Раннин принялся обтирать ноги спящего. Все-таки он красив, хоть Эльтарн, хоть Александр. Наверное, даже соблазнителен, сейчас, когда нет угрозы плети, снова захотелось прикоснуться, провести ладонью. Тонкие щиколотки, узкие стопы, рельефные и твердые мускулы икр, ровные, округлые коленные чашечки. Можно было ласкать каждый клочок светлой кожи и воспевать его, находя триста синонимов и тысячу эпитетов. Если не обращать внимания на болезненно сжатые губы и сведенные брови, а еще на то, что под пальцами буквально на глазах вспухают рубцы на месте нитяно-тонких следов, начинают сочиться мутной сукровицей.
Пришлось бежать за ведром молока, отправить Гарлот к молочнику на ферму единорогов купить еще молока и предупредить, что нужен весь вечерний надой.
— Сейчас-сейчас, — Раннин зачерпнул молоко из ковша, полил на грудь эльфу.
Молоко немного помогло, раны посветлели, хотя б перестали кровоточить. Александр мучился молча, изредка прорывался тихий, едва слышный стон. Травы успели подействовать, он не просыпался. Но Раннину не хотелось бы знать, что ему снится. Прибежала Гарлот, которая осмелилась взять без спросу верхового единорога, чтобы скорее добраться до фермы, сообщила, что молоко привезут через полчаса, не могут ли она и Элиза еще чем-то помочь.
— Надо наполнить ванну, — распорядился Раннин.
Девушки забегали, переливая имеющееся молоко, потом подлетела повозка с фермы — молочник решил, что раз уж девушка примчалась так срочно, то нужно доставить все побыстрее. Раннину оставалось надеяться, что это поможет. Он перенес Александра в ванну, уложил, придерживая.
— Почему, Раннин? Что случилось с господином? — шепотом спрашивала Гарлот. Элиза только кивала, боясь открыть рот.
Молоко в ванной приобрело нежно-розовый оттенок, как тот напиток, что с такой радостью утром пил Александр. Только красил его не ягодный сок.
— Больно… — тихо разомкнулись сухие губы. — Ран… больно.
— Потерпи, раны должны раскрыться, чтобы молоко в них затекло, — Раннин гладил его по волосам. — Лекари шарлатаны, магия, которой они сшили милорда, лопнула. Нужны силы природы, чтобы исцелить его.
Гарлот просияла, закивала и куда-то убежала, схватив за руку Элизу. Вскоре они вернулись, волоча корзину, полную земляники.
— Это ведь поможет?
Раннин кивнул. Сейчас Александру пригодится все. Ягоды были высыпаны в ванну. Последними раскрылись и закровоточили рубцы на лице, а эльф уже открыто застонал от режущей боли, впившейся в нервы. Девушки испуганно пискнули и ретировались из ванной, оставляя наедине с господином только полукровку.
— Александр, потерпи, осталось немного. Я умою тебя молоком, станет легче. Зато тебя больше никогда не будут беспокоить эти порезы, их попросту не станет. Понимаешь? — Раннин зачерпнул молоко, полил на лоб эльфу, потом принялся умывать того. — Можешь сам? Надо, чтобы молоко попало в раны. Можешь окунуться с головой?
Эльф распахнул глаза, как Раннин и думал, ставшие янтарными, хотя от радужки сейчас был только тоненький ободок вокруг расширенного зрачка.
— Мф…
Губы перекосило — порезы на них были глубокими, практически сквозными. Осколки стекла тогда чудом не оставили эльфа слепым, изрезав его так, что вытаскивали стекла несколько часов. Пострадала только передняя часть тела, кусок крыши обвалился аккурат перед играющим скрипачом на край сцены.
Окунуться Сашка все-таки сумел, задержав дыхание. Потом Раннин его вытащил.
— Становится легче?
Ответить ему Сашка сумел полчаса спустя, когда порезы потихоньку закрылись, не рискуя превратить лицо в неправильно собранный паззл:
— Легче. Спасибо.
— Сейчас налью еще молока, девушки принесли полведра, собрав со всех кувшинов. Хотя лучше выпей, лечение снаружи и изнутри.
Эльф послушно выглотал три стакана и снова прикрыл глаза. Он так и уснул, не заметив, как его вынули из ванны, отнесли на массажный стол и долго втирали в кожу какой-то крем, потом еще один, потом укутали в полотно и перенесли на кровать, на чистые простыни.
— Вот так, — пробормотал Раннин, рассматривая его. — Выглядишь красавцем, как раньше.
Если присмотреться, следы все равно было видно. Но то сейчас. Через год-два их не останется вовсе. Теперь можно было, не боясь сделать больно, касаться, сколько угодно. Раннин сам разделся, улегся рядом, обнимая кокон. Можно поспать. Или просто полежать, обнимая Александра, вдохнуть исходящий от него запах молока и земляники. Так тепло и уютно впервые за две сотни лет, можно просто лежать и наслаждаться тем, что вот он, любимый эльф, спит себе под боком, а когда проснется… Неважно, но за плеть точно не схватится. Можно было уронить голову на его грудь, представляя, что ему снова тридцать, и он рядом с совсем юным эльфиком, который так очаровательно смущается, выходя впервые на сцену.
Раннин улыбнулся, потом осторожно поцеловал Александра, стараясь не разбудить. На губах остался привкус молока и ягод, а еще крови. И это был просто незабываемый вкус. Раннин знал — отныне он будет ассоциироваться именно с Александром, не с Эльтарном. Будить его было бы жестоко, сейчас эльфу надо отсыпаться. Но Раннин не отказал себе в удовольствии еще раз его поцеловать, потом попробовать развернуть кокон из одеяла. Хотелось забраться под это самое одеяло и окуклиться там вместе как две бабочки. Ему даже удалось, и тонкая, но удивительно теплая шерстяная ткань укутала уже их обоих. Потом Александр, почувствовав тепло чужого тела, развернулся, уткнулся ему в грудь носом, обнимая и пряча ладони под мышками. Раннина это действие почему-то умилило. Он поцеловал все еще влажные волосы, пахнущие все той же земляникой. Нет, нельзя было сравнивать две души, пусть даже они и занимали одно тело. И хвала богам, что не одновременно, а именно в таком порядке, как это случилось. Полуэльф решил тоже подремать. Девушки приготовят завтрак или что там сейчас на очереди, ужин? В общем, приготовят.
А проснулся поздним утром и от того, что тонкие пальцы ласково перебирали его волосы.
— Выспался, Ран? — в голосе Александра было немного насмешки и гораздо больше теплой ласки. — Вставай, ты мне все отлежал.
— М-м-м? Я все проспал… — Раннин уселся, моргая. — Сейчас приготовлю молоко для умывания, принесу одежду и сделаю завтрак.
— Не суетись, ладно? Все в порядке, я сам только что проснулся.
Сашка улыбнулся, потер отлежанное плечо. Раннин поднялся с кровати, не обращая внимания на свою полную наготу, потянулся всем телом. Надо же было так разоспаться. Взгляд эльфа он почувствовал кожей, оглянулся, поймал его — смущенный, любопытный. Не жадный, без похоти, но с толикой желания. Пришлось вернуться на кровать, разлечься там рядом с Александром.
— А еще меня можно потрогать. Везде. И вообще, иди сюда, я же вроде твой постоянный любовник, мы сейчас в спальне, а утро — отличное время для того чтобы лениво ласкаться.
— Я же не умею, понимаешь? Тебе снова не понравится, — на чистых скулах эльфеныша расцвели пятна румянца, а вынырнувший из губ и обежавший их, увлажняя, розовый кончик языка заставил всколыхнуться внутри и растечься по венам колкий жар.
— Целоваться ты умеешь, я тебя научу всему остальному.
Раннин притянул его к себе, принимаясь целовать, вспоминая, каково это — желать этого эльфа. Вспоминалось весело, с огоньком, как говорится. Который вскоре перерос в настоящий пожар, грозя лишить самообладания, если он немедленно не сделает хоть что-нибудь. Под ним стонал и выгибался Александр, беспомощно распластавшись по простыням и цепляясь за скользкий шелк пальцами.
«Сменю к всеблагой матери все простыни, это ж невозможно», — решил Раннин. Лишить эльфа невинности он сейчас не мог по причине отсутствия хоть какого-нибудь масла в пределах досягаемости, да и Александра надо хотя бы морально к такому подготовить. По той же причине не получилось бы ему отдаться. Пришлось действовать старым и проверенным способом — удовлетворять любовника ртом. Хотя в этот раз все было не так, как в парке, себя тоже пришлось вниманием не обделить. Сладкая горечь брызнула в рот как раз в тот момент, когда он сам вздрогнул, заливая простыни и бедра любовника семенем. Пришлось потратить еще некоторое время, чтобы отдышаться, уткнувшись лбом в бедро эльфа. Так что Александр не выдержал первым, жалобно прошептал, трогая его волосы, но боясь действовать смелее:
— Ра-а-ан? Тебе опять не понравилось? Неприятно? Больно? Что?
— Мне хорошо, я лежу и наслаждаюсь, — Раннин поднял голову и медленно облизнулся.
— Ну, предположим, ты не лежишь, а сидишь, — Александр поймал его за руку, потянул на себя.
— Если ты решил придираться к словам, то я стою. На коленях. Или сижу… ладно, лежу, вопросы снимаются. Но простыни я все-таки сменю, — Раннин улегся, опершись руками на постель и перенося на них вес, чтобы не слишком вдавливать собой любовника в постель. — А тебе понравилось?
— А по мне не видно было? — эльф пытался ехидничать, но так, чтобы и не обидеть, эти попытки не злили, а смешили. Как маленький щенок, который пытается казаться взрослым и мусолит руку еще беззубыми десенками, думая, что кусает.
— А сейчас я тебя все-таки осмотрю. Вчера мы извели все молоко и землянику, все рубцы вскрылись, молоко проникло в них и запечатало. Но лучше проверить, — Раннин с неохотой скатился на постель, потом принялся осматривать Александра.
Шрамы потихоньку рассасывались, терялись на фоне здоровой кожи, которая словно впитала в себя белизну молока, слегка оттененную ягодным соком.
— Что ж, еще пара ванн, будешь здоровее всех, обретешь очень долгую жизнь. Шрамов не станет, будешь, как и прежде, первым красавцем двух королевств.
— А долгую — это сколько? — садясь на постели и смущенно прикрываясь простыней, спросил Александр. — У нас люди дольше ста с маленьким хвостиком не живут. Да и те — редкие личности, в сто уже глубокие старики.
— Говорят, что эльфы живут вечно, но после десяти тысяч лет мир для них начинает терять свои краски. Тогда они уходят, становясь духами леса. Так что не знаю, Александр.
— А сколько живут полукровки и люди?
— Люди где-то около трехсот лет, а полукровки — зависит от того, кто они, от семисот до семи тысяч.
Сашка кивнул: значит, в ближайшие столетия дергаться не придется. А еще ждать научно-технического прогресса. Эльфы, при таком неспешном темпе жизни, никогда не разовьют цивилизацию до космического уровня. Разве что только от большой скуки.
— Нравится, что проживешь столько? Увидишь, как меняется мир, как пересыхают реки, а пустыня уступает место городам, — усмехнулся Раннин.
— Вся человеческая цивилизация поместилась бы в жизнь одного эльфа, — Сашка подергал себя за волосы, пытаясь подобрать слова. — Это… странно осознавать, понимаешь? И очень грустно. Мы были бы для вас… Люди моей Земли для эльфов были бы как бабочки-однодневки, как песок, текущий сквозь пальцы. Набираешь в ладонь, а вскоре остаются считанные песчинки.
— Но ведь в этом и прелесть? Короткая жизнь заставляет людей рваться вперед, брать от жизни все. Они же и сейчас стремятся прожить жизнь как можно полнее, открыть, развить, создать. Эльфам это попросту ни к чему, их города стояли задолго до людей, их города простоят, когда людей не будет. Когда этот мир начнет умирать, города эльфов станут свидетелями тому.
— А когда он рождался, города эльфов парили рядом? — хмыкнул Сашка. — Космическая экспансия, все такое…
— Именно. Но не совсем парили, а пришли из другого мира, который умер точно так же. Планета была совсем молода, вулканы погубили все, что еще оставалось. Некогда могучая раса была уничтожена, горстка уцелевших стала возрождать все из руин. Так говорят старики, которым их прадеды пересказывали содержание утраченных книг. Это сказка — про серебристые города, летящие среди звезд, про странные и красивые летающие экипажи. Мне рассказывал это все отец, его род помнит все это намного лучше, чем эльфы.
— Ого, да я не ошибся? Эльфы в самом деле космические путешественники, как это описывалось в «Эльф Квесте»! А, не обращай внимания, — раскрасневшийся от волнения Сашка только махнул рукой на вопросительный взгляд полуэльфа. — Я очень много читал раньше, дома. У соседки была огромная библиотека фантастики и фэнтези, мне разрешали в ней копаться. Если б не это, я бы, наверное, просто свихнулся в первые же часы своего «попаданства».
— Это не более чем легенды теперь, не осталось ровным счетом ничего из тех времен, даже рисунков на камнях, даже загадочных руин или таинственных кругов на полянах. Даже никаких странных камней с неба не нападало.
— Каждая легенда имеет рациональное зерно. Ран, а здесь есть библиотека?
— Довольно скудная, Эльтарн не любил читать. Единственное, что он собирал — ноты.
— Ноты, это хорошо. А вот то, что книг мало — плохо. Мне нужны… э-э-э… своды законов? У нас это именуют Конституцией и Уголовным и Гражданским кодексами. Я понятия не имею, как могут называть здесь.
— Александр…
— Саша. Это краткое имя.
— Са-ша, — попробовал имя на вкус Раннин, — тебе нужно перестать говорить «у нас» и «здесь». Теперь «здесь» — твой мир, а прошлый — «там», и он уже не вернется.
Сашка ссутулился и несчастно кивнул.
— Я понимаю. Привыкнуть за один день сложно.
— Я достану тебе перечень законов двух королевств. И ты привыкнешь. Просто однажды проснешься, поймешь, что все, что было раньше — это сон, который забывается, и пойдешь кормить единорогов, — Раннин погладил его по волосам.
— Не все, что было там, хочется забывать. Его мало, но оттого более драгоценны эти моменты. Я обычно записываю их нотами. Хочешь, я тебе сыграю?
— Хочу, — согласился полуэльф. — А пока пойдем и съедим то, что приготовили дрожащими руками Гарлот и Элиза?
Сашка сжал кулаки и упрямо боднул воздух лбом:
— А все-таки сволочь был этот твой Эльтарн. Так запугать всех — это же надо? А мне теперь им хоть не улыбайся!
— Но они вчера очень быстро бегали, когда тебе понадобилась помощь. Так что не все так плохо, они привыкнут к мысли, что ты изменился.
— И под каким соусом им это подать? — Сашка сполз с постели и отправился в ванную, стараясь не замечать наготы, и не заметив брошенного на него жадного взгляда, которым Раннин буквально облизал его тело с головы до ног.
— Просто улыбайся и хвали их за старания, — Раннин последовал за ним, не удержался, изловил и прижал к себе.
Сашка пискнул, но выдираться из рук не стал. Чай, не институтка какая-нибудь. Да и не после того, что между ними было, шарахаться от любовника. Может, кому-то пара минетов и показалась бы мелочью, не заслуживающей внимания, но для Сашки это было очень много и очень важно. И вгоняло его в растерянность, не давая понять, какую линию поведения лучше принять. Раннин подержал его в объятиях еще пару минут, затем с неохотой выпустил.
— Наберу тебе ванну молока, как раз утренний надой должны были доставить.
Сашка хотел, было, сказать, что ему жаль тратить столько молока на какую-то косметическую процедуру, потом вспомнил, что только единорожье молоко вчера его и спасло, и промолчал, только кивнул. Жить хотелось в нормальном, а не разобранном, как паззл, виде. И, желательно, без боли. Боль он помнил и больше не хотел сталкиваться.
Раннин быстро натаскал ведрами молоко, наполнил ванну.
— Ложись и лежи. Земляники нет, могу добавить лепестков роз.
— Тебе виднее, — успевший почистить зубы вполне привычного вида щеткой, только с натуральной щетиной и зубным порошком вместо пасты, и провернуть остальные очень нужные утренние процедуры, Сашка был почти спокоен и всем доволен. Разве что теперь хотелось есть.
— На завтрак девушки сделали тебе огуречный салат, украсили его нарезанным редисом и красиво посыпали какой-то зеленью.
— А кусочка колбасы они не припасли? Или сосиску? Ну, хоть яичко вареное? Не знаю, как там Эльтарн, а я бы позавтракал чем-то посущественнее одного салатика.
— Гарлот!
Служанка прибежала мигом, выслушала пожелание насчет пары сваренных вкрутую яиц и пары колец колбасы.
— Пегасов, свинины или говядины, милорд? — уточнила она.
Раннин заметил расширившиеся на первом слове глаза подопечного и милостиво решил не травмировать еще больше:
— Говяжьей колбасы, Гарлот.
— Да, милорд, — она поспешно удалилась.
— Скоро дойдем до того, что на завтрак будем грабить кухню и есть все, что там найдем, — хохотнул Раннин.