— И что же там сказано?
— Прочитай сама. Боюсь, ты мне не поверишь.
— Джубал, ты совершенно возмутительный тип!
— А ты — очень хорошенькая девушка, и это — единственное объяснение твоему невежеству. Хорошо, но потом ты все-таки почитай. Соседи Лота начали к нему стучаться, им хотелось посмотреть на этих мужиков, невесть откуда появившихся в городе. Лот не стал особенно возникать, а прямо предложил сделку. У нашего святого были две дочки-девственницы, если верить его словам, — и он сказал этим гопникам, что отдаст им своих девочек, чтобы шобла использовала их по своему разумению; ты и сама прекрасно понимаешь, какое у шоблы бывает разумение. Он буквально умолял: «Я их вам выведу, возьмите их, делайте с ними что угодно, только перестаньте барабанить в мою дверь».
— Джубал… там что, действительно так и написано?
— Язык я немного осовременил, но никаким иным образом эту недвусмысленную, как подмигивание шлюхи, историю не истолкуешь. Взамен на обещание не ломать дверь банда мужиков — «от молодого до старого», как сказано в Библии, — получала двух невинных девушек с совершенно очевидными для последних последствиями. Па-слушай, — неожиданно просиял Джубал, — а чего же я-то, дурак! Нужно было и мне последовать доброму примеру, когда эти эсэсовцы ломали мою дверь. Может, тоже попал бы в рай. Да нет, — помрачнел он, — в инструкции указано совершенно точно — «которые не познали мужа», так что я бы не знал, кого из вас можно предлагать, а кого нет.
— Бона до чего он договорился! От меня ты не узнаешь ровно ничего, и не надейся!
— С другой стороны, Лот ведь тоже мог ошибаться. Но обещал он именно это: своих юных, нежных, невинных — и перепуганных, думаю, до смерти — дочек… отдавал их банде погромщиков на растерзание — и все лишь затем, чтобы те оставили его в покое! А потом, — презрительно фыркнул Джубал, — Библия называет такого вот ублюдка «праведником».
— Насколько мне помнится, — неуверенно сказала Джилл, — в воскресной школе все это излагали несколько иначе.
— Кой хрен, да ты взяла бы сама и посмотрела! И это — далеко не единственное потрясение, которое ожидает человека, решившего прочитать Библию Вот, скажем, Елисей. Елисей, настолько сочащийся святостью, и я уж не знаю, чем там еще, что мертвец, которого ненароком свалили на его давно побелевшие кости, вскочил как встрепанный. Старый плешивый прохиндей, вроде вашего покорного слуги. И вот однажды детишки начали измываться над его плешью — примерно так же, как вы, заразы, делаете это со мной. И тогда Господь вывел из леса двух медведиц, и сорок два ребенка были разодраны в кровавые ошметки. Смотри вторую главу Второй Книги Царств.
— Я никогда не измывалась над твоей плешью.
— Да? А кто выслал мой адрес этим шарлатанам, обещающим вырастить шевелюру хоть на бильярдном шаре? Ладно, кто бы из вас это ни сделал — Господь все сверху видит, так что пусть она ходит теперь и оглядывается на предмет медведиц. И такое вот в Библии буквально на каждой странице. Тошнотворнейшие преступления, совершенные, видите ли, по Велению Свыше — либо великодушно Господом прощенные… вперемежку, нужно признать, с хорошими уроками житейского здравого смысла и вполне работоспособными принципами организации общества. Не подумай только, что я как-то там принижаю достоинства Библии. «Священные писания» индуизма это вообще порнографическое чтиво, и в подметки не годящееся нашей Книге. То же самое относится и к десяткам других религий. Но я ведь и их ничуть не осуждаю, никак нельзя исключать, что одна из этих мифологий — истинное Слово Господня… что Господь и вправду параноик, не моргнув глазом разрывающий в клочья детей, малость посмеявшихся над Его служителем. Не спрашивай меня, как там и что в Главной Конторе, я — человек маленький. Сижу на своем рабочем месте, делаю, что велено, получаю по пятницам зарплату и знать ничего не знаю. Все, чего ты тут сейчас наслушалась, это просто к тому, что по меркам священных писаний Новое Откровение Фостера — текст абсолютно вегетарианский и вообще — просто конфетка. Божественный патрон епископа Дигби — свой парень; он хочет, чтобы люди были счастливы, обещает им счастье земное плюс вечное блаженство на небесах. И он не требует, чтобы верующие смиряли плоть свою. Ни в коем разе; товар продается «в крупной расфасовке, обеспечивающей хозяйке огромную экономию». Вам нравится пить, играть в азартные игры и тискать баб? Да за ради Бога — Бога с большой буквы, в прямом смысле, а не в переносном — идите в церковь и развлекайтесь себе на здоровье, под святым патронажем. Не надо никаких угрызений совести. Делайте все это весело и без оглядки! Живите полной жизнью! Радуйтесь!
Но на лице самого Джубала особой радости не замечалось.
— Ну, конечно же, даром — только за амбаром. Дигбивский Господь хочет признания и уважения. Человек, отказавшийся принять счастье на Его условиях, не просто идиот, выгоды своей не понимающий, а грешник — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но ведь подобной практики придерживаются и все остальные Боги, так что не стоит судить Фостера и Дигби слишком уж сурово. Их чепуха на змеином масле ортодоксальна во всех отношениях.
— Да никак они тебя обратили?
— Только не меня! Танец змеи вряд ли доставит мне удовольствие, к тому же я не терплю толкучку и никогда не позволю каким-то там олухам указывать мне, куда я должен ходить по воскресеньям, а куда не должен. Просто ты критикуешь их совсем не с того бока. В литературном смысле Новое Откровение значительно выше среднего уровня — да и как же иначе, они ведь передирали из других писаний самые лучшие куски. Что касается внутренней логики, тут нужно сразу заметить, что профанные правила совершенно неприменимы к области сакрального, но все равно, даже и здесь достоинства Нового Откровения неоспоримы — оно почти никогда не противоречит само себе. Вот попробовала бы ты согласовать Новый Завет с Ветхим или учение буддизма с буддийскими апокрифами. В смысле морали фостеризм это фрейдистская этика, покрытая «толстым слоем шоколада», — для нужд людей, неспособных заглотнуть горькую пилюлю психологии в чистом виде. Хотя очень как-то сомнительно, чтобы потаскун, накропавший эту книгу — пардон, «написавший ее по озарению Свыше», — знал психоанализ; он не имел почти никакого образования. Но зато он имел отличное чутье, он подхватывал идеи, буквально носившиеся в воздухе. Страх, вина, утрата веры — ну как мог он пройти мимо всего этого? И больше не болтай, я буду спать.
— Да кто тут все время болтал?!
— Женщина меня соблазнила.
Джубал закрыл глаза.
Добравшись домой, они обнаружили там Бена и Махмуда, прилетевших на один день. Крайне разочарованный отсутствием Джилл, Какстон мужественно сносил горечь разлуки — в компании Энн, Мириам и Доркас. Доктор Махмуд, чьи визиты преследовали одну-единственную цель — повидаться с Майклом и доктором Харшоу, также проявил завидную силу духа, не застав на месте ни того ни другого. Он скромно ограничил свои развлечения садом Джубала, его же выпивкой и закуской, ну, и, конечно же, Джубаловыми одалисками. Мириам массировала спину лингвиста, а Доркас — скальп.
Джубал остановился и осмотрел живописную сцену.
— Ты не вставай.
— А я и не могу, она же на мне сидит. Привет, Майк.
— Привет, Вонючка доктор Махмуд.
Поздоровавшись — столь же серьезно — с Беном, Майкл попросил разрешения удалиться.
— Беги, сынок, — махнул рукой Джубал.
— Майк, — спросила Энн, — а ты там что-нибудь ел?
— Я не голоден, Энн, — трагическим голосом ответствовал Майкл. — Благодарю.
Он повернулся и ушел в дом.
— Джубал? — удивленно повернулся Махмуд; сидевшая на его спине Мириам с трудом удержала равновесие. — Что это с нашим сынком?
— Во-во, — поддержал его Бен. — Видок, словно его сейчас вытошнит.
— И в самый бы раз. Перебрал по части религии. — Джубал вкратце описал утренние события.
— Но неужели, — нахмурился Махмуд, — была такая уж необходимость оставлять его тет-а-тет с Дигби? Лично мне — ты уж прости меня, брат, — все это кажется несколько легкомысленным.
— Вонючка, ему нужно привыкать к подобным вещам, и как можно скорее. Ты вот пытался впихивать в Майка свое богословие — он мне об этом рассказывал. Ну а почему же тогда отказывать в такой возможности Дигби, есть ли к тому хоть одна мало-мальски разумная причина? Ты только отвечай как ученый, а не как мусульманин.
— Я мусульманин, а потому могу отвечать только как мусульманин, — пожал плечами Махмуд.
— Извини. Я вполне тебя понимаю, хотя и не могу с этим согласиться.
— Джубал, я использую слово «мусульманин» в самом точном его смысле, а не как сектант, которых Марьям неправильно называет магометанами.
— И дальше буду тебя так называть — пока ты не научишься правильно произносить мое имя. Мириам, понимаешь? Ми-ри-ам. И кончай елозить.
— Хорошо, Марьям. Ой, да ты что! Женщина не должна быть такой сильной. Так вот, Джубал, как ученый, я считаю Майка наилучшим экспериментальным материалом, какой только может присниться. Как мусульманин, я вижу в нем готовность покориться воле Божьей, и я счастлив за него, хотя есть тут и некоторые трудности, он, например, до сих пор не может огрокать, что обозначает английское слово «Бог». Или, — пожал плечами Махмуд, — арабское слово «Аллах». Но как просто человек — и раб Божий — я просто люблю этого парня, нашего с тобой приемного сынка и водяного брата, и не хотел бы, чтобы он подвергался дурному влиянию.
— А пресловутый епископ Дигби — даже если оставить в стороне его веру — только дурно влиять и может. Я не имею в этом никаких сомнений — а ты?
— Оле! — захлопал в ладоши Бен. — Это же грязный, скользкий тип, у меня давно руки чешутся приголубить его в своей колонке, только нет смысла и пробовать — Синдикат сразу же наложит в штаны и снимет материал из номера. Говори, Вонючка, говори, глядишь, и я засяду за арабский. И коврик куплю.
— Хорошо бы. Только коврик необязательно.
— Верно излагаешь, приемный папаша, — вздохнул Джубал. — Уж пусть бы он травку курил, чем путаться с этими. Но я не думаю, чтобы Майк клюнул на всю их синкретическую белиберду… кроме того, нужно же ему когда-то научиться противостоять дурным влияниям. Да что там дурные влияния, вот влияешь на Майка положительно, тут и спору нет — и все равно имеешь не больше шансов, чем Дигби с его шайкой-лейкой: воззрения у мальчонки прямо-таки непоколебимые. Вполне возможно, что он — новый пророк и Мухаммеду придется малость потесниться.
— Если будет на то воля Божья.
— При такой постановке вопроса спорить просто не о чем, — кивнул Джубал.
— Мы тут без вас тоже говорили о религии, — заметила Доркас. — Слушай, начальник, а ты знал прежде, что у женщин есть душа?
— Ну кто бы мог подумать!
— Вонючка говорит, что есть.
— Марьям, — объяснил Махмуд, — пожелала узнать, с какой это стати «магометане» считают будто у женщин нет души.
— Ты бы еще сказал, — повернулся к Мириам Джубал, — что евреи пьют кровь христианских младенцев, одна глупость вполне другой стоит. Согласно Корану, в рай попадают целыми семьями, и мужчины, и женщины, все вместе. Посмотри, например, «Украшения», сура, если не ошибаюсь, семидесятая — так ведь, Вонючка?
— «Войдите в рай, вы и ваши жены, будете ублажены!» — процитировал Махмуд. — Лучше, пожалуй, не переведешь.
— А как же, — возразила Мириам, — гурии? Если магометане развлекаются в раю с этими красотками, их законные супруги попадают в не очень ловкое положение.
— Гурии, — терпеливо объяснил Джубал, — существа совершенно особой природы, вроде джиннов или ангелов. Вечные, неизменные и прекрасные, они духовны по своей изначальной сути, а потому, кстати сказать, не нуждаются ни в какой такой «душе». Существуют и гурии мужского пола — или нечто в этом роде. Человеку попасть в рай не так-то и просто, нужно прикладывать уйму стараний, да и тогда — бабка надвое сказала, а гуриям все это ни к чему, они в постоянном штате. Подают роскошные яства, обносят праведников выпивкой, после которой никогда не бывает похмелья, ну и — развлекают, ежели кто попросит. А души жен работать совсем не обязаны; как, Вонючка, я ничего тут не соврал?
— По сути все так и есть, только слова можно выбрать и посерьезнее. Гурии… Слушайте! — Он вскинулся так резко, что уронил Мириам на траву. — А может быть у вас, девицы, и вправду нет души?
— Ах ты паскудный гяур, пес, не помнящий добра, — бросилась на него оскорбленная девушка. — А ну-ка, возьми свои слова обратно!
— Стихни, Марьям. Если у тебя нет души — значит, ты и без того бессмертна. Джубал, а может быть так, чтобы человек умер и сам того не заметил?
— Не знаю, никогда еще не пробовал.
— А не могло так случиться, что я умер на Марсе, а обратный рейс и все что дальше — только сон? Ты посмотри вокруг! Райский сад, которому позавидовал и сам Пророк. Четыре прекрасные гурии, подающие роскошные яства и выпивку в любое время дня и ночи. Даже мужские их аналоги — если, конечно, не быть особенно придирчивым. Так это что — Рай?
— Какой там на фиг рай, — грубо вернул его в мир реальности Джубал. — Со дня на день придет налоговая ведомость, я уже и почту боюсь смотреть.
— Но меня-то это не касается.
— А эти твои гурии… тут тоже нет смысла быть особо придирчивым, но даже если условно договоримся, что у них достаточно сносная внешность…
— Сойдут, — великодушно махнул рукой Махмуд.
— А тебе, начальничек, — добавила Мириам, — это еще припомнится.
— … не нужно забывать об одной обязательной физической особенности, — закончил Джубал.
— М-м-м, — задумался Махмуд. — Этот вопрос не слишком интересен для обсуждения. В раю упомянутая тобой особенность будет не проходящим физическим состоянием, а скорее уж неизменным духовным атрибутом. Или ты не согласен?
— А если так, — решительно заявил Джубал, — то я уж точно уверен, что никакие они не гурии.
— Придется, — вздохнул Махмуд, — какую-нибудь из них обратить.
— Одну? С чего бы такая умеренность, на Земле сохранились еще такие места, где можно выбирать полную квоту.
— Нет, брат мой. Хотя Закон и позволяет четырех, человек не способен обходиться по справедливости более чем с одной, — и это сказал не я, а Пророк, в бесконечной своей мудрости.
— Ну вот, у меня и от сердца отлегло. Так какую же ты выберешь?
— Это мы еще посмотрим. Марьям, как там у тебя с духовной частью?
— А иди-ка ты подальше! «Гурия», тоже мне придумал!
— Джилл?
— И это называется брат, — вздохнул Бен. — Ты что, не знаешь, что это я на нее глаз положил?
— Ладно. Так что, Джилл, вопрос временно откладывается. Энн?
— Ты уж прости, но у меня сегодня рандеву.
— Доркас? Ты — мой последний шанс.
— Вонючка, — нежно проворковала Доркас, — и насколько, по твоему мнению, должна я быть духовной?
* * *
Майкл поднялся к себе, закрыл дверь, лег на кровать, принял фатальную позу, закатил глаза, заткнул горло языком и замедлил сердцебиение. Джилл не любила, когда он «впадал в транс» (странное все-таки название) днем, но особо и не возражала — если не на людях. Изо всех — очень и очень многочисленных — вещей, которые нельзя делать на людях, эта вызывала у нее наибольший гнев. Майкл ждал очень долго, после той, пропитанной жуткой неправильностью комнаты его охватило жгучее, настоятельное желание удалиться и хоть немного все огрокать.
Ведь Джилл строго-настрого это запретила.
Он чувствовал чисто человеческое желание оправдать себя непреодолимостью обстоятельств, но марсианское воспитание не позволяло отделаться от неприятной проблемы так просто. Он достиг критической точки, требовалось правильное действие, выбор зависел только от него, ни от кого больше. И он грокал, что выбор был правильным. Но брат Джилл запретила делать такой выбор…
Но тогда не осталось бы никакого выбора. А это — противоречие, ведь критическая точка — точка выбора. Выбирая, дух взрослеет.
А может быть, не нужно было уничтожать пищу, может, это успокоило бы Джилл. Да нет, запрет Джилл касался и такого варианта.