Новинки и продолжение на сайте библиотеки
========== Глава первая ==========
Дверь подъезда с противным писком домофонного замка распахнулась, из черного зева привычно и ненавистно пахнуло кошками, затхлостью подвала и мусоропроводом. Сашка скривилась, прислушалась и в нерешительности замерла на первой ступени лестницы. Судя по звукам, мать опять притащила своих собутыльников, и веселье в полном разгаре. Домой идти не хотелось — аж страсть. Она бы и не пошла, но на улице зима, а в ее тощем пальтишке по морозу не попрыгаешь. Да и дым коромыслом все равно будет стоять дома до ночи, пока соседи не придут ругаться, так что не пересидишь. И батареи в подъезде тоже греют едва-едва, не особенно спасают от холода.
Сашка зябко перехватила папку с нотами и футляр со скрипкой, с тоской покосилась на двери квартиры напротив. Там еще осенью жила бабушка Марина, чудесная женщина, которая не раз выручала Сашку, позволяя пересидеть дебош пьяной матери, почитать какую-нибудь книгу. Книг у бабушки Марины было огромное количество — стеллажами были заставлены все стены двухкомнатной квартиры, и были там не только научные труды, классика и все такое. Были там и сказки, фэнтези, фантастика, все то, чего Сашка не начиталась в детстве. Она читала запоем, забывая о собственной неприглядной жизни и быте, представляя себя то могущественной колдуньей, то воительницей, то принцессой, то капитаном космического корабля, исследователем таинственных джунглей… С головой уходила в выдуманные миры.
Но бабушку Марину три недели назад увезли к себе внуки — у старушки случился инсульт, поэтому семья решила, что в одиночестве жить она больше не будет. Квартиру заперли. А все чудесные книги, которыми Сашка восхищалась, увезли аж на двух грузовиках. Бабушка Марина хотела оставить несколько Сашке, но тут сама девушка воспротивилась. Не хотелось видеть, как чудесные книги будут изорваны, залиты спиртным или, что еще хуже, будут обменяны на водку. Права голоса у Сашки не было, своих вещей, кроме скрипки, практически, тоже. На прощание старушка долго гладила ее по голове, потом протянула крохотный сверточек:
— Вот, Сашенька, на день рожденья хотела тебе подарить, но придется сейчас. Береги себя.
В свертке оказалась серебряная цепочка с кулончиком в виде скрипичного ключика. Сашка его не снимала с тех пор даже в ванной, боялась, что мать отберет. Подарок был не дорогой, но для нее — драгоценный. Казалось, грел даже немножко, она для себя придумала, что это ее магический талисман, ее волшебный амулет-хранитель. И сейчас только он и согревал ее, пока она топталась на пороге, с тоской думая, куда бы пойти. Почему закрыли интернет-клубы? Обычно она забиралась туда, скромно прижималась в уголке и сидела, ее не трогали, раз она не занимала комп, от нее не пахло спиртным, и одета она была бедно, но прилично. А сейчас идти совсем некуда, разве что подняться повыше на этаж, может, там будет немного теплее.
Сашка почти прокралась мимо двери в собственную квартиру, но ей не повезло: та открылась.
— Ку-у-уда, курва! Ты где шляешься, сука подзаборная, дрянь неблагодарная!
Сашка съежилась, стараясь стать как можно меньше и незаметнее.
— Я… в школе, мама… сольфеджио же…
— Иди сюда! — рявкнула мать, втаскивая ее за воротник пальто в квартиру, и отвесила оплеуху.
Пришлось привычно сдержать, сморгать слезы. Плакать нельзя — это Сашка усвоила давно и прочно.
— Вали на кухню, приготовь нам закуску. И пожри, там макароны вчерашние.
— Да, мама, сейчас, — тихо ответила Сашка.
На столе валялись дрянные сосиски, плавленые сырки, стояла банка огурцов. Сашка принялась резать и раскладывать, прекрасно зная, что утащить хотя бы полсосиски нельзя, излупят — это все «богатство» только для матери и ее собутыльников. А для нее — холодные слипшиеся макароны, которыми придется давиться всухомятку. Хорошо одно — сейчас напьются и улягутся спать, а ее оставят в покое. Макароны можно промыть и погреть, будет даже съедобно.
Радовало то, что у них двушка — можно закрыться в своей комнатке и не выходить, пока не утихнут. То есть, двушка была раньше, потом отец, пока был жив, переделал ее в трешку — снес стенку между кладовкой и спальней, поделил получившееся пространство на две крохотные комнатушки. В родительской стоял двуспальный диван и шифоньер, в Сашкиной — узкая тахта, стол и маленький самодельный комодик.
— Настюх, — говорил он, — у дочки должно быть свое пространство.
Мать, когда у нее был приступ ясного сознания, еще успела поставить дочери в комнату прочную дверь и врезать замок. Потом утонула в парах алкоголя. По-своему она Сашку любила, да. И девушка это понимала и прощала мать. Жалела ее: после смерти отца это все началось, Григорий Смирнов был для них солнцем, вот мать и пыталась забыть, что солнца-то больше нет.
Сашка отнесла им тарелку с закусью, быстро вернулась на кухню, взяв тарелку с макаронами. Поесть можно и у себя в комнате. Гости матери были ей физически неприятны. Нет, бомжами они не были, да и мать за собой пока еще пыталась следить, все говорила, что хоронить себя не намерена. Искала новое счастье. Да что-то не находилось никакого. Мужики менялись, Сашка считала, что это предательство, ненавидела их всех скопом. Но не могла ненавидеть мать. У той иногда были моменты, когда она становилась собой прежней — давала Сашке денег, покупала ей одежду, спрашивала про успехи в школе. Но все реже и реже. Сашка винила во всем гостей, которые притаскивали закуску и выпивку. Хорошо хоть, квартира принадлежала отцу, а после его смерти отошла Сашке, так что остаться без жилья в случае чего ей не грозило. Хотя иногда хотелось сбежать даже из собственного дома. Но куда?
«Вот бы отправиться в Нарнию», — Сашка ловила себя на такой глупой-глупой детской мысли, невесело посмеивалась сама над собой. В их шкафу прохода в волшебный мир не было, увы. Как не существовало в этом мире и Гэндальфа, который нацарапал бы на двери в их квартиру таинственный знак для гномов. Все, что в нем было волшебного — это музыка, как считала Сашка. Когда она брала в руки скрипку, мир менялся. Изредка, когда становилось совсем плохо, Сашка шла в подземный переход и играла там. Не ради денег, хотя иногда ей и бросали монетки в футляр, ради акустики. Эти самые монетки почти подчистую выгребали местные нищие.
— За место не платишь, — заявили Сашке. — Так что работаешь бесплатно. Хотя нет, на проезд все-таки зарабатывать будешь. Мы же люди и все понимаем.
Она только пожимала плечами. Иногда хотелось иметь много-много денег, чтобы изменить свою жизнь, закодировать от пьянства мать, поступить в консерваторию. Мечта о консерватории была огромна, как небо, и несбыточна. Чтобы поехать учиться в Москву, нужно было что-то большее, чем талант.
Сашка снова прислушалась к тому, как за дверью веселятся уже изрядно пьяные гости. Макароны поперек горла вставали, хотелось съесть чего-нибудь другого, хоть ту клеклую булку с колбасой из подземного перехода. Может, сбегать в магазин? Монетки есть, магазин круглосуточный, можно купить там хотя б питьевой йогурт, выпить на улице, бутылку выбросить. Мать и не узнает. Надо только пройти через зал, чтобы никто не заметил. Сделать вид, что идет в туалет, а самой быстро-быстро просочиться в коридор. Хорошо, что двери туалета туда и выходят, главное, не застукала бы мать.
Сашка схватила кошелек и быстро юркнула в коридор, оттуда к двери, схватив пальто. Замки открыть не успела — кто-то схватил за руку, навалился, прижимая к стене, тяжело дыша перегаром в лицо:
— А кто это тут тако-о-ой? Какая миленькая деточка. А куда это мы так спешим?
Сашка взвизгнула, пнула коленом меж ног пьянчуге. И… промахнулась. Попала по бедру. В ответ ее словно чугунной сковородой огрели, Сашка отлетела к обувнице, ударилась виском и замерла на полу. Сознание заволокло черно-багровой пеленой.
Возвращалось сознание медленно, как-то странно, словно она сладко выспалась, а сейчас так не хочется расставаться с мягкой постелью, хочется понежиться еще чуть-чуть, поваляться, все равно важных дел нет. Голова не болела, да и вообще ничего не болело, только сил руку поднять не было никаких. Сашка пошевелила пальцами, с облегчением понимая: целы. Это радовало. Руки она берегла, как всегда наказывала ее учительница музыки. Потом попробовала приоткрыть глаза, но свет был слишком ярким. В больнице она, что ли? Но вокруг не пахло больницей.
— Милорд, — пролепетали рядом. — Не угодно ли вам выпить средства для восстановления сил?
«Милорд? Какой еще…»
Сашка попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только тихий стон. Низкий какой-то.
— Позвольте, сейчас.
Губ коснулся край стакана, потом в рот полилось нечто, весьма приятное на вкус, сразу облегчившее страдания. Сашка открыла глаза, удивленно уставилась на роскошную спальню в черно-синих тонах. Такую она раньше видела только в сериалах про дворцовую жизнь. Все кругом не просто дорогое — роскошное: гобелены на стенах, занавеси на высоких окнах, шкаф, кресло возле кровати, прочая мебель.
— Где я?
И испуганно захлопнула рот — голос был не ее! Мужской голос, и руки — она подняла их к лицу — руки тоже были не ее! Узкие, изящные — но явно мужские. А вот мозоли на пальцах были знакомые, такие только от струн бывают и от смычка.
— Вы у себя дома, милорд, — услужливо подсказал стоявший около кровати парень.
Сашка уставилась на него, моргнула, только сейчас сообразив, что так ее удивило. Уши. Острые уши. Эльф? Только странный какой-то. Эльфов она представляла немного иначе, такими… эфемерными созданиями, золотоволосыми и зеленоглазыми, с белой, почти прозрачной кожей. Этот парнишка-эльф был крепким, загорелым, коротко стриженым и кареглазым шатеном. А еще он ее боялся. Глаза сразу опустил, а стоило Сашке шевельнуться, слегка напрягся. Но с места не двинулся. Странно… И он назвал ее милордом…
«Ой-ой, кажется я… кажется, я попала… Мамочки!»
Сашка схватилась за шею, пальцы нащупали тоненькую цепочку и кулон. Вот только это явно был не скрипичный ключик.
— Милорд, вам угодно подняться? Подать вашу плеть для наказаний?
Сашка прикусила язык. Нет уж, если ее раскусят, как попаданку, может быть все, что угодно. Так что никаких вопросов про плеть! Молчи — за умную сойдешь. За умного, если уж угораздило попасть, да еще и в мужское тело.
— А что, кто-то провинился? — строго и холодно, ну, насколько удалось, спросила… спросил он. А кто он-то? Ни имени, ни титула. Милордом слуга мог назвать и графа, и короля. Как бы так узнать?
— Надеюсь, что нет, — слуга вздрогнул, согнулся в поклоне. — Но если вам угодно наказать меня, я готов.
— Не угодно, — Сашка собралась с духом, рявкнула: — Пшел вон!
Рассматривать себя при слуге она не собиралась — эльф мог что-то заподозрить. Тот вздрогнул и выскочил за дверь. Сашка поднялась, осмотрелась, ища зеркало. Что-то похожее на него — скорее, полированный металл, чем стекло, — нашлось в простенке между окнами. И Сашке пришлось крепко зажать рот, чтобы не издать ни звука. Из отражения на нее смотрел надменный молодой блондинчик-эльф с изуродованным шрамами лицом. Если не считать их — красавчик. Не Шварценеггер, отнюдь, но и не хлюпик, вроде бы, не сильно высокий, плечи довольно широкие, грудь крепкая, на прессе, вон, даже кубики имеются. Ниже Сашка смотреть не решалась долго. Потом все-таки глянула, сглотнув. Ничего страшного или особенного… Член и член. На лобке татуировка, какая-то руна. Сашка осторожно потрогала, удивляясь тому, что чувствует. Это было забавно: у нее — член! Теперь можно будет узнать, как это — когда парни себя ласкают. Интересно же.
Дверь аккуратно приоткрыли, вошел, согнувшись в поклоне, давешний слуга.
— Милорд, завтрак подан. Мне помочь вам одеться?
— Помочь, — подумав, решила Сашка. Черт его знает, какая тут одежда, а слуга должен знать, что и как надевать.
Одежда оказалась простой — подштанники, штаны, рубаха и какие-то мягкие домашние тапки. И плеть-девятихвостка. Вот зачем ему плеть? Ой, что-то она о себе уже в мужском роде заговорила… Хотя, может, так и надо? Попаданцы — они же не возвращаются, так что придется привыкать, что она уже он. Хорошо хоть имя у нее универсальное… да, имя! Если он тут хозяин, должен быть кабинет, а в кабинете — бумаги. Наверняка там где-нибудь будет личная корреспонденция!
В животе буркнуло, слуга залился бледностью, хотя то, что хозяин не спешит на завтрак, его виной как раз не было.
— Проводи.
Ой, как же непривычно приказывать… Еле сдержал «пожалуйста»! Слуга поспешил впереди, предупредительно открывая все двери на пути. Попавшаяся навстречу девушка в черном глухом платье торопливо прижалась к стене и присела. Понимание того, что здесь все его боятся, Сашке удовольствия не доставило. Почему боятся? Он, тот, кто раньше был в этом теле, был жестоким? Это что же, придется лупить кого-то этой плетью, чтоб не разрушить легенду? Ой-ой, кошмар… Сашке было страшно. Одно хорошо — лицо у этого «милорда» из-за шрамов невыразительное.
— Прошу вас, милорд, — слуга отодвинул для него стул.
На столе в серебряной посуде чего только не было из еды: закуски, салаты, какие-то сладости. Голодный спазм был словно оттуда, из родного мира. Сашка окинула взглядом столовые приборы, с трудом сдержала облегченный выдох: ложка, вилка — трехзубая, одна, нож, больше похожий на кинжал. Фух, никаких десятков разнообразных вилочек, слава Богу!
— Что вам подать, милорд?
За стулом, согнувшись в поклоне, застыл тот самый парень-эльф. У входа — две девушки, одна эльфиечка, та самая, что они встретили в коридоре, вторая явно человек, уши у нее были обычные. Под их взглядами Сашке кусок в горло не полез бы, потому — брезгливую мину на лицо и голос похолоднее:
— Все вон, сам разберусь, что съесть.
Слуги сразу же удалились. Остался лишь тот, первый.
— Я что, непонятно выразился?
Ух, ты! Вот как он шипеть умеет! Забавно.
— Вон отсюда!
— Я исполняю ваш приказ, милорд, ни на шаг не отхожу.
— Ну так я приказываю отойти. Мне. Нужно. Побыть. Одному! — а это уже не шипение, а рык какой-то. Только бы не довести до наказания! У нее… у него же рука не поднимется…
Слуга убрался за дверь, все так же не поднимая головы. Сашка придвинула к себе блюдо с каким-то запеченным мясом, откромсала от него кусок себе на тарелку, потом пришел черед салата. Уплетала она еду с удовольствием. Он уплетал, он. Пора было совсем привыкать называть себя в мужском роде.
После завтрака снова вернулся слуга.
— Милорд… Что вам угодно?
— Пройдусь по дому. Не зли меня, не попадайся на глаза. Будешь нужен — вызову сам.
— Да, милорд, — слуга ушел в угол столовой, уселся там на низком табурете.
Сашка вышел, осмотрелся и направился по широкому коридору вглубь дома.
«Книги, мне нужны книги! Я даже не знаю, как здесь что называется! Вот то, что я ел — что это? Мясо — чье? Боже, надеюсь, здесь развито книгопечатное ремесло… Если нет — я крупно влип».
Сашка оглядывал ряды дверей и мечтал о карте. Двери были одинаковые. Черти б их взяли! В конце концов, он решил, что ничего страшного не случится, если заглядывать во все. Милорд он или не милорд? За первой же попалась репетиционная. По крайней мере, Сашка так ее определил. И там, на подставке, сверкала почти кроваво-красным лаком ОНА — прекрасная, как леди, с волнующими изгибами корпуса и грифа! Он благоговейно протянул руки и коснулся скрипки. Это было чудо — инструмент практически не отличался от привычного Сашке. Он забыл обо всем, подтягивая струны, подстраивая, пробуя звучание. И, наконец, взмахнул смычком. Закрыл глаза, погружаясь в музыку. Это было не просто восхитительно, это было волшебно. Он даже не обращал внимания на течение времени. И не замечал, как притих дом. Не просто притих — все вокруг были в ужасе, слуги старались слиться со стенами, стать незаметнее теней.
Наконец, Сашка закончил игру.
— Как же ты прекрасна, — он погладил скрипку.
Он ослабил струны, протер инструмент, уложил его на подставку и прикрыл легким шелковым покрывалом от пыли, найденным здесь же.
— Я еще вернусь, — пообещал он, выходя и направляясь к очередной двери.
За ней оказалась просторная комната непонятного назначения. «Гостиная», — решил Сашка. В ней стояли удобные низкие диваны, а над широким зевом камина, забранного изящной решеткой, висел портрет. С портрета на Сашку надменно взирал эльф, похожий на то отражение, что он видел в зеркале. Только явно постарше.