Сын, Андрюшка, большую часть времени проводил у своей бабушки, тещи Игоря. Лена мальчишку любила, таскалась с ним везде. Но когда Морозов уезжал на работу, Андрюшка жил у бабушки. Это было надежно.
Поэтому Игорь в первую очередь и вспомнил про Лену. Во-первых, о ребенке он не тосковал, и во-вторых, чего волноваться, он же с бабушкой. А теща была, что называется — кремень.
Лена жила в старом районе города — Копли. Зеленые улицы, старые деревья, такие же старые хрущевки и еще более древние дома постройки начала двадцатого века. Квартиры с печным отоплением. Несколько уцелевших после Перестройки заводов. Когда-то, в девяностые, этот район был сложным, потому что, по большому счету, был русским. Потом как-то все успокоилось. Одни бандиты перестреляли других. Наступило равновесие, и теперь по улицам Копли можно было без опаски гулять даже ночью. Подросшая гопота теперь промышляла в другом районе. Тоже, что интересно, русскоязычном.
Спускаясь вниз по лестницам, Игорь прикидывал, как ему проще всего добраться до Ленкиной улицы. Лезть через темные переходы и коридорчики было страшно. Конечно, не так как вчера, но все же… Поэтому Морозов разговаривал сам с собой, бормоча под нос.
— Сяду на единицу и — до упора. Совсем рядом же. Через терминал, а там и выберусь.
Тут ему пришло в голову, что трамвай номер один, та самая «единица» на которую он хотел сесть, чтобы ехать до упора, может и не ходить. Да и вообще, с транспортом при таком странном раскладе в городе может быть плохо.
— Ничего, частника поймаю… Хотя, какой частник! Денег нет, один черт. Пешочком пройдусь. Главное, ни на кого не нарваться. А там, как разберусь, в полицию заявлю. Про бортмеханика расскажу, про пирс… Пусть разбираются.
Он с трудом сумел открыть дверь. Все входы и выходы с парома были завалены, как и было написано в посмертной записке. Бортмеханик постарался на славу. Каким образом этот сердечник умудрился натаскать таких тяжелых вещей, осталось загадкой.
Наконец, Игорь выбрался наружу. Спрыгнул с покосившейся, уходящей в беспокойную воду лестницы, шлепнулся в лужу. Резиновые сапоги, подобранные на корабле, были великоваты и уже начали натирать пятки. Брезентовый плащ намок и сделался тяжелым, но снимать его Игорь не стал.
Наполовину затопленный терминал, через который Морозову и пришлось пробираться, был в аварийном состоянии. Игорь помнил его крепким, надежным, а сейчас казалось, что эта рухлядь готова обрушиться в любой момент. От обвалившейся крыши остались только решетчатые фермы арматуры. Через щель в полу, прямо в центре зала, проросла березка. С потолка свешивались длинные языки лишайника или вьюнка — толком было не разобрать. Стены зияли прорехами, из которых неряшливо торчала черно-зеленая вата утеплителя. Всё вокруг было завалено хламом: кресла, распахнутые чемоданы, неведомо как тут оказавшийся электропогрузчик, врезавшийся в пустую стойку кафешки.
На всякий случай Игорь пошарил в этом бардаке, но ничего дельного не нашел. Зато едва не порезался о стеклянные осколки.
Выбравшись на улицу, Морозов увидел огромную автомобильную свалку. По-другому это назвать было трудно. Машины стояли повсюду. Ржавые, с просевшими колесами. Некоторые с выбитыми стеклами. Игорь отметил, что большинство автомобилей так или иначе пережили столкновение. Либо с другими такими же машинами, либо с домами и фонарными столбами.
— Похоже, попутка отменяется, — пробормотал Морозов. — И полиция в ближайшее время — тоже.
Второе, на что он обратил внимание, была трава.
Трава росла повсюду. Мостовая с бледной разметкой и щербатым бордюром, теперь была едва различима. Огромные зеленые кляксы будто расползлись по дороге, как вирус.
Глядя на все это, Игорю начало казаться, что покойный бортмеханик был не так уж и неправ, запершись на корабле с грудой выпивки и едва живым «собутыльником».
— Ничего… Ничего-ничего. Как-нибудь, — прошептал Морозов.
Выбравшись из развалин порта, он обнаружил ржавые, едва заметные в зелени клевера трамвайные рельсы. В принципе, Игорю нужно было идти именно по ним, но любопытство тянуло в Старый город, где дома сохранились. В ту его часть, которая почти не менялась еще со средних веков.
Те дома и бастионы из плитняка казались оплотом порядка и цивилизации в этом сошедшем с ума городе. Быть может, там найдутся хоть какие-то ответы на бесчисленное число вопросов?
Игорь принял решение и быстро зашагал в Старый город.
Между камнями брусчатки тоже росла трава. Однако того разрушительного эффекта, как на асфальте она не производила. Улицы лишь немного утратили свой изначальный облик, будто какой-то художник чуть смазал их зеленой краской, растерев ее пальцем. Старые стены, сложенные из плитняка, серые с глубокими швами и трещинами, почти полностью сохранились. Они стояли так не одно столетие и были предметом туристической гордости Таллинна. В некоторых местах башни полностью скрылись под переплетением плюща, из сырых мест, куда не заглядывало солнце, поднимался густой мох. Но в целом стены и улицы остались прежними. Гораздо хуже было с домами, покрытыми штукатуркой. Смесь песка, цемента и извести практически полностью обсыпалась, обнажив кладку или деревянную решетку. Почти нигде не осталось целых окон. Только редкие стекла торчали осколками, да в стрельчатых проемах сгоревшей церкви Олевисте, через буйство дикого винограда, просматривались куски разбитого витража.
Еще одна особенность неприятно поразила Игоря. Двери во многих домах были выставлены. От витрин туристических магазинчиков, торговавших разномастной и по большому счету никому не нужной ерундой, остались одни обломки. Складывалось впечатление, что кто-то с особой ненавистью вытаскивал на мостовую деревянную утварь, остатки одежды, керамику и топтал получившиеся кучи. Некоторые магазины не так давно были уничтожены пожарами: в воздухе тревожно и гадко пахло гарью.
Нигде не было видно людей, но явственно читались следы их недавнего пребывания здесь. И это пугало, сильно пугало.
Игорь несколько раз забирался в старые магазинчики, но ничего, кроме крысиного помета на полках, разбитых витрин и исковерканных холодильников, не обнаружил. Тут кто-то побывал до него. И, судя по всему, не раз.
Лезть в жилые дома Морозов не решился. То ли из-за неясного предубеждения, то ли из-за суеверного страха. Осыпающиеся остовы с черными провалами окон выглядели жутко.
Иногда из развалин доносились шорохи, тихий скрип и хруст. Игорь прижимался к стене. Прислушивался. Пару раз Морозов пробовал кричать, звать кого-то, но голос предательски дрожал, и от этого становилось еще страшнее.
В конечном итоге он уперся в баррикаду. Поперек улицы была навалена высокая, едва ли не до второго этажа, пирамида из всякого старья. Облезлые диваны, ржавые газовые плиты, вывороченные из мостовой булыжники, бордюрный камень.
Морозов осторожно приблизился. Из щелей торчали длинные, остро заточенные колья. Перед баррикадой целая россыпь битого стекла.
Не зная, что делать, Игорь остановился. Не пройти. Перелезать через эти завалы опасно. Того и гляди поскользнешься да насадиться на какой-нибудь кол, как бабочка на булавку.
— Эй… — негромко позвал Игорь. — Есть кто живой?
Где-то за баррикадой посыпались мелкие камушки. То ли под чьей- то ногой, то ли сами по себе, то ли сдвинутые ветром.
— Эй! — уже громче позвал Морозов.
По ушам ударил резкий свист. Эхом прокатился по улице, отразился от стен, втянулся в пустые черные окна.
От неожиданности Игорь оскользнулся на куске стекла, но равновесие удержал. Бросился бежать, петляя как заяц. Без оглядки, со всех ног.
За ним никто не погнался. Никто не крикнул в спину. Но страх преследовал Морозова, как опытный погонщик. Игорь чудом не заплутал в переулках. Вскоре, запыхавшись, он выбежал из Морских ворот Старого города, оставив за спиной бастион Толстая Маргарита с провалившейся крышей.
Прыгнул в кусты и упал на траву, чтоб перевести дыхание.
В городе происходило что-то немыслимое. Что именно и почему, Морозов не знал. Да и не особо хотел знать.
Возникла зыбкая догадка, скорее даже, ощущение, что кто-то могущественный, огромный и жестокий, погрузил его, а может быть, и всех людей на Земле, в сон на черт знает сколько лет. А потом разбудил. Пинком. Выкинул в мир, который уже привык жить без человека.
От этой мысли в грудь вполз совсем уж первобытный, необъяснимый, дикий страх. Несмотря на то, что Игорь уже перевел дух, сердце заколотилось с новой силой, затрепыхалось в груди перепуганным зверем.
Морозов поднялся, выбрел на старые трамвайные рельсы. Трава практически полностью скрывала пути, однако идти здесь было сравнительно легко. То тут, то там проглядывали ржавые железяки, так что ориентироваться было легко.
Игорь неожиданно понял, что не помнит названий некоторых улиц. Таблички давным-давно упали и истлели, часть домов обветшала и обрушилась, часть была изуродована настолько, что узнать их было очень трудно. От резиденция «Ильмарине», которая при Советском Союзе была машиностроительным заводом, остались одни руины. Стадион, расположенный неподалеку, густо порос молодыми, но уже крепкими липами.
Все было незнакомым. Диким.
Давно, когда у Игоря и Лены был, как говорится, конфетно-цветочный период, Морозов, ночью возвращаясь от девушки, проходил эти пути за пару часов. От начала до конца. Сейчас он двигался медленно. Осторожно. Постоянно озираясь и глядя под ноги, словно боясь наступить на гадюку или провалиться в заброшенный колодец.
Колодцы, к слову, встречались. На дороге там и тут темнели разверстые пасти канализационных люков. Кому понадобилось выдирать чугунные крышки? Для чего? Неизвестно.
К одному из таких люков Игорь подошел, чтобы заглянуть вглубь, по от дыры так пахнуло тухлятиной, что Морозов шарахнулся прочь и больше к колодцам не совался.
Добравшись до железнодорожного вокзала, Игорь остановился и прилег в кустах. Постарался рассмотреть, что происходит в развалинах. На первый взгляд, никакого движения не наблюдалось, но при этом было заметно: кто-то успел там поработать. Крыши у здания вокзала не было, как и у многих домов. Но весь мусор — обломки, камни, стекла — был вынесен наружу и свален таким образом, чтобы образовывать вал вокруг уцелевших стен. Сгоревший остов привокзальной гостиницы также был укреплен: по верху черных стен шел самопальный частокол.
Тут жили люди.
Игорь не стал переть напролом по трамвайным путям, что проходили совсем рядом с вокзалом, а обошел укрепления стороной, по рассыпавшимся кварталам, где когда-то стояли старые дома. От многих остались только печные трубы. Единственной уцелевшей постройкой оказался бывший райком комсомола: квадратное здание с выбитыми окнами и раскуроченными решеткам.
Обойдя вокзал, Игорь вернулся на трамвайные пути.
Вздрогнул от неожиданности. Замер.
Ей было лет одиннадцать. Вместо одежды на девочке висел рваный «балахон» из полиэтилена, в прорехах которого виднелось голое тело. Девочка рылась в куче хлама.
Морозов переступил с ноги на ногу. Он не собирался пугать девочку, но под ботинком предательски хрустнул камень…
Девочка мигом упала в траву, перекатилась, подхватила палку и замерла, зло глядя на Игоря.
— Тихо, тихо. — Он выставил вперед руки. — Все нормально…
Под полиэтиленом вздымалась худая грудь, волосы девчонки, когда-то светлые, свалялись и теперь походили на сантехническую паклю. Босые грязные ноги были напряжены: видимо, она в любой момент была готова задать стрекоча.
— Я ничего тебе не сделаю! — Игорь медленно развел руки в стороны. — Только не кричи…
— Mine perse![1] — выплюнула девочка и нырнула в дыру в старом заборе.
Загрохотало, посыпалась кирпичная крошка. Игорь осторожно подошел ближе, заглянул в отверстие, но там уже никого не было.
— Вот и поговорили, — пробормотал он. Потом громко позвал: — Эй, ты! Где родители?
Никто не ответил.
— Они что тут, одичали? — хмыкнул Морозов себе под нос.
Кто «они», Игорь не знал. Просто рассуждал вслух.
Странное поведение девочки ему совершенно не понравилось, Сводя воедино происшествие в порту, баррикады и укрепления на улицах, разграбленные магазины, получалось, что закон и порядок в городе, а то и во всей стране, рухнули. На гражданскую войну, впрочем, это не было похоже. Происходящее, скорее, напоминало… одичание.
Игорь присел в траву около дыры в заборе, куда сбежала девочка, и открыл бутылку с остатками коньяка. Хлебнул, но, припомнив, как резко его развезло в прошлый раз, тут же закупорил.
— Что же ты там искала? — нахмурился Игорь, глядя на хлам, в котором рылась девочка.
Он поднялся и подошел к разбросанному барахлу.
Какие-то вещи девочка успела отложить в аккуратную кучку: видимо, собиралась забрать с собой. Что-то отшвырнула подальше.
В аккуратной кучке обнаружились пластиковая расческа без половины зубьев, выцветший лоскут ткани и позеленевшая от плесени кукла Барби. Вот и все детское богатство.
Морозов не стал трогать отложенное. Разворошил ногой большую кучу, выдернул оттуда желтый кусок пластика и с одной стороны красную машинку…
А ведь точно! Раньше здесь стоял ларек с игрушками. Девчонка искала то, что когда-то казалось ей очень важным. И она ценила эти вещи даже сейчас, в жутком, исковерканном мире. Гребешок, тряпки, куклы…
Игорь автоматически — сам не осознавая: зачем? — сунул в карман машинку. Двинулся дальше. Странная, одичавшая девочка убежала, ей уже не помочь. К тому же, похоже, что она лучше него ориентируйся в ситуации.
Тут с самим собой бы разобраться.
Шагая по бывшим рельсам вглубь района, Игорь поглядывал по сторонам.
Единственной территорией, не так обильно поросшей зеленью, оказалась промзона. Там, где тонны щебенки были залиты сотнями пиров масла, бензина, солярки, трава, кустарник и деревья принимались плохо. За сгнившим забором торчали верхушки ржавых железнодорожных цистерн и сухогрузов. На мосту замерла выцветшая и облупившаяся электричка. Откуда-то издалека доносился тоскливый скрип железа. Впереди, за обветшавшим, но все еще крепким зданием бывшего завода «Стандарт», виднелись остатки дизельного локомотива, ушедшего в сторону на развилке и жестко въехавшего в состав, стоящий на соседних путях. Будто диспетчер вовремя не перевел стрелку.
Мертво и страшно. А еще очень необычно…
Напрашивались странные аналогии.
Паром, на котором он пришел в себя, стоял в порту. Но не так, как должен был стоять — пришвартованный, с протянутыми причальными трапами. Корабль словно бы насадился на бетонные ограждения, получил пробоину, наглотался воды и плотно сел на дно.
Два поезда столкнулись, будто автоматика подвела, диспетчер не заметил неверно переключенной стрелки, а машинист даже и не подумал затормозить.
Паром.
Поезда…
Корабль словно бы лишился капитана и, возможно, всей команды. И вошел в порт. В прямом смысле слова.
Машинист дизельного локомотива не затормозил, хотя наверняка мог бы: судя по картине столкновения, скорость была небольшая.
Не доглядели? Ни машинист, ни диспетчер, ни капитан? Вряд ли. Столько совпадений за раз не бывает.
Получалось, что люди… выключались.
От посетившей догадки Игоря прошиб озноб.
А что если и правда: люди не умирали, а именно выключались, как вскипевшие электрочайники. Щелк! И нет человека. А потом кто-то нажимает на кнопку: бац! И человека возвращают на то место, где был, и он снова открывает глаза. А пока он спал…
Морозов притормозил. Посмотрел вокруг по-новому.
Если допустить, что его сумасшедшее предположение верно, все выглядит уже намного осмысленней и логичней. Получается, что люди то ли исчезли неведомо куда, то ли выключились. А мир все то время, пока они где-то пропадали, жил, двигался, зарастал зеленью, ломался.
Правда, это никак не объясняло хаоса, который происходил вокруг сейчас. Полуголые нищие девочки, разграбленные магазины, баррикады…