твардовский был совсем не таким, как всегда, своё бледное лицо он обратил в сторону серебристого месяца, выползающего из-за леса.
— Здесь, в Польше, многое изменилось. Когда-то меня высмеивали за то, что я открыл серебряные копи в Олькуше и строил мост через Ниду или запруду. Но зато восхищались мною, когда я ездил верхом на петухе, проделывал всякие волшебные штучки. Наверно, плохо я сделал, что на сей раз начал с волшебства. Ведь как-никак, а я учился в трёх университетах, мог бы…
— А зачем вы Тройной Клад пытались пустить в дело, зачем это жульничество с цирографом? — возбуждённо спрашивал Здись.
Твардовский махнул рукой.
— Слишком долго объяснять. Всё это — глупости из старых сказок. Люди в Польше за те четыреста лет, что я просидел на Луне, ужасно изменились. Видишь ли, парень… — Твардовский вдруг запнулся и стал внимательно глядеть на месяц, который начал-приближаться, расти, валиться с ночного неба. — Ах, вот оно что: стало быть, вы решили притянуть к Земле мой пустой дом, — печально и огорчённо добавил он. — Хотите, чтобы я ушёл…
— Нет, нет! — крикнул Здись. — Мы не знали…
Однако слова его заглушил серебряный звон мчащегося по небу шара. Огромный и сверкающий, он, как щит, прикрывал собою половину неба. Чёрными тенями были отмечены на нём кратеры потухших вулканов, цепи удивительных гор. Плотно сплетённые пучки лучей тянулись за ним, будто шнуры, они цеплялись за макушки деревьев, ползли по вершине Лысого урочища.
— Ты прав! — в третий раз повторил Твардовский. — Мне нужно уйти. До свиданья, Здись! Передай мои добрые пожелания девочкам, Андрейке и не сердитесь на меня! — Он сжал Здисю руку, схватил шнур, свитый из лунных лучей, и быстро взобрался на месяц.
Здись хотел было бежать за ним, но не смог оторвать от земли ног.
— Пан Твардовский!..
Месяц, как шар, сорвавшийся с привязи, подскочил вверх, отплыл далеко в небо. Через минуту он был уже только круглым лунным щитом, отражающим солнечный свет, ночным фонарём Земли.
Подбежали обрадованные девочки, начали обнимать Здися.
— Как хорошо, что он тебя не утянул!..
По косогору медленно карабкался Андрейка. Наконец он добрался до вершины.
— Что это ты там делал, внизу?
— А я держал Здися за ноги, чтобы его пан Твардовский не утащил. Но когда он его дёрнул, я упал вниз, — объяснил мальчуган.
— Нет, это не он меня дёрнул, — важно поправил Андрейку Здись. — Это я сам хотел его задержать.
— Задержать?
— Ну да. Он, конечно, немного странный, но это мудрый и несчастливый человек. Он сначала не понял нас, да и мы с ним как следует не познакомились…
— Странно ты говоришь, Здись, — перебила его Данка. — Я радуюсь, что мы снова все вместе, а ты…
— Только вот Азора недостаёт, — сокрушённо развела руками Кристя, но как раз в эту самую минуту она заметила какую-то тень, быстро и низко скользящую у подножия косогора. — Ой, ой, сюда волк пробирается! — вскрикнула она.
«Волк» радостно залаял, подбежал к ребятам и начал весело скакать вокруг, стараясь до каждого дотронуться своим шершавым языком.
Из леса высыпали цепочкой пионеры. Впереди них мчались два папы, издавая странные, но удивительно радостные крики.
* * *
На другой день все встали поздно.
Вопреки предвидениям, даже мамы не ворчали на наших славных путешественников. Наоборот, — они были очень ласковы и сердечны, а после завтрака каждый из ребят получил по большой кружке ароматной земляники со сметаной. Только то плохо, что до самого обеда невозможно было скрыться от тщательной родительской опеки и тайком побеседовать между собою.
Лишь перед самым вечером Пятёрка Сорванцов, различными хитроумными штучками ослабив бдительность взрослых, собралась в кустах. Сквозь листву и ветки видны были развалины разрушенного домика.
— Помните? Там был тот пир, на котором вместо люстр горели светлячки, играли кузнечики и жаба…
— И Здись сражался с Ним на саблях.
— А как вы думаете, всё это правда? — задумчиво спросила Данка.
— Почему же не правда? — возмутился Андрейка. — Я помню, и вы помните…
— Видишь ли, когда человек играет, то забывает, где подлинная правда, а где выдумка… Мы все Его видели, а из взрослых — никто, ни один папа, ни одна мама…
— Потому что они не умеют играть.
— Они тоже иногда делают вид, что видят то, чего нет на самом деле. Однако Его они не видели.
— Здись, почему ты такой грустный? — спросила Кристя.
— Если бы меня Андрейка не придержал за ногу, то я был бы первым человеком на Луне.
— Как же первым? Ведь Он-то — там!
— Ну, вторым. Все газеты писали бы. Я бы прославился. А за границей завидовали бы, что мы, поляки, — первые.
Все на минуту умолкли. Данка сорвала иголку с сосновой ветки, перекусила её, растёрла зубами.
— Возможно ещё и другое, — сплюнула она горькую слюну. — За то время, что мы будем ходить в школу, люди построят ракету. Если у тебя будут одни пятёрки, то, может, как раз ты полетишь и будешь первым… И проверишь, кстати, там ли на самом деле пан Твардовский или это только сказка.
При слове «Твардовский» Азор потянулся, щёлкнул зубами и заскулил.
Из пасти у него потекла слюна.
— Видите?! — обрадовалась Кристя. — Был пан Твардовский, наверняка был! Азор вон вспомнил, как съел его шапку. А пёс не может жрать что-нибудь такое, что существует лишь в сказке.
— И байдарочники его видели, и пионеры, — добавил Андрейка. — А это значит, он был.
— Был или не был, вот в чём вопрос, — снова глубоко задумавшись, сказала Данка.
Здись махнул рукой, требуя тишины.
— Я должен полететь туда с первой же ракетой. Если Он на Луне, — я заберу его с собой на Землю. Как-никак, а ведь человек кончил три университета, умеет строить мосты, плотины, рудники… Каждый поляк, даже с Луны, пригодится у нас…
— Я полечу вместе с тобою, — тут же решила Данка. — Буду летописцем экспедиции: всё запишу, сфотографирую или зарисую в таком вот большущем альбоме.
— А лучше не лететь! — вставила своё слово Кристя. — Месяц для того только создан, чтобы светить людям ночью.
— Электрические лампочки лучше светят.
— А мне месяц говорил, что он ждёт гостей с ракетой, — важно произнёс Андрейка. — Если ты не хочешь лететь, можешь оставаться.
— Нет, я тоже полечу. Доктором, чтобы там никто не заболел. — Кристя быстро изменила своё мнение.
— А я погляжу, какие там жуки, — сказал Андрейка.
— Это глупо! Научная экспедиция, а он со своими жучками..
— Не глупо, а мудро. Андрейка будет зоологом в нашей ракете.
— Жаль только, что надо ужасно долго учиться, — тяжело вздохнула Кристя.
— А ты как думала? Таких, кто ничего не умеет, и близко к ракете не подпустят.
— И вот когда мы высадимся на Луне, то станем настоящими Рыцарями Серебряного Щита, а не такими, как сейчас, только по званию рыцари… — обрадованно воскликнул Здись.
— Знаешь, а это звание не очень-то хорошее — Рыцари Серебряного Щита, — возразила Данка. — Такое старомодное и пылью покрытое. Давайте создадим лучше ГПРС — Государственное Предприятие Ракетных Сообщений..
Со стороны озера донеслись тревожные голоса.
— Кристя! Данка! Куда они снова делись?
— Мальчики! Пошли купаться! Ребята сорвались с места.
— Бежим, а то они подумают, что мы снова пропали… Ребята выскочили из кустов и помчались по тропинке.
А я в это время покинул своё тайное убежище в трубе, откуда подслушивал их разговор, дружески кивнул сидящей на колышке Сороке и пошёл к дому, чтобы поскорее всё это описать.
Сел за стол, на минуту задумался, а потом голубыми чернилами аккуратно вывел на белой бумаге первые слова:
«Эта весьма удивительная история началась в один прекрасный знойный день…»