========== 1. Торин ==========
— У-БЕЙ, У-БЕЙ, У-БЕЙ! — скандируют многочисленные голоса, от которых, кажется, содрогается земля под ногами.
В круге, образованном толпой, кружатся двое. Оба — сильные, закаленные воины, но один невысок и приземист, широк в плечах и темен, как ночь, а другой — высокий и более худой, очень жилистый, испещренный шрамами.
В руках воинов — короткие мечи, одинаковой длины, чтобы уравнять шансы. Оба совершенно наги, если не считать коротких повязок вокруг чресел, совершенно не стесняющих движений.
Воин со светлыми волосами крутится вокруг противника, припадая к земле, будто кобру метит схватить голой рукой. Вокруг места схватки — только голые скалы, так что проигравшего, скорее всего, сбросят вниз с обрыва, чтобы долго не возиться с погребением. Недостоин праведного костра тот, кто запятнает свою честь поражением.
На телах обоих противников уже есть несколько кровоточащих порезов, но не похоже, чтобы хоть одного из них это волновало. Глухо ворчит толпа, изредка срываясь на грозное, раскатистое «У-БЕЙ». Позади, за спинами мужчин, визжат и прыгают дети, хлопают в ладоши женщины. Они — всегда позади. Не потому, что их ценят меньше воинов, наоборот, именно потому, что ценность женщины для народа кхазад — свята. Никогда дарительницу жизни не пропустят близко к месту схватки, если есть рядом хоть один мужчина, способный оборонить ее.
Толпа волнуется. Их герой уже долго сражается со своим противником — но пока ничей верх еще не взят.
— Прикончи его! — не выдержав, орет один из гномов, сжимая пудовые кулаки. — Чего ты медлишь, убей его!
Темноволосый, к которому обращен этот крик, никак не реагирует. Он спокоен, он смотрит только на врага, он улыбается. Его радует битва, опасность горячит кровь.
Здесь нет ничего, кроме голых скал, далекого шума водопада там, внизу, у подножия высоких гор, и рева толпы, которая не боится уже даже обвала — настолько всех увлек этот бой.
Светловолосый, очевидно, решив, что достаточно ждал, бросается вперед. Рука его устремляется к боку противника в молниеносном выпаде, отразить который, должно быть, могут немногие. В своем племени этот человек был лучшим, бесспорно. Вот только его соперник — еще лучше.
Гном отклоняется, пропуская руку противника под мышкой, зажимает пойманное запястье предплечьем, на миг обездвиживая врага, — и тут же бьет, коротко и метко, вонзая короткий клинок точно в бок светловолосого. Тот застывает, с ненавистью глядя на победителя, в чьих глазах даже торжества нет — будто муху прихлопнул, а не человека убил.
Потом светловолосый падает — быстро, разом, как тюк с бельем. То, что некогда было красивым, сильным мужчиной, теперь превратилось в груду никому не нужной плоти, еще содрогающейся в тщетных попытках вернуть ускользнувшую жизнь.
Темноволосый наклоняется, выдергивает плотно засевший в теле побежденного меч и запускает руку в раскрытую рану. Толпа жадно следит за всеми его движениями, слышно общее прерывистое дыхание. Еще рано кричать славу победителю.
А тот обеими руками, сильными, как клещи, раздвигает ребра еще живого врага, рвет плоть, доставая трепыхающееся сердце. И поднимает ком, истекающий кровью, над головой, скаля ровные зубы.
Только теперь толпа взрывается воплем — единым, слитным «Ай-я-а!» Мужчины вскидывают руки навстречу победителю, радостно потрясая мечами, женщины довольно смеются, дети прыгают, пытаясь увидеть героя, что вновь подтвердил свою славу.
Из толпы выбегает женщина, высокая для гномки, такая же коренастая, как все они, красивая дикой, звериной красотой. Она такая же темноволосая и синеглазая, как и победитель. Она обнимает воина, целуя в щеку.
— Я горжусь тобой, брат, — произносит она тихо: все равно в ликовании толпы брат услышит, не зря у него такой звериный слух.
Узбад обнимает ее одной рукой — той, что не слишком замарана в крови, — и протягивает замершее сердце побежденного человека.
— Вот, возьми, Дис. Вечером приготовь его для нас на закуску. Я разделю с вами силу этого доблестного воина.
— Как прикажет узбад, — женщина улыбается, принимая на ладони истекающее кровью сердце. В походе брата положено называть узбадом, вожаком, предводителем войска. Однако, когда они вернутся в Эребор, он снова станет Таном, Королем-под-Горой, величайшим гномом среди тех, что живут сейчас в Средиземье.
Из толпы выбегают два юноши, весело улыбающиеся, очень гордые своим дядей. Это — сыновья Дис, юные Фили и Кили.
— Я знал, что ты его победишь, дядя Торин, — говорит Кили радостно. И порывается сердито пнуть поверженного врага, но узбад останавливает его. Да не просто так, а ухватив за прядь длинных темных волос и притянув к себе, так что молодой гном морщится от боли.
— Не смей, — тихо, ровно говорит Торин. — Он был врагом, но прекрасным и сильным воином. Он защищал свой народ. Еще раз такое увижу — выдеру вожжами так, что неделю будешь в повозке ехать.
В повозках перевозили только детей и тяжело раненых, сесть в нее здоровому воину значило покрыть себя позором. Кили виновато кивнул.
— Прости, — повинился он. — Я еще многому должен научиться у тебя, дядя.
Старший брат улыбается, хлопает младшего по плечу. Им обоим часто попадает от Торина, но всегда — за дело. Строг узбад, но справедлив. Лишней жестокости не приемлет, в отличие от древних своих предков.
— Представление окончено, — усмехается Торин, глядя на то, как постепенно расходятся его подданные. — Этого, — кивок в сторону трупа, — похороните. Завалите тело камнями, чтобы падальщики не добрались. Он заслуживает последних почестей.
Небольшой город в горах, который защищал светловолосый воин, теперь без сопротивления сдается гномам. Они въезжают туда на своих низкорослых, крепких лошадках, въезжают по праву победителей, под аккомпанемент собственного боевого клича и громогласных победных криков.
Побежденные молчат. По всему Средиземью идет слава о гномах как о горделивом, без меры суровом народе. Там, где появляется окованный в сталь и железо хирд, может не остаться ничего живого — в том случае, если пытаться противостоять ему. Если же сдаться сразу, то гномы заберут только часть жителей в качестве рабов. Многим рабам приходится несладко, угоди они в шахты. Выдержать вечную духоту и темноту могут немногие. Однако такая участь ждет не всех, а только тех, кто провинился или пытался противиться великим воинам. Остальные же прислуживают подгорным воителям, до конца жизни обреченные носить рабские ошейники и верно исполнять волю хозяев.
И нет в Эндорэ слов страшнее, чем «Гномы идут!» И не дай Эру какому-нибудь ребенку пошутить про то, что он видел гномов неподалеку от селения, — смертным боем порют его тогда, без жалости и пощады, пока не запомнит, что так говорить нельзя.
Богаты гномы, несть числа их золотой казне, может она литься рекой. Только у одного рядового гнома при себе найдется не меньше сотни золотых — так сказать, на мелкие расходы. А учитывая, что на один золотой можно сутки большую деревню в таверне кормить, нет ничего удивительного в том, что никто в Средиземье не сравнится с воинами кхазад по богатству — и по жажде большего. Алчны гномы, до всего алчны. Они будто пьют эту жизнь. И пусть нет у них бессмертия, как у эльфов, но есть яростный огонь в жилах, что заставляет их брать от своего существования все без остатка.
Торин, прозванный Дубощитом, прожил под солнцем и звездами без малого две сотни лет и знал цену каждому мгновению дыхания и жизни.
Вечером, когда его войско вольготно расположилось в захваченном горном городке у подножия Туманных гор, к нему привели первого раба. Юноша из людей, лет шестнадцати, который еще не знал, что его ждет, но заранее боялся.
Торин кивком велел ему сесть рядом с собой. Он занял дом местного бургомистра и приказал выбросить из комнат все стулья и кровати. Народ кхазад предпочитает спать на шкурах диких зверей, а то и просто на полу, не разнеживая тело.
Юноша присел рядом, неловко скрестив ноги. Он пытался что-то спрашивать, но Торин не отвечал ему. Почти никто из гномов, за исключением некоторых сведущих в торговом деле, не утруждал себя изучением других языков. Это было ни к чему. Всеобщий знали разведчики и советники — большего не требовалось. И юношу, сына безродной нищенки, привели сюда не для разговоров.
Он изумленно охнул, когда узбад приподнялся со своего ложа из многочисленных толстых шкур и достал кинжал. Минута — и срезанная одежда паренька падает на пол.
Торин улыбнулся. Мальчик был миловидный, светленький — такие ему всегда нравились. И он выглядел достаточно крепким, чтобы выдержать неистовую страсть узбада на протяжении всей ночи.
— Ты… ты не лишишь меня мужской чести! — юноша весь съежился, подобравшись. Гном посмотрел на него в упор и медленно раздвинул губы в усмешке.
— Нет, — тяжело обронил он на Всеобщем. Неприятное слово, которое как-то само запомнилось: уж больно часто его кричали умерщвляемые жертвы.
========== 2. Двалин ==========
Кусты зашуршали, редкие листья трепетали на ветру, как будто силились оторваться от ветвей и убежать, пока еще не поздно. Из зарослей колючего терновника вырвался олень — совсем еще молодой, стройный, с едва проросшими рогами. Он метнулся из стороны в сторону, потом вскочил на скалы и помчался вверх, с трудом одолевая крутой склон.
У оленя не было выбора. Если он хотел жить, предстояло скакать как можно быстрее — и не сорваться с обрыва, что становился все круче по мере повышения скал.
Наверное, не прошло и минуты, а вслед за добычей из-за кустов взметнулась черная тень. Здоровенный горный кот, такой большой, что его не выдержало бы ни одно дерево, за исключением, быть может, столетних дубов. Он бежал за оленем не спеша, размеренно, уверенный в своем превосходстве. Ему удалось загнать шуструю добычу на скалы: тут кот был в своей стихии. Тут ему никто не помешает слопать ее…
Боевой клич раздался как раз тогда, когда кот пробегал под нависшим над узенькой тропинкой большим валуном. От неожиданности хищник рявкнул, но тут же подобрался, оскаливая клыки длиной с ладонь взрослого человека. Он не намерен был делить причитающееся ему мясо больше ни с кем!
Впрочем, тот, кто мгновение спустя спрыгнул ему на спину с огромного валуна, не хотел убивать оленя. Ему требовалась добыча покрупнее.
Широкоплечий гном с выбритой и покрытой татуировками головой набросился на горного кота, вооруженный одним только ножом с широким лезвием. На первый взгляд у безумца не было шансов: кот мог убить противника втрое крупнее и сильнее.
Гном уцепился за толстую шкуру горного зверя. Олень, не веря своему счастью, поспешно спускался со скал в нескольких футах от места схватки — впрочем, коту было уже не до него. Навязчивый карлик, которого он сперва посчитал простой помехой в своей ежедневной охоте, был настроен серьезно. Он сжимал рукоять ножа в зубах — а тяжеленные кулаки работали, как кузнечные молоты, с каждым ударом вышибая дух из рычащего хищника.
Сегодня горный кот столкнулся со зверем куда более опасным, чем он сам. И, к сожалению, он слишком поздно понял это.
Гном перекатился, увернувшись от удара когтей разъяренного и обезумевшего от боли кота, и снова прыгнул ему на спину, оттолкнувшись ногами от широкого и плоского камня. Жилистые руки прошли под лапами зверя и сомкнулись на его шее. Кот завизжал: он уже чувствовал поражение. Гном надавил, широкое лицо его покраснело от натуги.
Хрустнуло — и красавец-кот рухнул на землю бьющейся, сходящей с ума от боли грудой мяса. От сильного хищника осталось не так уж много.
Гном поднялся, сплюнул, выпуская нож из зубов и перехватывая его одной рукой за рукоять.
— Не мучайся, котик, — проворчал он, вонзая острое лезвие в бок зверя, точно под сердцем. Кот стих, окончательно испустив дух.
Победивший гном поднялся, с неудовольствием оглядев порванные об острые камни штаны.
— Проклятье, Дис меня убьет, — вздохнул он и с натугой приподнял поверженного исполинского зверя за лапу, протащив в сторону от тропы. Не годилось разделывать тушу прямо на дороге, тут могли пройти и другие гномы — мало ли кому еще захочется поохотиться?
Он как раз начал очень аккуратно отделять мясо от шкуры, когда позади послышались шаги. Гном обернулся, широко улыбнувшись подошедшему — молодому юноше со светлыми волосами и короткими усами, переплетенными в тонкие косицы.
— Ого, Двалин, ты целого кота завалил, — уважительно присвистнул тот, косясь на большую тушу.
— И не надейся, Фили, — оборвал тот, перехватив его взгляд. — Шкура — для моего брата, пусть греется по ночам. А ты себе сам добудь, если так хочется.
Молодой гном засмеялся, усаживаясь рядом и внимательно следя за тем, как окровавленные руки сородича отделяют шкуру. Двалин всегда очень ловко работал ножом, одно удовольствие глядеть.
— Сегодня пировать будем, — это был не вопрос, а утверждение. И впрямь — что еще делать, когда завалил такую богатую добычу? — Дядя Двалин, скажи, а отчего ты не принимаешь знаков отличия, когда убьешь такого вот зверя? Или это для тебя не победа?
— Победа, конечно, — воин некоторое время помолчал: то ли надеялся, что мальчишка отвяжется, то ли размышлял, что ответить. Он никогда не был мастером подбирать красивые словеса. — Только если я за каждого кота или волка пировать буду да кубки поднимать, то скоро в могилу слягу и праздновать будете уже мое поминанье.
Он подмигнул юноше, стягивая шкуру кота с передней лапы. Отделено было хорошо: не к чему придраться — и мясо не слишком пострадало.
Фили сидел рядом, глядя, как дальний родич снимает трофей с побежденного хищника. Многие гномы в той или иной степени родичи между собой — и Двалин был не исключением. Кажется, он приходился Фили и его младшему брату четвероюродным дядюшкой — сам Двалин никогда на эту тему особо не распространялся, родственные связи не были той причиной, по которой он оказался у самых вершин, — то есть по правую руку от самого узбада. Торин ценил старую дружбу, но еще больше он ценил профессионализм друга.
Два гнома вернулись в маленький захваченный городок, затерянный в горах, только к вечеру. Закатное солнце спускалось вниз, целуя макушки гор последними побледневшими лучами, и небо казалось почти алым, будто по нему расплескали кровь всех убитых Двалином горных котов и варгов.
Фили напоследок еще раз пощупал снятую с добычи шкуру, поцокал языком — и улизнул, бросив старшему товарищу:
— Тебя, кстати, узбад хотел видеть.
— Ты б еще завтра вспомнил, — плюнул Двалин. Ох, уж эти мальчишки, набаловал их дядюшка, никакой собранности нет! Как править собираются? Наследники рода всегда ходили вместе, так что, видимо, клан ожидало в дальнейшем совместное правление двоих узбадов. Если, конечно, Торин не обзаведется другими наследниками, что с его страстью к юным мальчикам весьма сомнительно.