Сергеев подождал пять минут, зачем-то закрыл шлем, еще раз убедился, что система не видит посторонних объектов рядом с реактором, и нажал на ввод программы. Вот только программу он ввел совсем не ту, которую дал Потапов. Он сам не знал — правильно ли поступил. Да, отстрел произведен. Да, направление и скорость истечения рабочего тела заданы. Но Василий добавил свое. И теперь ждал — отреагирует ли система безопасности. Сделает ли то, что он ей приказал.
Он закрыл глаза.
Он ждал.
Через двадцать минут реактор должен был взорваться.
Сергеева вместе с отстреленным реактором выловили на вторые сутки. На вопросы спасателей он не отвечал. Был мрачен и недоволен. Главный инженер распорядился отправить его в профилакторий на восстановление.
Матвея со станции выдворили, а Наталье вынесли строгий выговор.
Жизнь с новым генератором становилась привычной, входила в колею. Монтаж рВ-реактора шел ускоренными темпами, и все жили моментом его пуска. Казалось, что уже ничего плохого случиться не может. Куда уж хуже? Справились же? Показали — кто здесь самый главный? То-то же!
Главный инженер сидел на дежурстве и расслабленно вспоминал, как он посылал Василия спасать реактор. Вспоминал и всё больше убеждался, что какой-то момент он не отработал. Какой-то важный, но не крайне необходимый в тот момент. Какой…
Голос дежурного отвлек Потапова от мыслей.
— Тут с вами У Синь хочет поговорить.
— Пускай.
У Синь влетел.
Потапов посмотрел на наладчика красными глазами и кивнул на сиденье рядом со своим рабочим местом. Китаец не стал садиться, лишь зацепился ступней за петлю на стене.
— Туньчжи Потапов! Я тут метеорит нашел. Тот самый, который в нас попал. Я так думаю.
— Показывай, — главный инженер вздохнул и отложил очередной скучный документ о нарушении графика строительства станции.
У Синь ничего не стал говорить. Он вынул из кармана и положил под резинку держателя металлическое острие с полусорванной резьбой по нижнему краю…
* * *
9. Сергеев
Никто ко мне не приходил. Да и зачем? Людям работать надо, а не сачков в профилактории навещать. Новости мог и так узнавать — главное, поисковиком грамотно пользоваться. Всех и развлечений у меня было — смотреть, как люди с неприятностями справляются. И как Матвей о своем участии в спасении станции разглагольствует. Вот могут же отдельные личности так события перевернуть, чтобы себе на пользу. И что выжидал он до последнего, и что рассчитывал, и о чем думал, и как людей поддерживал. Меня, то есть, и Наталью. Это ж он на все нужные кнопки вовремя нажал! Тут с ним не поспоришь. Нажал. Только ж не по своей инициативе. Повезло ему. Не нажал бы он, так я для того к реактору и прилетал, чтобы самому всё делать.
Конечно, если ему вопросов-то с подковырочкой позадавать, всё и выяснится. Так никто ж не спрашивает. Он сам у себя интервью брал, монтировал и распространял. Ему от ребят уважуха полная, а мне — хрен с маслом.
Только бригадир, дядя Леша, и зашел:
— Сам подумай: у него профессия такая — мир спасать. Потом он об этом всем рассказывает в передачах, да всё так складно и красиво. Ты бы смог, чего-нибудь перед камерой сказать, когда на тебя миллион людей смотрит? Если подумать, и не только людей. Смог бы? То-то! Ты глаза выпучишь, вякнешь два слова, они у тебя в глотке и застрянут. А почему? Потому что работа у тебя совсем другая: станцию строить. Так что, Вася, иди, работай. Строй.
Нет, обидно, да? Спас — я, а все почести этому выскочке, который отвертку держать не умеет, герою этому, профессиональному. Умом-то понимаю, что прав дядя Леша, на тыщу процентов прав, а обида так и гложет. Да и похвастаться хочется. Но никак не возможно. Кто ж поверит, когда Матвей всем уже раззвонил, что именно он делал и как ему в этот раз извернуться удалось. Ладно, если засмеют только. А вдруг на Землю отправят, как повредившегося в уме? На аварию и спишут. Дескать, не выдержал паренёк нагрузок, привиделось ему несообразное, пусть дома на травке отдохнет. Ага, отдохнет, как же! Мне одного профилактория хватило. Три дня там маялся, пока не сбежал.
Как сбежал, пришел к Потапову и говорю ему. Точнее, хотел сказать, да не вышло. У них совещание какое-то организовалось. Я уйти засобирался, а меня останавливают: дескать, может, еще какую идею подкину. Ну, да, по идеям я спец.
В общем, сижу, слушаю о чем там они судачат. И главного не понимаю: в чем у них проблема-то? Ну, нашли что-то металлическое, и что?
Я к Потапову подсел и выспросил. Оказалось, всё гораздо круче, чем представить можно. Оказалось, этот металлический осколок — вовсе инопланетный! В смысле, не люди его сделали. А кто именно — не известно. И теперь подозревают, что авария — никакая не авария, а вовсе диверсия враждебных нам сил.
Вот теперь и думай — кому ж выгодно, чтоб нашей станции не было? Да, вот кому? Много ли инопланетников этих вообще? Я Потапова за рукав подергал и попросил, чтоб он вкратце обо всех них порассказал. А он говорит, что подробно ничего ни о ком сказать не может. Что он их самоназвания только наполовину запомнил. Да и тех только потому, что лично с их представителями встречался. А именно: с глангами, танланцзы и шурьянками.
Ценная информация, ничего не скажешь. Тут у них совещание закончилось и всех отпустили — обдумывать идеи, как из этой ситуации выбираться. Ведь если инопланетники один раз диверсию устроили, то могут и еще! И, возможно, с гораздо большим эффектом.
Я с Немытовым насчет работы договорился — когда заступать. Назавтра. Выходной себе устроил — чтобы подумать, да разобраться. В профилактории только и думаешь, как от процедур увильнуть. Хотя сколько не думай — ни от одной так и не удалось избавиться. Врачам же тоже хочется поработать — а у нас все здоровые, как на подбор. Конечно, травмы бывают иногда. Но не каждый день же! А тут целых на три дня заполучить человека на полное обследование. Лафа!
Думать я стал о Потапове. Точнее, об этом метеорите инопланетном, которым нас главный инженер загрузил. В личное время думать никому не запрещается. Придумать что угодно можно, если соображалка есть. Скажем, есть у нас инопленетянская штуковина, которую они в нас запустили. И никто ж не скажет — кто именно запустил! На ней не написано. А по внешнему виду или, там, химическому составу, тоже не определишь — это надо много каких-нибудь чужих штуковин иметь, чтобы статистику набрать. Конечно, можно по их инопланетянским сайтам полазать. Наверняка они там о чем-нибудь пишут. Жаль, что не по-русски. Да и вряд ли они будут освещать подробности диверсии против других разумных. Вот. Раз мы не можем определить — кто на нас напал, надо пригласить специалистов, которые смогут это сделать. А где такие специалисты? Правильно — у тех же инопланетников. Они ж друг про друга наверняка больше знают, чем мы про них всех вместе взятых.
Уж в этот раз не стал к Потапову идти. По телефону позвонил. Высказал соображения и жду — чего он скажет. Потапов подумал и решил, что в моей идее какой-то резон есть. Вот только кто с инопланетниками будет договариваться и с какими из них конкретно?
— У нас же служба безопасности есть! Сама их работа.
— Ты мне про нее лучше не говори, — Потапов отвечает, — они ж только и могут, что за порядком следить. И то — не всегда. Тут надо кого поумнее и пообразованнее.
— Насчет образованнее это я могу подсказать. Это у нас Наталья образованная. Куда уж больше. Да и специальность у нее подходящая — переводчик широкого профиля с уклоном в ксено-лингвистику. Должна любого инопланетника на раз понять и уговорить его.
— Ладно, подойдет. Зови ее ко мне.
— Э, нет, туньчжи Потапов! Вы ее сами зовите. Мы с ней, типа, не очень теперь разговариваем. Можно сказать, вообще никак.
Главный инженер посопел в трубку, подумал и согласился. Так что, когда я на смену пошел, углядел на стенке приказ об отсутствии по уважительной причине монтажника Федотовой Натальи Германовны. Ну, и отлично. Так сказать, с глаз долой — из сердца вон. Правильно дядя Леша сказал — работать надо.
* * *
10
Её предупредили.
Но всё равно переход от невесомости к тяжести, создаваемой гравикомпенсаторами, неприятно поразил Наталью. Внутренности дернулись вниз, вызывая дискомфорт во всем теле, ноги подогнулись, и она чуть не проехалась носом по аппарели чужой станции. Пришлось быстро-быстро просеменить по металлической палубе, словно школьница, впервые вставшая на шпильки. Наблюдали за ней и люди — провожающие, и гланги — встречающие. Рядом с глангами стояли два человека. Один — худой невысокий блондин, и второй — плотный бородатый брюнет на голову выше первого.
На последних шагах Наталья умудрилась выпрямиться, гордо повести головой и браво простучать подошвами, подойдя к группке встречающих.
— Вот и вы, — сказала ближняя гланга через коммуникатор. — Мы рады приветствовать вас на борту нашей орбитальной станции. Выражаем восхищение вашей решимостью попасть на нашу планету. К сожалению, вы будете должны пройти карантин. Здесь. В течение сорока семи часов ваших. Прошу вас пройти далее.
Наталья оценивающе взглянула на туловище гланги и невпопад подумала: чем же эти инопланетяне радуются? И каким образом? И где у них мозг? А лицо? И вообще, как они устроены?
Ранее, рассматривая картинки с изображениями гланг, Наталья как-то не задумывалась над этими вопросами. Раньше инопланетяне являлись чем-то отвлеченным. Сейчас же до Натальи постепенно начало доходить, что в скором времени жить придется в окружении одних только гланг. Что никого из людей поблизости не будет. Совсем не будет. И даже в отдалении. Как только пройдут формальные процедуры приема Натальи в сообщество инопланетян, остальные люди покинут орбитальную станцию. Во избежание.
Гланги поставили условие. И, чтобы не было повода для конфликта, его следовало выполнять. Условие простое и конкретное: присутствие более одного человека в пределах территориального пространства сообщества гланг — недопустимо. Разрешается временное пребывание двух человек на орбитальной станции. По прошествии четырёх часов люди должны удалиться.
Чёткие и недвусмысленные заявления.
— Девушка! — один из людей отвлек Наталью от изучения строения тела гланги. — Девушка! Можно вас?
— Меня зовут Наталья.
— Да, я знаю. Девушка, у нас не так много времени, чтобы ввести вас в курс дела.
— Наталья…
— Я понимаю. Извините. Времени мало. Нам с Виталиком скоро улетать, — блондин показал пальцем на второго. — Если мы не успеем вас познакомить со всеми тонкостями местного этикета, у вас могут возникнуть проблемы. Правда, Виталь?
Виталий многозначительно кивнул.
— Я надеюсь, — отчеканила Наталья, — что вы будете обращаться ко мне по имени. Ясно? Всякие "девушки", "голубушки" и тому подобные мусорные словечки хорошо бы забыть. Ясно? Кстати, может, представитесь? Даже те несколько часов, которые вам предоставили гланги, я не желаю обращаться к вам "молодой человек".
— Петя… Пётр, в смысле, — он неожиданно покраснел, кашлянул и закрыл рот рукой.
— Вот что, Пётр. Вы говорите, я — слушаю и запоминаю. Если мне будет что-нибудь непонятно, я спрашиваю. В любом ином случае не надо разжевывать, по два раза объясняя, что вы имели в виду. Ясно?
— Ясно, — мрачным басом ответил Виталий. — Идем в каюту. В ней — тебе жить. Сорок семь часов.
Он крепко подхватил Наталью под локоть, развернул в нужном направлении и быстро зашагал вперед, не обращая внимания на спотыкающуюся походку девушки.
Единственное, что отличало Петра от Виталия, кроме внешности, — манера ведения разговора. Если Пётр уговаривал, то Виталий — цедил фразы, будто одолжение делал. Но говорили они оба одно и то же: как поступать человеку, если гланга сделает так. Как поступать, если скажет этак. Как поступать, если будет молчать и ничего не делать. Куда смотреть в первую очередь, когда разговариваешь с глангой. Куда не смотреть никогда. И тому подобные правила поведения для начинающих контактёров.
Кроме того, Виталий усиленно просвещал Наталью о социальном устройстве общества гланг, рассказывал начальные сведения об их биологии, культорологии и остальным "логиям", о которых Наталья имела смутное представление. Больше всего ее поразило, что у гланг три пола и основной — по количеству особей — так называемый "средне-женский". Поэтому обращаться ко всем глангам в общем и к какой-либо в частности желательно в женском роде. Глангу мужского пола ей вряд ли кто покажет, даже если она и попросит. А просить не надо.
Говорили Пётр с Виталием попеременно. Едва замолкал один, как тут же начинал другой. Причем, зачастую случалось это на середине фразы. От того объема информации, который пытались запихнуть в Наталию, голова у неё, казалось, распухала больше и больше. И к концу второго часа напоминала переспевший арбуз. Ткни такой ножиком, и он затрещит, опоясываясь кривым каньоном со слизисто-красной мякотью в глубине.
Наталья сказала "стоп". Достаточно. Хватит.
Пётр замолчал, удивленно хлопая белесыми ресницами, а Виталий поперхнулся очередным словом, так и не подхватив речь товарища.
— Я должна подумать, — сказала Наталья. — Думать. Мне надо. А не просто тупо запоминать всякие правила. Причём, не факт, что хоть одно мне когда-нибудь пригодится… Не спорить! В общем, перерыв. Расскажите мне лучше, ребятки, как здесь питаться, умываться и вообще жить. Просто жить. Удобства где тут?
Виталий с Петром переглянулись. Наталья явно застала их врасплох своим вопросом. Пётр взлохматил шевелюру и неуверенно произнес:
— Наверно, где-то есть. Недалеко. Как же иначе?
— То есть, вы не знаете?! — обличающее сказала Наталья. — Я так и думала!
— Да как-то в голову не пришло интересоваться, — буркнул Виталий.
Наталья устало вздохнула: что-либо иного от мужчин было глупо ожидать. Если они ставят перед собой цель, то идут к ней до упора, не обращая внимания на бытовые мелочи. Идут, пока не наступают непреодолимые обстоятельства, либо пока не надоест. В редких случаях цель бывает достигнута. Тогда, почему-то, оказывается, что хотелось совершенно не того, что получил. Что всё не так, что цель была выбрана неправильно и что в следующий раз он сделает всё, как надо. Наивный!
Причем, все мужики такие. Даже самые лучшие.
Наталья опять вздохнула и уставилась на мужчин, которые не знали, что ещё сказать. Конечно, им через два часа улетать на комфортабельном корабле. А ей двое суток торчать на станции гланг. И если кто вообразил, что она обойдется без душа, то глубоко ошибся. Ясно? И все эти пожелания Наталья недвусмысленно высказала.
Пётр с Виталием синхронно кивнули. И остались сидеть.
— Нет, вы явно не понимаете, — озлилась Наталья. — Петя, встаньте и пойдите к глангам. Узнайте у них о том, что меня интересует.
— Нельзя… Правда, нельзя. У них сейчас время общего отдыха, понимаете? Их нельзя тревожить в этот момент.
— А в какой можно?
— Ни в какой нельзя, — отрезал Виталий. — Гланг вообще нельзя тревожить.
— Как же с ними вообще общаться? — нахмурилась Наталья.
— Намеками. Намекнешь, они и проникаются. Глядишь, через неделю и сделают то, что просишь. Если не догадаются — ещё лучше. Тогда у них к тебе уважение поднимается, и твой статус в их глазах — тоже.
— И часто вы с ними загадками балуетесь?
— Не очень, — признался Пётр. — Они наши сразу же щелкают, а мы у них еще и первую не разгадали. Больше они нам новых не задают. Кстати, если вдруг какие-нибудь идеи возникнут — вы нам звоните.
— По телефону??
— Ну, да. Мы вас связью обеспечим, — Пётр протянул ей видеотрубку, которую тут же достал из кейса.
— А бытовыми удобствами? — вернулась к исходному вопросу Наталья.
— Если настаиваете, мы можем с корабля бытовую кабину принести. Только она для работы в невесомости предназначена. Как при почти нормальной тяжести работать будет — не знаю. Может, у неё есть переключатель режимов?