Народ возмущенно зароптал. Олег ловил на себе гневные и опасливые взгляды. Однако и любопытные тоже — похоже, кое-кто из горожан был бы не против, если что, обратиться за помощью и к черному колдуну.
— Супротив этого чародея слово молвила путешественница Варна, что в беде своей просила помощи и защиты от колдуна, — продолжал князь. — Честность свою она показала, живот свой отдав во имя спасения моей невесты. И только благодаря ей я могу теперь жениться на Милолике. Посему слово ее в десять раз прочих клятв весомее.
Наконец князь закончил свою обвинительную речь и обратился к ведуну:
— Что ты можешь сказать нам в свое оправдание, колдун?
Олег не ожидал, что князь захочет дать ему слово, а потому немного помедлил с ответом.
— Что тут скажешь? Вы ведь все равно не поверите, если я скажу, что Варна была колдуньей, а я спас от нее Милолику.
Руслан рассмеялся, откинувшись на спинку кресла.
— Ладно… — Середин прокашлялся, радуясь тому, что уже не испытывает боли от каждого движения. — Для начала я просто назову себя. Нарекли меня при рождении Олегом, но в здешних землях прозвали ведуном. Хожу из города в город, из селения в селение и помогаю людям избавляться от нечисти. Тем и на жизнь себе зарабатываю. Где просят — исцеляю, коли по силам, где просят — с нежитью дерусь. А где не нужен вовсе — так там серебром за себя плачу, и оттого мне все едино рады бывают. Исходил я дорог немало, а потому, может статься, и кому из ваших родичей али друзей подсобить могу. Оттого за оправданием к вам обращаюсь, люди добрые: может, знает кто обо мне? Может, слово свое молвит?
По двору растеклась тишина. Князь оглядел людей и гневно засопел. Больше никто не смотрел на пленника со злостью или ненавистью. Послышались тревожные шепотки: хотя вживую ведуна никто в здешних краях не видел, но слухи о таком странствующем богатыре дошли и сюда. А кто доселе не слыхал — ему рассказывали об этом прямо сейчас.
— Ты лжешь! — вскочил князь и ткнул в сторону пленника крепко сжатым кулаком. — Чужим именем прикрыться пытаешься, колдун, души людские смущаешь!
— Слушайте меня, жители города Юрьева! — заорал Середин во весь голос, понимая, что от того, услышат ли его люди, зависит его жизнь. — Клянусь Перуном, что я и есть ведун Олег, что с нежитью я завсегда боролся. Перуном клянусь, не причинял никогда вреда ни Милолике, невесте княжеской, ни еще хоть кому-нибудь в этом городе. Перуном клянусь, гостья княжеская Варна — колдуньей была и оговорила меня из черной колдовской злобы! Клянусь Перуном! Слышите меня, жители города Юрьева?! Я клянусь Перуном! И требую Перунова суда!!!
Площадь мгновенно взревела от восторга. Руслан же, наоборот, побледнел. И было отчего. Середин один раз присутствовал на суде Перуна, в Гороховце, и хорошо представлял, что это такое: вынос истукана и привязывание к нему жертвы, обряд волхования, страшный гром и молнии, непрерывно бьющие в одно и то же место. Неужели кто-то в этом мире способен отказаться от подобного зрелища?
Гороховецкого князя, кстати, Перун оправдал. А потому Олег, особых грехов за собой не помнящий, за исход представления ничуть не опасался. Здешний правитель, о чем-то недовольно переговоривший с боярами, кивнул стоявшему рядом с креслом дружиннику. Тот сбежал вниз, открыл клетку. Оттуда протиснулась между прутьями куница, начала скалиться и грозно порыкивать. Однако ратник не обратил на зверька никакого внимания, вытащил меч и быстрым движением срезал веревки, что удерживали руки пленника. Действительно, какой смысл держать связанным человека, который сам призвал на себя суд Перуна. Захочешь убежать — Перун все равно разыщет и испепелит своей молнией. Середин с облегчением поднялся на ноги, развернул плечи, сдернул с запястий остатки бечевы.
— Ты хитер, колдун, — сквозь зубы признал князь, спустившийся с крыльца. — Вместо мучительной казни ты выбрал легкую смерть от стрелы Перуна.
— А тебе не приходило в голову, Руслан, — ответил ведун, — что я всего-навсего могу оказаться невиновным? Или в твоем детинце правду говорить не принято?
— Варна указала на тебя, — покачал головой князь. — Я не мог ошибиться.
— Конечно, она указала на меня, — согласился ведун. — Ведь я не дал ей убить твою невесту.
— Иноземка исчезла! Она отдала живот свой за здоровье моей невесты.
— Надеюсь, она мертва. Я убил ее в тот миг, когда она собиралась истребить Милолику.
— Один из вас лжет, — покачал головой князь. — Но Варна сгинула и не может высказаться в свою защиту.
— Перун рассудит, Руслан, — пожал плечами Олег. — Сейчас будет суд, и тогда ты узнаешь все.
— Тут что-то не так, — насупился правитель. — Ты слишком уверен. И мыслю я, ты задумал какой-то обман.
— Разве можно обмануть бога? — удивился ведун.
— Ступай за ворота, колдун, — кивнул князь. — Волхование пройдет не в святилище, а возле Перунова дуба. Сказывали, бог сам посадил его при рождении города, потому мы молимся дубу, а не идолу. Иди, я ужо послал ратников позвать волхва.
Руслан был прав: Перунов дуб было трудно спутать с другим деревом. Широкий — и не обхватишь, — с массивной кроной, дуб нависал над ним, словно великан.
— У лукоморья дуб зеленый… — пробормотал Олег, осматривая его.
— Эй, чародей, прекрати колдовать! — прикрикнул князь.
— Как скажешь, — покладисто кивнул ведун, не желая устраивать лишних инцидентов.
Выходящий из города народ собирался поодаль, на пологом взгорке. Дружинники тоже держались в паре сотен шагов. Оно и понятно — кому охота попасть под случайную Перунову стрелу, когда начнется суд. Волхвы еще не появились, и зрители скучали. Правда, Руслан был уже здесь, пребывая в странном возбуждении. Вместе с князем подошли только двое ратников — довольно грубо уложили Середина на траву и привязали руки и ноги к колышкам, вбитым в землю. Правитель обошел распятого таким образом Олега и остался вполне доволен. Он вынул кинжал и походкой, исполненной достоинства, приблизился вплотную к ведуну.
— Хочешь, я скажу тебе, колдун, чем кончится суд? — поинтересовался он. — Перун перережет тебе горло. Или проколет печень. Во всяком случае, тебя найдут именно таким.
— Ты… Ты идешь против воли Перуна… — Ведун напряг руки, изогнулся всем телом — но веревки держали крепко.
— Правильно, правильно, покрутись, — тихо рассмеялся князь. — Пусть все видят, что до самого моего ухода ты оставался жив.
— Но… почему?
— Потому, что я нашел виновного, колдун, — сообщил правитель Юрьева. — Это ты. Я обещал Варне, что убью тебя, если моя невеста очнется. Милолика проснулась. Значит, я должен убить тебя. Убить за то, что ты злой колдун, если это так. Либо убить потому, что я это обещал, если ты невиновен. Согласись, князь обязан выполнять свои клятвы. Слово князя дороже жизни какого-то там чародейчика. Ведь так?
Олег не ответил. Он произносил заговор — шепотом, почти не разжимая губ. Огневики не любят лишнего шума.
— Это тебе за волхва!
С раскрытых ладоней ведуна сорвались два столба пламени, направленных прямо в светящиеся ликованием глаза князя. Но Середин недооценил противника, который воевал всю свою жизнь. Руслан ловко отскочил, и пламя только чуть лизнуло его по щеке. Заслышав вопль раненого князя, толпа повернулась к дубу.
— Ты поплатишься за это, колдун… — прижал руку к щеке правитель. — Ты еще будешь молить меня о смерти.
Скрип зубов куницы по веревке заставил Олега напрячь мышцы. Рывок — правая рука оказалась на свободе. Ведун сделал вид, что бросает что-то в Руслана — тот, пригнувшись, отскочил в сторону. Купава перегрызла веревку на второй руке, и Середин, быстро и четко проговорив заклинание, метнул уже настоящий огненный шар — к дубу спешили юрьевские ратники, и грозный сполох на пути заставил их остановиться. Зверек освободил пленнику ноги, ведун вскочил, кинулся за священное дерево.
— Лучники! — слышался голос рассвирепевшего Руслана. — Лучники, вперед! Приготовиться! Бейте по ногам, колдун недостоин легкой смерти.
— А я вообще никакой смерти недостоин, — отметил тихо Олег. — И умирать не стану…
Он нашептал заговор на тень, метнул ее в одну сторону, а сам, слыша, как затренькали тетивы, кинулся в другую.
— Вон он! — закричал кто-то. — Не стрелять! Коней, коней сюда. Кто верхом в дружине?
Почему лучники не стали стрелять, ведун понимал прекрасно: он бежал в сторону толпы, и половина стрел нашла бы своих жертв среди жителей города. Это поняли и сами горожане — а потому, вместо того чтобы ловить беглеца, кинулись врассыпную. Олег пригнулся и повернул в сторону ближайшего леска. До него оставалось метров пятьсот и, если верховые еще не кинулись в погоню, ведун имел хороший шанс уйти в заросли. Страх услышать за спиной приближающийся топот заставлял нестись так, что Середин почти наверняка установил мировой рекорд — вот только замерять его было некому.
Наконец ведун влетел под спасительные ветви орешника, свернул в самую гущу зарослей, уселся среди листвы и снова забормотал заговор — на этот раз для отвода глаз. До темноты оставалось совсем немного, а ночью его точно никто найти не сможет — не на того напали. Вот ночью он и уйдет.
Ведун закрыл глаза, проваливаясь в сон, а когда открыл их — вокруг царили мрак и тишина. Он прошел немного вперед, прислушиваясь и принюхиваясь к миру вокруг. Ощутил под ладонью шершавую, прохладную кору осины, вдохнул полной грудью воздух, наполненный ароматами смол, различил шепот тихого ночного ветра, играющего в прятки между ветками, шорох листвы, тихое поскрипывание деревьев. Вот ухнула сова, прошмыгнул в траве пугливый заяц, где-то раздался стук дятла. Хотя дятел — птица дневная. Леший, наверное, балует.
Сознание ведуна расширилось, Олег больше не был ограничен рамками тела, он стал частью леса, растворился в нем. Он мог видеть каждую зверушку, каждую птаху малую, мог качнуть травинкой, которая была частью его самого, и спугнуть сонного кузнечика. Лес был спокоен — а значит, чужих поблизости не имелось. Погоня ушла.
Олег осторожно расправил плечи, опасаясь вспышки боли, но тело оставалось сильным и здоровым. Рядом с ногой пошевелилась куница. Она подняла на него черные бусинки глаз и испуганно пискнула.
— Ну что ты, малышка, — поднял Олег ее на руки. — Все в порядке, мы сбежали. Теперь давай поищем наш отряд.
И бодро зашагал вперед. Дорога послушно ложилась под ноги, ветер перебирал волосы ведуна, а в груди пенились, как шампанское, энергия и радость. Казалось, он мог вот так прошагать до самого края земли!
Темница
Своих товарищей Олегу удалось найти на удивление легко: он двинулся по дороге в сторону Изборска, к месту последней стоянки, но версты через три его окликнули. Ведун поднял голову и увидел сидящего среди ветвей Ермолая. Тот, спустившись вниз, проводил Середина в рощу, где на прогалине возле родника и расположились остатки отряда. Почти сутки не евшему ведуну тут же отрезали ломоть хлеба, настрогали сверху сала, повесили на огонь котелок с водой, в которой развели две горсти муки и сыпанули горсть сушеного мяса. Он ел и слушал рассказ о недавней стычке.
— Руслана нашего закололи, — вздохнув, сообщил воевода, — Велислава князь застрелил. Тебя и Киру повязали. Мы, правда, больше половины юрьевских дружинников положили, да что толку? Ушли они да вас уволокли.
— Это все из-за меня, — повинился Ермолай, размешивая кулеш. — По нужде большой далеко отлучился. Как лязг железа заслышал — пока портки натянул, пока прибежал… Тут все уже и кончено. Аккурат моего меча не хватило. Всех бы чухней положили, клянусь Сварогом. Э-эх…
— Как сеча закончилась, — продолжил Микула, — мы собрались да в сторону Юрьева двинулись, куда вас увезли. Оставаться нельзя было: князь, вестимо, как возвернулся бы, немедля пару сотен нас добить бы послал да побитых своих увезти. Мы поначалу в чащу ушли, в чистом месте костер сложили, тризну справили. А потом к дороге вышли. Сидим, кумекаем, что далее делать. Ну дозорного я поставил, дабы путников спрошал, что в граде творится. Ан ты и сам вернулся, ведун.
— Нас кто-то выдал, — ответил Олег, доев хлеб. — Юрьевский князь сказывал, некая Варна, целительницей представившись, защиты у него от нас просила. Приметы все назвала точно, после чего представила дело так, якобы она невесту княжескую излечила. Вот из благодарности к ней Руслан на нас и ополчился. Варна эта — колдунья. Так что торчит из-за дела сего рука колдовская. Стучит кто-то колдуну про наши передвижения…
Середин обвел соратников задумчивым взглядом. Кто? Поначалу он подозревал Никиту — тот погиб. Потом Руслана — он уже мертв. Кира в плену. Тогда кто? Сварт?
Олег внезапно вспомнил, что уже давно не ощущал тепла от своего крестика. Забыл совсем про него, как в ловушке ящера побывал. Ведун достал из кармана свой главный амулет, неспешно примотал к запястью и тут же ощутил тепло: христианский символ ощущал близость посторонней магии. И реагировал он так именно на Сварта.
— Нас кто-то постоянно выдает, — сказал Середин, глядя тому прямо в глаза.
— Этого не может быть, — ответил беловолосый дружинник, выдержав его взгляд. — Здесь все свои, много лет друг друга знаем. Может быть, за нами идет лазутчик?
— Только на меня не подумайте… — Купава, оказавшись в человеческом облике, тут же подсела к котлу. — Великая Триглава, я не ела целую вечность!
Сварт отошел к лошадям, мирно щиплющим тонкие березовые ветки, вернулся с поясом, на котором висели сабля, нож, серебряная ложка в замшевом чехольчике:
— Бери, ведун. Ты без оружия лежал, таким они тебя и увезли. Так что меч твой цел. Поешьте да собирайтесь. Раз ты вернулся, надобно дальше идти.
— Дальше? Подожди, Сварт, а как же Кира?
Дружинник нахмурился и поглядел в сторону, что-то сосредоточенно изучая.
— Ведун, Киру не спасти, — вместо него ответил Микула. — Не станешь же ты город штурмом брать? Она сгинула в битве, ведун, равно как и Никита, и волхв, и Руслан. Нам нужно спасать княжича. А как вернемся — попытаемся выкупить ее из полона. Знаем ведь, где томится.
— Вот как? — нахмурился Олег. — Значит, мы бросим ее в беде и даже не попытаемся помочь? А меня вы бы тоже бросили?
Сварт поднялся и спокойно кивнул.
— Коли не могли бы ничего сделать, то бросили бы. Не по силам нам идти войной на крепость, дабы вытащить ее оттуда. И серебра для выкупа нет. Разве ты в Юрьеве добыть сможешь? Али ты мыслишь, что князь добровольно вернет тебе женщину?
— Мне в Юрьев нельзя, — покачал головой ведун. — Я оттуда с шумом и гамом уходил, так просто этого не простят. Но попробовать выручить ее нужно. Не получится — значит, не получится. Тогда дальше двинемся, а за нее потом выкуп заплатим. Ты же даже не знаешь, что ей там выносить приходится! Может, ей каждый день вечностью кажется!
— Вестимо, чего переносит, — вздохнул Ермолай. — Отдал ее князь ратникам, вот и пользуют, кто как хочет, пока не надоело. Полонянка — она полонянка и есть. А из людской дружинной ее нам пятерым не вытащить. Там, может статься, не одна сотня ночует. И все при мечах, все к делу ратному привычны.
— А может, и нет, — покачал головой Микула. — Приглянулась девчонка князю, ой приглянулась. Не станет он ее дружине отдавать, себе оставит.
— Не оставит. — Олег начал потихоньку прихлебывать чуть остывший кулеш. — У него невеста только что из забытья вышла. Она ему по нраву, вон как переживал. Так что сейчас он о Милолике, а не о сторонних девках думает.
— Кто знает, кто знает, — усмехнулся воевода. — Коли жена по нраву, то еще не значит, что прочих девок полапать нельзя. Может, запер до времени али балуется пока помаленьку.
— Я узнаю, — отстранилась от котла Купава. — Перекинусь, в детинец сбегаю да понюхаю по дому, да в тереме, да в порубе. Глядишь, найду Киру. Коли в детинце она — обязательно найду…
Девочка поднялась и направилась за деревья.
— Стратег, — пробурчал Середин. — Ладно, мы тебя подождем. Только поторопись.