– Жаль, пригодилась бы лошадка, – сказал Влад, чтобы хоть что-то сказать. А потом спросил: – Что теперь с ним делать? К родственникам везти?
Девушка мотнула головой:
– Зачем? Сами справимся.
– А как у вас принято? Закапываете?
– Нет.
– Сжигаете?
– Зачем?
– А как тогда?
Тыяхша не ответила. Отошла к лошади и принесла небольшой кожаный мешок, похожий на кисет. Но не кисет – внутри что-то постукивало. Уж точно не табак.
– Что это? – заинтересовался Влад.
Девушка вновь промолчала, лишь повела плечом: мол, сам сейчас все увидишь. Развязала шнурок и вытащила горсть разноцветных стеклянных шаров. Выбрала два темно-болотного цвета размером с перепелиное яйцо. А потом сотворила нечто странное – упала на колени перед трупом и впихнула один шар в правую его глазницу, а другой – в левую. Влад не понял сути ритуала:
– Для чего это?
– Ему сейчас в Ущелье Покинутых идти. Как дорогу без глаз разберет? Без глаз нельзя, – объяснила Тыяхша тем тоном, каким мамы растолковывают детям, зачем нужно чистить зубы.
– Ну, если идти, то без глаз оно, конечно, нельзя, – согласился ошалевший Влад. Как тут было не согласиться? Логика.
– Отойди, – попросила девушка.
– Куда? – не понял Влад.
– Ну, в сторону куда-нибудь.
– Зачем?
– Чтоб не зацепило.
– Чем?!
– Заклинанием.
Влад, вспомнив, как несколько минут назад изображал воздушный шар, засобирался:
– Понял. Не дурак. Уже ушел.
Меньше всего ему хотелось еще раз испытать на себе действие загадочной силы. Он и раньше знал, а за последние сутки особенно четко понял, что воздух – не его стихия. Топтать ногами песок гораздо приятней. Летать же… Летать лучше в космосе. Там падать некуда.
– И Тукшу захвати с собой, – попросила Охотница.
– Тукша – это у нас, простите, кто? – вежливо поинтересовался Влад и стал оглядываться вокруг.
– Тукша – это у нас он. – Тыяхша показала на жеребца. – В переводе с муллватского – Увалень. Имя у него такое.
Влад, искренне удивляясь странному чувству юмора того, кто назвал резвого жеребца Увальнем, схватил последнего за поводья. Тукша недовольно фыркнул, повел головой и дернулся в сторону. Охотнице пришлось прикрикнуть на животное. Только тогда конь смирился и позволил чужаку повести себя.
Влад отошел дальше по дороге шагов на двадцать. Потом – для верности – еще на десять.
И, не удержавшись, оглянулся.
Произносимых слов он не услышал, но увидел, как Тыяхша с напряженным выражением лица исполняет руками пассы.
Когда она закончила, произошло то, что, возможно, здорово поразило бы Влада, если бы он не устал в этот день удивляться.
Мертвец вдруг вздрогнул и выгнулся мостом, высоте которого позавидовал бы профессиональный гимнаст. Продержавшись в этой нелепой и напряженной позе некоторое время, он завалился набок и затих. Но секунд через пять вновь зашевелился, начал извиваться и трястись. А когда конвульсии прекратились, мертвец сел, потом встал и, повернувшись к Тыяхше, застыл в немом вопросе. Девушка не стала его мучить – указала верную дорогу, махнув рукой на запад. Оживший труп благодарно кивнул, неуклюже развернулся и, медленно переставляя негнущиеся ноги, отправился в указанном направлении. Пошел прямиком через придорожные кусты и дальше – вдоль края небольшого оврага.
Шафрановый шар Рригеля в ту минуту нырнул за высокий холм и, как бывает в таких случаях, оставил за собой след – широкую огненную полосу. На фоне пылающего зарева фигура уходящего в небытие мертвого курьера смотрелась особенно жутко. Влад невольно перекрестился.
После этого события минут двадцать шагали молча. Когда молчание стало невыносимым, Влад спросил:
– Что там дальше?
Тыяхша вздрогнула:
– Ты о чем?
– Все о том же. Об Охоте. Я кажется…
– Вижу. Ты, наконец-то, стал верить в существование Зверя.
– Поверишь, когда такое увидишь. И озаботишься.
– А на чем остановились?
– На том, что все эмоции, суть энергия, – напомнил Влад.
– Правильно, эмоции – энергия, – похвалила его Тыяхша, как учительница прилежного ученика. – Ты это понял. А дальше просто. Не только эмоции, но и Мир, являющий себя через эти эмоции, энергия. Энергия и ничего более.
Влад аж присвистнул:
– Час от часу не легче. Мир, по-твоему, не материален? – Он постучал себя по лбу. – Вот слышишь, как кость гудит? Материя!
– Материя – это всего лишь сгущенная энергия, – спокойно сказала Охотница.
– Чем же она сгущена?
– Словом, конечно. Придумает ум слово, и налипает на него энергия. Поэтому хорошо, когда слово правдиво, а когда лживо – худо.
– Ты всерьез веришь, что слово творит предмет?
– Я бы сказала – феномен.
– У-у, какие ты слова знаешь! – искренне восхитился Влад.
Тыяхша горделиво вскинула подбородок:
– Да уж, не ветром в люльку заброшена. Или ты хочешь, чтобы я из себя дурочку провинциальную разыгрывала?
– Не-а, не хочу. Мне как раз умные девки нравятся.
– Ой! – воскликнула Тыяхша. – Сейчас сомлею – я нравлюсь Носителю Базовых Ценностей!
Она произнесла это с такой язвительностью, что Влад смутился. По-настоящему смутился. И, сообразив, что ляпнул что-то не то, постарался вернуть беседу в правильное русло.
– Ты знаешь, – сказал он, – а на Земле когда-то жил человек, который учил, что вначале было слово.
– Правильно учил, – похвалила Тыяхша неизвестного ей человека.
– Якобы Бог сказал это слово, и все появилось.
– Правильно. Очень правильно. Только не появилось, а проявилось.
– Ну, пусть так. Как видишь, идея мне в принципе знакома, живет в крови, и отторжения не вызывает. Больше того, слова я люблю, они меня греют. Но что дальше?
– А дальше… – Девушка на секунду задумалась. – Дальше нужно уяснить, что в Мире все едино и все связано со всем. Абсолютно все. А значит, и ты. Ты связан со всем.
Влад с готовностью принял такое положение вещей.
– Ну и чудесно. Со всем так со всем. – Какое-то время он прокручивал в голове эту мысль, потом поделился с Охотницей выводом: – Тогда и все в Мире связано со мной.
– И ты со всем, и все с тобой, – подтвердила Тыяхша. – Ты связан с любым феноменом Мира, а любой феномен Мира – с тобой. Мало того, в определенном смысле ты – это и есть весь Мир.
– А Мир – это я?
– Ну да, конечно. – Она махнула рукой в сторону, где лежал бурый валун. – И вон тот камень на дороге – это ты. Возникнет желание, можешь поднять его в воздух и отшвырнуть.
Валун вдруг сорвался с места, завис на двухметровой высоте, потом отлетел по дуге в сторону и покатился в овраг. И там где-то с полминуты, ссыпаясь на дно, шуршал потревоженный щебень.
– Сможешь так? – спросила Тыяхша.
Влад мотнул головой:
– Это выше моего понимания.
– А ты разве понимаешь, как ты вскидываешь руку, когда ты ее вскидываешь?
– Рука – она часть меня.
– Я про то и толкую. Пойми, тот камень тоже часть тебя.
– Если бы он был в почке…
– Он и без таких сложностей часть тебя.
– И тебя?
– Бесспорно. Ведь все связано со всем.
– И я с тобой?
– Конечно.
– Приятно подумать, что ты и я – одно.
– Учу-учу не думать, а он все думает, – нахмурилась девушка. – Да еще и о всякой ерунде. Прекращай! Лучше приступай к тренировкам. Вон видишь впереди камень?
– Вижу.
– Сдвинь.
– В смысле – не прикасаясь?
– Ну конечно. Как еще?
Они остановились, и Влад попробовал. И до того сосредоточился, что аж пот на лбу выступил и позвоночник заныл в районе копчика. Но все равно ничего не вышло. Попытался еще раз – без толку. Не выходило. В третий раз пробовать не стал. Развел руками, дескать, извини, подруга, но такие чудеса мне не по силам, и признался:
– Не могу. Мир меня окружающий узреть в виде чистой энергии получается. Честное слово, получается. Это в принципе не так уж и сложно. Даже без пойла и дури. Но использовать эту энергию я не могу. Сам в ней растворяюсь без остатка. Так что – уволь. И извини, если разочаровал.
– Не сдавайся, пробуй еще, – подбодрила Тыяхша. – Ты способный. Ты очень способный. Ты просто не представляешь, какой ты способный.
– Не выдумывай.
– Правду говорю. Ты вот что… Постарайся собрать энергию Мира в точку, а потом материализуй себя так, чтобы эта точка была у тебя вот здесь. – Она ткнула себя в область солнечного сплетения. – И используй ее затем по своему усмотрению.
– То превратись в энергию, то снова материализуйся в точке сборки, – проворчал Влад. – Это прямо как у наших древних мудрецов: чтобы понять, что горы есть, нужно сначала понять, что их нет.
– Все верно, – согласилась с мудрецами Тыяхша. – Так что давай, Влад, упражняйся.
И весь остаток пути он только тем и занимался, что пытался сдвинуть попадавшиеся на глаза камни. Потом с камнями завязал, взялся за шары перекати-поля. Думал, раз легче, значит, проще будет. Где там! И с этими ничего не вышло. То ли Тыяхша плохо объяснила, то ли сам был никудышным учеником.
Пришли – как она и обещала – на последних минутах заката.
Дом стоял на поляне в роще странных деревьев, стволы которых выглядели беременными, а листва пахла жасмином. Темное двухэтажное здание с почерневшей покатой крышей казалось очень старым, но отнюдь не ветхим. Из-за широкой открытой веранды и вытянутой пристройки (как потом оказалось, конюшни) оно походило на затаившуюся хищную птицу, которая левое крыло поджала, а правое зачем-то расправила.
Бросилось в глаза и отсутствие забора. Хозяева не удосужились построить даже маломальской изгороди. Объяснение напрашивалось одно из двух: либо хозяева никого не боятся, либо уверены, что их все боятся.
«Хотя, быть может, и то, и другое вместе», – подумал Влад.
Поразило его и то, что входная дверь, наличники и ставни обиты широкими полосами из чистого раймондия. Полосы эти были приколочены как попало, неровно, явно наспех и не для украшения, а для каких-то сугубо утилитарных целей.
И тут Влада осенило.
Он понял, почему, когда находился у костра, Зверь не нападал. Дело, оказывается, не в огне, как сперва предположил, а в килограмме раймондия, который лежал в походном мешке. Вот от чего дьявол шарахался, как зверь от огня. От раймондия.
Решив удостовериться, спросил у Тыяхши:
– А эти штуки из фенгхе для чего? Зверя отпугивать?
– Угадал, – кивнула девушка. – Зверь фенгхе стороной обходит. Боится запаха. И чем больше фенгхе, тем Зверю хуже.
– Нужно крестиком из этого дела обзавестись, – прикинул на будущее солдат.
– Только учти, – предупредила Охотница, – выкрав душу у человека, Зверь запаха фенгхе уже не боится.
– И что тогда делать?
– Ты же видел.
«Чего я видел?» – растерянно подумал Влад, но в следующую секунду догадался:
– Стрелой его, гада?
– Да, тогда стрелой. И насквозь.
– Как все сложно тут у вас – Влад поскреб затылок. – Без бутылки фиг поймешь.
Тыяхша ничего на это не ответила, уже приветственно махала отцу. Мистер Дахамо, сбитый дядька с лицом круто пожившего, но не уставшего жить человека, вышел на крыльцо встречать дочь. Выглядел он щеголем – поверх открахмаленной белой рубахи накинул на себя неописуемых цветов камзол, а черные кожаные штаны заправил в остроносые сапоги, начищенные до такого состояния, что в них как в зеркале отражалась уже выскочившая на небосвод Рроя.
И это еще не все.
Дополнительного шика-блеска мистеру Дахамо придавали украшенный бисером пояс, золотая брошь на груди и увесистые перстни чуть ли не на каждом пальце.
Гость, глядя на хозяина, почувствовал себя замухрышкой. Каковым после нелегкого и продолжительного марш-броска, собственно, и являлся. Видок у солдата на самом деле был тот еще: физиономия небритая, нечесаные волосы превратились в паклю, комбинезон в пятнах пота и крови, ботинки грязные.
«И надо думать, воняет от меня километра за три, – добил себя Влад. Но потом мысленно преодолел смущение и махнул на все рукой: – А-а! Как есть, так есть. Переживут. И я переживу».
Когда Тыяхша представила своего спутника, папаша на пожелание горизонта качнул приветственно холеной седой бородой и тронул пальцами край шляпы.
И ничего не сказал.
Поначалу мистер Дахамо вообще не проявил к землянину никакого интереса. Ну пришел человек и пришел. Мало ли в прошлом было здесь пришлых. Как приходили, так и уходили. И этот тоже – как появился, так и исчезнет. Но потом все резко изменилось. Это когда он увидел на щеке гостя шрам. Приблизился, бесцеремонно потрогал рубец длинными холодными пальцами и, поцокав языком, задал вопрос на неизвестном языке.