Больше делать в прусской казарме было нечего, и русский гигант тою же ночью бежал из замка, крепко, но не до смерти приласкав часового.
С такими-то мыслями он ввалился в кабинет великого Лейбница. Лейбниц долго хохотал, выбрасывая из кресла худые ножки в шелковых серых чулках, а потом внезапно помрачнел и сказал:
– В вас, русских, сидит черт, и это отнюдь не наш старый добрый тойфель, в которого достаточно запустить чернильницей. Вы типичный манихей, майн либергерр Ломонософф! Если бы даже ваша затея удалась – представляете, во что бы превратилась старуха Европа? Впрочем, как умозрительный эксперимент это даже любопытно. Хорошо, я на досуге набросаю весь математический аппарат, это будет неплохое упражнение, но только не вздумайте упомянуть меня в вашей будущей диссертации – я не желаю быть посмешищем всего света. И потом, где вы возьмете столько энергии?
Потом был Петербург, Академия, вечная война с немцами, не все они Лейбницы, пришлось овладеть десятком ремесел, в том числе и стеклодувными, даже для отвода глаз завести мозаичное производство.
Когда прибор был в общих чертах готов и оставалось лишь найти источник силы, Михайла Васильевич через Шувалова пал в ноги матушке императрице.
– И, пустое говоришь, Михайла Васильевич! – расхохоталась Елисавета Петровна, молодая и прелестная. – Кто волен отличить худую минуту от доброй? Грех-то, хоть и сладок, а все грех! Задумал ты добро, а того не знаешь, что в наших палестинах всякое добро обратится во зло. Ты над своими склянками колдуешь и жизни вовсе не знаешь. С меня же и того довольно будет, что смертную казнь упразднила. Впрочем, в счастливый час ты пришел, в веселую минутку, потешил меня, одинокую женщину – бери из казны безотчетно сто тысяч рублей серебром и твори, что душе угодно! Только ты мне город не взорви вкупе со дворцом – намаялась я в молодости по чужим-то углам…
Потрясенный Ломоносов выскочил, забыв даже поклониться, под звонкий смех императрицы. Шувалов тоже был потрясен настолько, что даже не попытался зажилить часть денег.
Рихман, самый толковый из немцев, будучи посвящен в ломоносовскую затею, сказал, что таковой энергии, пожалуй, единственно на небесах обрести и можно. Михайла Васильевич тут же ухватился умом за его аллегорию и сочинил устройство, способное притягивать молнию.
На беду, точка, которую расчислил Ломоносов в качестве центра России, располагалась в местах, никакой географии отнюдь не подверженных…
…На определение искомой точки ушло еще три дня. Длинноногий Рихман мотался по лесу туда-сюда с буссолью и астролябией. «Сильный шаман», – говорили про него тунгусы, а Ломоносова считали при нем простым работником, коли сам такие тяжести таскает.
Точка нашлась на самом берегу реки, на крутояре. Михайла Васильевич вырубил несколько тонкомерных лесин, срастил их лубками. Он торопился – парило неимоверно. На конец верхней лесины он прибил длинный железный штырь, от которого тянулась тонкая гибкая проволока – для ее изготовления пришлось придумать особый сплав.
Разлучитель, освобожденный от рогожи, стоял на скале, возле него возился Рихман, отгоняя тунгусов, чтобы чего не открутили на украшение. Ломоносов укрепил основание шеста в земле, свободный же конец проволоки загнал в нарочитое гнездо Разлучителя. Шест гнулся, но держался крепко. И вовремя: из-за противоположного берега реки потянулись иссиня-черные тучи. Разлучитель сиял отполированной бронзой, медью, фарфором, стеклом, золотой канителью, пронизывающей согласно тщательнейшему расчету весь корпус.
Тунгусы стали ладить свой чум – тоже торопились, пока с неба не грянуло.
– Уходите, уходите! – замахал на них руками Ломоносов. – За нами через три дня придете, коли живы останемся…
Тунгусы не трогались с места.
– Я вашего бога Огды, – сказал Михайла Васильевич, – сейчас имать буду в золотую клетку, – он указал на Разлучитель. – А потом повезу на суд к Илии-пророку, дабы прерогатив его своими немытыми лапами не касался…
Тунгусы переглянулись и стали спешно сворачивать свое хозяйство, не желая видеть посрамления своего поганского кумира.
– Ну, Георг-Вильгельм, – сказал Ломоносов и притиснул ручищей немца, – сбывается наше дерзновение. – Преславный Прометей огонь похитил, чтобы очаги по землянкам троглодитов возжечь, мы же воздвигаем просвещенную десницу на Хронос быстротекущий, ниже того – на сам Фатум роковой! Отныне судьба России и до веку единственно добром и разумом осияванна пребудет Диаволу на великое посрамление!
– Ох, Михель, не от него ли предприятие наше?
– Ништо! До сих пор филозофы все сущее объясняли токмо, нам же изменить его надлежит, и не станет более сирых и убогих, больных и увечных…
Тучи приближались, словно строй черномундирных прусских гренадер. Послышалась и канонада!
– С нами силы небесные! – перекрестился Михайла Васильевич. Ты не думай, добрый мой Рихман, что счастие отныне с одними лишь россиянами станет прибывать – маленько и немчуре достанется, все же и вы в Христа веруете. Идоложертвующим же и басурманам не завидую… Вольно же им было Магомету поклоняться, науки истреблять!
– Михель, мы будем гореть в аду! Мы вторглись в самые основы мироздания, дерзко его расщепляя, а разве не помнишь ты, что простая вода, делясь на гидрогениум и оксигениум, дают в итоге горючую смесь, чреватую взрывом?
– Помню, старый бурш, и не раз рыло тем опаливал… Давай лучше помолимся об удаче!
Молнии били уже в самую реку. Ветер трепал шест из стороны в сторону, но устройство держалось. Оба ученых стояли на коленях и творили крестное знамение, бормоча молитвы каждый на своем языке.
Вдруг Рихман схватил товарища за руку.
– Михель! – возопил он, стараясь перекричать гром. – А ты о другой-то России помыслил?
– Какой такой другой? – прервал молитву Ломоносов.
– О той, где не останется ни добра, ни разума, а будут лишь вечный позор, страдания и поражения? Мы ведь их тем самым на вечные муки обрекаем!
Он вскочил и побежал к Разлучителю. Ломоносов неуклюже поднялся и поспешил за ним.
Рихман схватился за проволоку, чтобы выдернуть ее из гнезда Разлучителя, но тут молния как раз и ударила в верхушку шеста.
Разлучитель загудел, заискрился, белое пламя пробежало по золотым проводкам, по стеклянным колбам, откуда выкачан был воздух, зажгло блестящие спиральки в этих колбах.
На камнях лежало обугленное тело Рихмана.
Виктория Морана
Пректакль
Светлоил уже третий месяц почти ничего не ел, спал урывками, падая прямо в мягкие облака Рая, пытался свернуться калачиком, но тут же вздрагивал и просыпался, нервно отмахиваясь от грезившихся ему списков недоделанных дел, с которыми ему еще предстояло разобраться. Прошло семьдесят семь дней с момента объявления открытого конкурса на разработку лучшего проекта исполнения Апокалипсиса, в котором участвовать мог любой житель Царствия Небесного.
Состоявший на службе в Раю рядовым Ангелом-Хранителем, Светлоил приступил к подготовке проекта сразу же, как только Глас Господень объявил о начале приема заявок. Работа со смертными не была сильной стороной ангела, он ходил на службу, исключительно следуя христианскому завету смирения и терпения, а в свободное время по большей части мечтал о том, как будет помогать Господу в создании миров. В день, когда Светлоил услышал о конкурсе разработчиков Апокалипсиса, настроение у него было ужасное. Его подопечный, мужик сорока лет, страдавший кризисом среднего возраста, с утра поругался с женой. После он стащил у старшей дочери сертификат на бесплатную татуировку, пошел в салон, «набил» себе изображение Дьявола в бикини (мастер был пьян, но очень похоже получилось!). Потом мужик завалился в бар, где до самого вечера рассказывал малолетним официанткам о своем героическом прошлом, в котором он работал пожарником, спасая из горящих домов детей, и которого никогда не было. Светлоил, не имевший права отходить от своего человека ни на шаг, был вынужден сначала срочно вызывать Хранителя жены подопечного, чтобы тот укрыл ее крылами и успокоил. Тот, как назло, долго не являлся: у Хранителей всех женщин слезы и истерики не являются форс-мажорными обстоятельствами, требующими особого вмешательства, а то ангелы вообще бы с работы не уходили. После этого Светлоил выслушал часовую матерную тираду от одного из низших бесов на тему «Мать вашу за ухо, это вы, райские чистюли, искажаете темный облик нашего Повелителя, пропагандируя его образ в бикини, чтобы смертные смеялись над Владыкой Ада!» Бес довел Светлоила до такой степени раздражения, что тот сделал нечто для себя вовсе нехарактерное: он попросил нечисть изложить свои претензии в письменном виде и выслать ему на электронный адрес «я. [email protected]
Проект по запуску Конца Света был почти готов. Ангел приготовил движущиеся механизмы, кукольное шоу и слайды для того, чтобы наилучшим образом представить Господу Богу свою гениальную идею. Он намеревался стать победителем конкурса, тем более что конкурентов у Светлоила было немного: все крутые режиссеры, писатели и люди с маломальским хорошим воображением всегда попадали в Ад. Из Преисподней, впрочем, прослышав про конкурс, черти так же попытались прислать несколько идей, но в Раю их даже рассматривать не стали: писак-графоманов, вообразивших, что они знают все о Конце Света, были сотни, а из Ада писали все, сплошь молодые талантливые авторы, кому они нужны со своим Апокалипсисом? Вот если бы сам Люцифер что-то наваял, его все знают, или хотя бы Иуда, у которого хоть одна изданная книга уже была, – хорошо известное, хоть и в узких кругах, но зато Евангелие…
Главным соперником Светлоила по конкурсу был, как ни странно, сам Иоанн Богослов, – автор оригинального Апокалипсиса. Кому, как не ему, было воплощать в жизнь наступление Конца Света? Однако по Раю ходили слухи, что экспертная комиссия Престолов, ангелов, сидящих у Трона Господня, уговорила Бога рассмотреть другие сценарии Апокалипсиса, так как классическая версия безнадежно устарела. Обитатели Райских Кущей провели там инвентаризацию, которая, к всеобщему ужасу, установила, что ангельские трубы давно заржавели, а одну из них и вовсе кто-то спер. Печати на запечатанной книге настолько затвердели, что сковырнуть их можно было только ломом, а Агнец, в чьи непосредственные обязанности входило их снятие, так много в последние годы сидел за компьютером, что совершенно потерял форму. А ломом он, как истинный компьютерщик из интеллигентной семьи, в жизни не вбивший ни одного гвоздя, работать не умел. Светлоил видел этого Агнца: он плакал, отказывался брать на себя ответственность и просил уволить его по собственному желанию, обещал вернуть все шесть подсвечников… Или их было семь?
Бог, как сторонник традиционного подхода к массовым мероприятиям, попытался было поспорить и отстоять идею дорогого друга Иоанна, но Престолы тут же заявили, что в Раю демократия и что протежирование – это плохо. Если Господь не желает поддерживать развитие и модернизацию культуры, то можно попросту махнуть на все рукой и еще раз смыть всех людей потоками дождя. Светлоил лично, считал, что повторение старых идей не приводит ни к чему хорошему, но рынком зрелищ в двадцать первом веке правили «ремейки», может, и Вселенский Потоп можно было проделать еще раз? Тем более что это и так уже происходило: эксперимент по затоплению людей по семь месяцев в году проводился в России над жителями Санкт-Петербурга.
Светлоил, как осторожный ангел, боялся загадывать наперед и радоваться раньше времени отсутствию соперников (все равно все в руках Божьих, он же судит результаты конкурса!), но что-то подсказывало, что ему удастся произвести яркое впечатление. Планы у Ангела-Хранителя были наполеоновские, вот только не всегда у него получалось исполнить задуманное с первого раза, будто бы сам Дьявол, не желая наступления Апокалипсиса, после которого придет битва, которую Сатане предначертано проиграть, мешал ему. Нынче Светлоилу предстояло разобраться с одними из самых важных участников своей презентации.
– Представь себе, мой друг! – возбужденно жестикулируя, ангел обращался к своему соседу по ангельскому общежитию, крохотному херувиму Пьероилу, вызвавшемуся помогать Светлоилу в его презентации, только чтобы ему, когда наступит Апокалипсис, дали посмотреть на умирающие людские парочки. Их он, соединяющий сердца влюбленных по восемь часов в день пять дней в неделю, на дух не переносил. – Выключается свет…
– Мы в Раю, тут свет не выключается, – кротко напомнил Пьероил.
– Эм… ну, хорошо, тогда НЕ выключается свет, наоборот, он горит все ярче и ярче с каждой секундой! На фоне красного полотна, символизирующего грехопадение людского мира…
– В Раю нельзя носить красное, это цвет падших ангелов. Лучший дизайнер Небес, пророчица Ванга, вводит в этом сезоне в моду приглушенные, пастельные тона, – снова не согласился херувим.
– Но она же СЛЕПАЯ! – возмутился Светлоил. – Так, ладно, неважно. Значит, на фоне жемчужно-розового полотна, символизирующего… в общем-то, уже ничего не символизирующего… Короче, выезжают четверо всадников Апокалипсиса! Они выезжают на маленьких пони из популярного нынче мультика, что сразу же привлекает внимание малолетних девочек….
– По твоему плану, они умрут первыми и будут гореть в Огненном озере? – с любопытством поинтересовался Пьероил.
– Нет, ты что! – переполошился ангел. – Разве могут не попасть в Рай те, кто любит маленьких пони? Совсем с ума сошел?
– Извините… – обижено надулся херувим.
– Потом всадники… так, стоп, а где всадники-то? Я что-то не понимаю… – запнувшись, Светлоил, прямо на ходу, стал копаться в огромном количестве заметок, которые он вечно носил с собой в небольшой сумке с золотистой тесемкой.
Всадники Апокалипсиса нашлись на маленьком заднем дворике райского общежития, который Ангел-Хранитель путем дачи взятки коменданту в форме ста тысяч добрых пожеланий, выпросил для проведения репетиций Апокалипсиса «по Светлоилу». Все четверо всадников одновременно уставились на ангелов недовольным взглядом. Пьероил вздохнул и, от греха подальше, молча пошел докрашивать лошадей, принадлежавших вестникам Конца Света, в розовый цвет.
– Мы отказываемся так работать! Невозможно! Мы уважаемые существа! – наперебой затараторили всадники, бросаясь на Светлоила с кулаками. – На что ты нас подписал?
– Тихо! – отмахивался от них ангел, прикрываясь пергаментом с заметками. – Что не так?
– Я вынужден сидеть на диете! Меня морят голодом, словно я в Аду! – размахивая трясущимися от слабости руками, заявил один из всадников.
– Естественно! – Светлоил нахмурил светлые брови. – Ты же сам Голод, а весишь сто двадцать кило, конь под тобой прогибается! Как ты будешь олицетворять на Земле отсутствие пищи? Отнимать у прохожих фастфуд и тут же съедать его?
– Это бесчеловечно, – обиделся Голод, надув пухлые щеки.
– Это Апокалипсис! – не поддался жалости Светлоил. – О’кей, с ним все ясно… Но вы-то, остальные, чего возмущаетесь? И откуда такой ужасный запах?? – ангел сморщился, когда до его носа, привыкшего вдыхать только свежие райские ароматы, донеслась кисловатая, затхлая вонь.
– А я что? Вы же сами сказали, что нельзя мыться, что не так-то? – гнусаво, выплевывая изо рта сальные волосы, покрытые плесенью, протянул Мор.
– Святую мать твою! – заорал Светлоил, отшатываясь. – Я тебе когда сказал прекращать банные процедуры? ЗА НЕДЕЛЮ ДО АПОКАЛИПСИСА! Сейчас-то ты зачем начал? Еще не известно, когда проект утвердят, может, вообще через год! Мы до этого момента тут все задохнемся! Срочно прыгай в родник! Немедленно!
– Уважаемый Светлоил, я дико извиняюсь, но не могли бы мы обсудить мой контракт? – растолкав всех, вперед протиснулся всадник Войны. – Мне кажется, что крови как-то маловато в моем выступлении… Позвольте мне лично поговорить с Господом, в последний раз он не дал Аврааму зарезать Исаака, может, теперь это можно устроить, раз уже раньше удалось сэкономить?
– Ты в своем уме? – устало поинтересовался ангел, вытирая пот свитком-сценарием Апокалипсиса с белого лба. – Исаак нынче на высоком посту в Раю, а ты его резать собрался? И вообще, какая кровь? Мы сейчас стираем в теплой воде три тонны красных китайских футболок, чтобы те полиняли и «наполнили реки кровью». Иначе у нас никаких доноров не хватит, все жители Рая – бестелесные души!
– Но я же Война! Как же мне можно без крови? – чуть не плача, взмолился всадник, позвякивая бутафорскими латами на груди.
– Мы в двадцать первом веке, приди в себя! Ты КИБЕР ВОЙНА, а там крови нет, одни профили невинно заблокированных пользователей, – отмахнулся Светлоил. – Отставить разговоры, а то напущу на тебя Организацию Объединенных Наций, они тебе быстро вечный мир устроят.