— Ну, куда? — Кулу повернулся к Орми. — Направо, налево?
Орми и сам не знал, какой путь выбрать, но спустя мгновение вопрос отпал сам собой: слева раздался топот множества ног, и из-за поворота показались стражники, точно такие же, как те, с которыми им только что пришлось сражаться. Но на этот раз врагов было куда больше, а вооружены они были не только мечами, но и ружьями.
— Глядите! Дурни! — сказал Барг.
— Пойдем, однако, направо, — сказал Кулу.
И они со всех ног побежали по правому туннелю. Коридор плавно и едва заметно поворачивал, и было похоже на то, что он образует кольцо поперечником в три-четыре мили. На его внутренней, левой стороне время от времени попадались запертые железные двери. Беглецам удалось немного оторваться от погони — достаточно, чтобы кривизна коридора скрыла их от глаз преследователей. Тогда Кулу бросился к первой же двери и шлепнул менхурьей ладошкой по темному кружку. Дверь отворилась, за ней была тьма.
— А ну, давайте все сюда.
Они прошмыгнули внутрь, закрылись и прижались к холодной стене, переводя дух. Стражники протопотали мимо.
Постепенно глаза Орми привыкли к темноте, и он начал различать окружающие предметы. Похоже, это был большой зал. Повсюду на полу что-то копошилось. Орми смутно разглядел множество низеньких двуногих существ. Они целой толпой медленно приближались к пришельцам.
— Что еще за твари? — прошептал Хлу. — Час от часу не легче. Сматываемся, пока не поздно!
Но было, по-видимому, уже поздно: неведомые существа окружили их тесным кольцом, подойдя почти вплотную. Вдруг тишину прорезал тонкий, звенящий голосок:
— Погодите, я лампадку засвечу.
Почти тотчас же неподалеку от прижавшихся к стене людей загорелся фитилек, смоченный жиром, и Орми охнул, увидев наконец, каких существ они испугались.
Дети! Обыкновенные человеческие дети! Голенькие, тощие, беспомощные, они толкались и лезли вперед, чтобы получше рассмотреть гостей. Самым младшим было года два от роду, старшим — не более пяти. Лица у них были живые, хоть и бледные, глаза любопытные.
— Сколько дяденек, — глубокомысленно произнес двухлетний малыш.
— И одна тетенька, — добавил другой.
— Детишки! — Эйле всплеснула руками и чуть не расплакалась. — Как же вы тут очутились? — Она опустилась на колени и стала гладить детей по головкам, бормоча ласковую чепуху. Дети жались к ней и тянулись ее потрогать. Метки у старших были едва заметны, у младших — чернели в пол-ладони.
— Вот тебе и раз, — сказал Хлу. — Малышня сопливая.
— Оборотни, — буркнул Кулу, сжимая ружье.
— Да какие же они оборотни! — воскликнула Эйле. — Такие славные детки!
Пятилетний мальчуган, внимательно и серьезно разглядывавший пришельцев, спросил, смешно выпячивая губы:
— Вы — наши новые любимые учителя? Да?
— Ну… Вроде того, — сказал Орми. — А где, кстати, ваши старые любимые учителя?
— Тетя Грага скоро придет. Она кашу привезет.
— Вам хорошо живется, детки? — спросила Эйле, сразу помрачневшая при имени Граги. — Вас не обижают?
— Хорошо, — сказала лопоухая девочка. — Не обижают.
— Тетя Грага вас любит?
— Любит! Любит! — возбужденно залопотали дети. — И мы ее любим. У нас три тети Граги и один дядя Граг.
— Чему же они вас учат?
— Быть добрыми. Никого не обижать. Всех-всех любить.
Барг, недоуменно слушавший этот разговор, пробормотал:
— Выродков растят, что ли? Зачем?
— Что-то уж больно все у них хорошо, — сказал Ор-ми. — Не к добру это.
— Тетя Грага идет! — раздался радостный крик из глубины комнаты, и тут же все дети, забыв о незнакомцах, побежали в конец зала. Но Орми успел поймать одного мальчугана, прежде чем погасла лампадка.
— Ай! Пусти!
— Подожди… Успеешь съесть свою кашу. Да не дергайся ты! Слушай, это очень важно. Где мы можем спрятаться? Если ты нас не спрячешь, тетя Грага умрет. Понял?
Мальчик перестал вырываться, и Орми почувствовал, как напряглись его мускулы.
— Умрет?
— Да. — «Может, он не знает, что такое смерть», — подумал Орми и добавил: — Ей будет очень плохо. Спрячь нас!
— Вон там наши подстилки, — пролепетал мальчик. — Мы их складываем в угол, когда не спим. Вы закопаетесь в подстилки, и тетя Грага вас не увидит.
Орми, Эйле и ядозубы побежали за мальчиком и торопливо зарылись в кучу льняных тряпок, влажных и омерзительно пахнущих. Едва тряпки перестали шевелиться, комната озарилась колеблющимся светом факелов. Орми услышал женский голос:
— Вот и я, мои милые детки. Проголодались? Ну, подходите по очереди. По десять человек. Старшие, не толкайте младших. Эри, будешь так себя вести, тебя никогда не переведут! У нас всего десять трубок, вы же знаете. Ляма, малышка, ты умеешь считать до десяти? Не умеешь? Ну и не надо, моя крошка. Встань в сторонке, подожди. Аси, как не стыдно! Для этого есть дырка в полу, во-он там. Дети, пожалуйста, научите Аси ходить в дырку.
Орми слышал тихое чавканье, продолжавшееся довольно долго; потом, когда все поели, Грага сказала:
— Ну вот. А теперь, поскольку вы хорошо себя вели, мы с вами поиграем.
— Во что, тетя Грага? В кости?
— Ну конечно, Лау, во что же еще.
— Ура!!!
До Орми донесся грохот костей — не иначе как мамонтовых, и радостный детский визг. Вскоре, однако, все стихло, и Грага сказала:
— Ну а теперь, дети, самое главное. Наступил тот радостный миг, которого мы все с нетерпением ждали.
Орми почти физически ощутил, как напряглись и замерли дети, как затаили дыхание, боясь пропустить хоть единый звук, произнесенный «любимой учительницей».
— Мы решили сегодня перевести еще двоих из вас — конечно, самых лучших, самых добрых и честных.
— Кого, тетя Гага? — пропищал кто-то из самых маленьких.
— Сейчас скажу, Ляма. Тебе-то еще рано, ты знаешь. Ты у нас совсем крошка. А сегодня будут переведены… Гиу и Сюк!
Два радостных вопля, сотня разочарованных вздохов. Кто-то захныкал. Потом обиженный детский голос сказал:
— А мы знаем, что вас скоро заменят. К нам новые любимые учителя пришли.
— Что такое? Где они? — Грага явно встревожилась.
— А вон… ой! Нету. Они были вон там. Мы все их видели. Много дядь и одна тетя.
— Не слушайте его, тетя Грага. Эри вечно выдумывает. Мы просто играли.
— Плохие игры, — сказала Грага строго. — Нас не заменят. Вы что, стали меньше любить нас?
— Нет! Нет! Больше! — завопили дети.
— Ну хорошо. Гиу, Сюк, пойдемте. Вас ждут в комнате счастья.
— Пять подстилок каждому, вареные крысы через день и в кости играй, сколько хочешь! — вздохнул Эри с завистью. — Когда же меня переведут?
— Как только ты станешь таким же добрым, — сказала Грага. — И научишься не завидовать друзьям.
Удаляющиеся шаги, стук двери. И вдруг дети заговорили все разом, бурно обсуждая случившееся. В шуме голосов Орми разобрал отдельные фразы:
— Му! Почему ты сказал, что мы играли? Ведь они и вправду приходили!
— Тетя Грага не должна была знать. А то ей стало бы плохо. Она бы умерла.
Тряпки рядом с Орми зашевелились.
— Ну, хватит с меня, — услышал он голос Кулу. — Я вылезаю!
Орми выбрался из-под тряпок и с наслаждением вдохнул полную грудь воздуха. Ядозубы и Эйле тоже вылезли на поверхность, отдуваясь и морщась. В комнате опять было темно, дети галдели поодаль и вряд ли могли услышать их разговор.
— В детстве, — сказал Хлу, — мамаша любила совать меня рожей в свое дерьмо. Сунет, бывало, и хохочет: обнюхайтесь, братики. Но таких тряпок даже у моей мамаши не было.
— Пойдем отсюда, — сказал Барг.
— Вы уходите? — раздался совсем рядом детский голос. — Это я, Му. Не уходите.
— Нам нужно идти, Му, — сказал Орми. — Ты знаешь здешние коридоры? Где тут самая главная комната?
— Комната счастья? Вы пойдете к счастливчикам? А как же мы?
— Нет, комната счастья нам не нужна. Какие здесь есть еще комнаты?
— Комнат всего пять. Разве вы не знаете? Наша — раз. За этой стеной комната, где рождаются. Вы же оттуда пришли, разве нет? Это два. Здесь и здесь — тоже комнаты для детей, это три и четыре. А за дальней стеной комната счастья. Там живут учителя и те, кого перевели, и там сколько хочешь еды: каши и крыс. Это пять.
— Так. Значит, нам, скорее всего, действительно нужно в комнату счастья. Покажешь, где вход туда?
— А что вы ищете? — поинтересовался Му. Потом он вдруг встрепенулся: Прячьтесь! Дядя Граг идет! У нас урок добра!
Мальчик со всех ног кинулся прочь. В дальней стене вспыхнул огненный прямоугольник — там распахнулась дверь. Орми и его спутники нырнули обратно в кучу тряпок.
— Здравствуйте, милые детки, — раздался густой и приторный мужской голос. — Начинаем урок добра. Эри, Лау, вы будете отвечать. Подойдите ко мне. А вы все поможете мальчикам, если они не справятся. Итак, начнем. Представьте, Эри и Лау, что вы остались одни в этой комнате. Всех остальных перевели, а вы остались. И вот приходит утро, а учителей нет. Никто не принес вам каши. Никто не зажег свет. Что вы будете делать?
— Ждать.
— Хорошо. А еще?
— Терпеть и верить.
— Молодцы. Ну, слушайте дальше. Проходит день — никого нет. Два дня никого. И еще много, много дней. Вы уже не можете терпеть голод. Что делать?
— Не знаю…
— Подумайте хорошенько. И вы, дети, подумайте…
Хлу негромко захрапел. Орми пнул его в бок. Храп прекратился. Орми и самому страшно хотелось спать. Он осторожно высунул нос из груды тряпья, вдохнул воздуха и тут же провалился в глубокий сон без сновидений.
Проснувшись, он сначала не мог понять, где находится; потом до его сознания стал доходить монотонный приторный голос:
— …Надо сказать: «Кушай, дорогой друг». И разбить себе голову о стену. Таков правильный ответ, и мне жаль, что никто из вас не догадался. Хотя многие были близки к разгадке. Особенно хорошо отвечали Му и Лау. Но, дети, теперь вы поняли, как решается эта задачка? На сегодня довольно, можете ложиться спать.
Как только Граг удалился — об этом можно было судить по стуку двери, Орми, Эйле и ядозубы вылезли из тряпок и Орми тихо позвал:
— Му! Где ты?
— Я здесь. — Му снова был рядом.
— Ты можешь дать нам вашу лампадку и показать, где дверь в комнату счастья?
— Да. Только пусть сначала все заснут.
— Ну хорошо. Пусть заснут.
Дети тем временем опять обступили пришельцев.
— Как хорошо, что вы еще здесь! Поиграйте с нами!
— В другой раз, — мягко сказала Эйле. — А сейчас пора спать. Ну-ка, быстренько ложитесь.
— Все вы, Граги, одинаковые, — проворчал Эри.
Дети разобрали свои вонючие подстилки и улеглись на полу. Через некоторое время Орми услышал шепот Му:
— Они спят. Идите за мной. Здесь есть проход посерединке.
— А лампадка? В темноте мы не сможем открыть дверь.
— Я зажгу. Сначала надо дойти. А то проснутся.
Они шли довольно долго — комната оказалась большой. Наконец уперлись в стену. Му зажег светильник.
— Нам дают очень мало масла. Мы его бережем. А все-таки что вы ищете?
— Да мы сами толком не знаем, — Кулу осмотрел дверь, нашел темный кружок и приложил к нему сморщенную ладошку менхура. Дверь открылась, яркий свет хлынул в комнату.
— Возьмите меня с собой, — попросил Му — Я же вам помог.
— Нет, нельзя. Тебе придется остаться, малыш, — сказала Эйле.
— Пожалуйста, — прошептал Му, сдерживая рыдания.
— Ну, будь хорошим мальчиком. Мы не можем тебя взять.
— Хочу в комнату счастья! Хочу!
— Мы скажем, чтобы тебя завтра же перевели, — сказал Барг.
— Правда?
— Чтоб мне жить вечно.
Барг выскочил в освещенный коридор, и за ним следом — Кулу, Орми, Хлу и Эйле. Эйле поспешно захлопнула дверь, но в самый последний миг в щель просунулось что-то маленькое и юркое…
— Хосю в комату сяся!
— Это еще что такое? — гневно воскликнул Кулу. А Эйле взяла крошечную девочку на руки и спросила ласково:
— Ты кто?
— Ляма! — Малютка была настроена решительно и держалась с достоинством.
— Открывай опять дверь, Кулу, — сказал Орми. — Придется запихнуть ее обратно.
— Ну да, — проворчал Хлу. — Откроешь, а они хлынут оттуда, как икра из перезревшей соплянки.
— Возьмем ее с собой, — сказала Эйле, просительно глядя на Кулу и Орми — Она такая мужественная и сильная. Совсем не простой ребенок. Жалко оставлять ее здесь на погибель.
— Но ведь никакой комнаты счастья нет! Куда мы ее поведем?
— Несите в комату сяся, а то буду кичать, — заявила Ляма. — Вот так: а-а-а!
За поворотом коридора послышались шаги.
— А, будь она проклята, — глухо произнес Кулу. — Бежим!
Они помчались прочь, вправо по тоннелю. Этот коридор, по-видимому, тоже был кольцевым и располагался внутри первого кольца. Ляма крепко обхватила шею Эйле. Вдруг в стене коридора, немного впереди, открылась железная дверь, и тоннель на мгновение огласился ужасным криком, полным боли, отчаяния и еще чего-то такого, что выходит далеко за пределы обычного человеческого страдания и потому не имеет даже названия. Кулу — и тот содрогнулся от этого крика. Ляма же только сильнее прижалась к Эйле. А из открывшейся двери вышла женщина в серой одежде; дверь захлопнулась и похоронила крик в недрах неведомой темницы. Женщина бросила равнодушный взгляд на бегущих незнакомцев и прижалась к стене, чтобы пропустить их. Потом она вдруг встрепенулась и прыгнула на середину коридора, растопырив руки. Кончики пальцев у нее были измазаны красным.
— В чем дело? Моя воспитанница из шестого питомника! Кто вам дал право? Лямочка, кто эти люди?
— Тетя Гага, — прошептала Ляма, пытаясь зарыться в волосы Эйле.
Кулу остановился, размышляя, убить ли Грагу сразу или сперва попытаться что-нибудь выведать; остальные столпились вокруг. Внезапно Ляма высунула голову и крикнула:
— Уки в кови! Уки в кови!
Глаза девочки сверкали, как у болотной кынды в гневе, голос ее неожиданно окреп, маленький пальчик указывал на Грагу. Женщина попятилась, спрятав руки за спиной. Она была явно растерянна и смотрела на Ляму чуть ли не с ужасом.
— Ты испотила комату сяся! — вопила Ляма. — Ты плохая! Плохая!
Грага сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула. И тогда Кулу прыгнул и пронзил ее мечом.
— Опа, — сказала Ляма, моментально успокоившись. Снова топот — на этот раз спереди. И сзади тоже кто-то приближался. Спрятаться было некуда, кроме той двери, откуда вышла Грага. Кулу открыл эту дверь, как и все прежние, менхурьей ладонью. Орми первым шагнул в тускло освещенную комнату, за ним все остальные. Дверь захлопнулась.
— Комата сяся, — сказала Ляма.
Это была крошечная конурка с серыми стенами. В маленькой нише чадил светильник и тускло блестели странные железки. Орми шагнул к нише, как вдруг кто-то крепко схватил его за ноги. Он посмотрел вниз и увидел маленькое, бесформенное шевелящееся существо. Оно хрипло стонало и цеплялось за его ноги, обливая их чем-то горячим.
Эйле страшно вскрикнула. Кулу зажал ей рот ладонью.
— Сюк, — сказала Ляма.
— Убей меня, дяденька, — прохрипело существо.
От головы его — если это еще можно было назвать головой — тянулась пара железных нитей, они исчезали в дырочке в стене. Люди застыли, потрясенные, охваченные страхом.
Кулу сказал:
— А мы-то… не могли новую пытку придумать.
— Куда нам… — пробормотал Барг. — Та самая Грага, которая… Они ее любят все, Улле им в глаз…
— Прикончи ты его, — сказал Кулу, морщась. — Все равно не жилец.
— Кысы чеез день… — всхлипнула Ляма.
— Убей меня, добрый дяденька, — пробулькал, захлебываясь слезами и кровью, несчастный Сюк. И Орми, содрогаясь, ударил его мечом.
— Опа, — сказала Ляма.
— А ну, слезай! — крикнула Эйле, отрывая цепкую малышку от своей шеи. — Тебя добру учили или свинству? Ножками пойдешь!
Но Ляма не отцеплялась ни в какую.
— Ну и силища у тебя.
— Помочь? — предложил Орми.
— Ладно, понесу. Бежим скорей отсюда!
— Сто вы исете? — спросила Ляма. Но ее вопрос остался без ответа.
Каморка была прохладной. Они вошли в длинный полутемный зал. Запах крови ударил Орми в нос. Он огляделся, не веря глазам. Это была пыточная. На стенах, в цепях, висели дети, сотни детей… У Орми помутилось в голове. Шатаясь, он поднял ружье. Самодовольные, спокойные Граги, мужчины и женщины, в забрызганных кровью халатах, деловито занимались своей страшной работой. Орми выстрелил, и ружья его спутников прогремели следом, одно за другим. Кровь бешено стучала в голове, и Орми уже не видел ничего вокруг и не понимал, что делает. С диким ревом он обнажил меч, бросился вперед и стал рубить направо и налево визжащих, мечущихся Грагов и Граг. И ядозубы от него не отставали, так что скоро весь пол этой жуткой комнаты был завален кровавыми обрубками, и ни один палач не ушел от возмездия. В пылу боя Орми не заметил, что двое или трое из тех, кого он убил, получив смертельную рану, не падали с воплями, заливаясь кровью, а растекались мутной слизью и растворялись в воздухе серым дымком… Но вот к Орми вернулся разум, и он услышал ворчливый голосок Лямы: