Танька прикрыла глаза и погрузилась в воду так, что только ноздри и торчали над поверхностью. Вот теперь было действительно больно - она вдруг всем телом почувствовала свое одиночество. Всем телом, на котором вдруг обнаружилось столько меток памяти - небольшой синяк на груди, следы пальцев на запястьях, еще какие-то едва заметные ссадинки… В прохладной воде все это вдруг стало таким чувствительным и ярким, что Танька почувствовала в глазах и носу жжение, как от перца.
Плакать она разучилась еще лет пять-шесть назад. Приснился очередной сон, который Танька помнила и по сю пору. Во сне было столько боли, что Танька проснулась и захотела заплакать - но не смогла. Слез не было. И с тех пор их не было уже ни в каких случаях - резало порой глаза, хотелось зареветь, но плача - не получалось. Даже когда казалось, что голова вот-вот лопнет от крика, мечущегося между висками.
Вода многократно остывала, но Танька еще и еще раз подливала горячей и вылезать не спешила. Наконец, стало как-то легче, и, тщательно отдраив себя жесткой губкой и трижды вымыв волосы, она вышла из ванной. В комнате царил погром. Все было повыкинуто из шкафов - не наспех, а нарочно, какие-то Танькины вещи валялись порванными, в шкафу было разбито стекло и остатки его были изляпаны уже высохшими пятнами крови. Танька презрительно рассмеялась, отпинывая с дороги барахло, прошла к своему компьютеру, включила его. Старенький агрегат уцелел. Танька включила музыку и принялась запихивать вещи в шкаф, не разбирая.
Уже темнело. Танька поискала взглядом будильник, обнаружила его разбитым, дошла до компьютера. Было больше одиннадцати. Спать, как всегда ночью, не хотелось. Но нужно было что-то делать, и Танька уселась за компьютер мужа, рисовать свои любимые абстракции из цветных линий и пятен.
Заявление было подано вполне успешно, не возникло проблем и с разделом имущества. Супруг забрал только свой компьютер, личные вещи и часть книг, в основном, по профессии. Все остальное он широким жестом оставил Таньке - «Пользуйся!». Танька посмеялась, но выбрасывать различные телевизоры-видеокамеры вслед уезжающему супругу не стала, просто сделала уборку и засунула все, чем пользовалась редко, в нижние ящики шкафа. Вся эта «ахинея» ей была не нужна, и она подумала, что нужно будет заказать контейнер и выслать Андрею все его имущество по почте.
Ее захлестнула обычная суета - оказалось, что сессию можно все-таки сдать, и сдавать нужно было срочно, новую работу придется искать, и желательно - в ближайшие две недели, чтобы было на что жить до зарплаты… С сессией Танька разобралась, но больше сил ни на что не хватило. Только найти подработку переводом. Интернет был проплачен на полгода вперед, и с поиском надомной работы проблем не возникло.
С утра Танька покупала пару бутылок красного вина и черный хлеб в ближайшем магазине, открывала вино, садилась за компьютер и уныло мучила нудные тексты статей про различные лекарства. Выполнив дневную норму, она отправлялась сидеть в воде в темной ванной, вылезала к вечеру, заходила в Интернет и там бестолково ползала с сайта на сайт, с трудом понимая смысл написанного на экране. Какие-то случайные чаты, сайты сетевой поэзии, библиотеки, потом - несложные онлайновые игрушки… Выключив компьютер, она падала на незастеленную постель и засыпала глухим сном без сновидений.
Сколько времени прошло так, толком сказать она не могла. Жизнь мерялась интервалами - от гонорара до гонорара, от одного мешка, полного бутылок из-под вина, до другого. Ей никто не звонил, не приходил в гости, сама она ни разу никуда не выходила, кроме ближайшего магазина, рынка и фирмы, которая брала у нее переводы. Танька похудела, нос заострился, на всем лице остались только глаза. Ей было все равно. Раз в неделю она покупала стиральный порошок и средства для уборки, мыла квартиру, стирала свои шмотки - скопом, благо в ее гардеробе вещи были одного цвета, черного. Мятое, но выстиранное шмотье она напяливала по принципу «лишь бы в милицию не забрали» и никак больше собой не интересовалась.
Жизнь ее замкнулась на воспоминаниях о неделе, проведенной в Ростове, и Таньке нравилось это бесконечное прокручивание запомнившихся моментов, когда вдруг зазвонил телефон. Номер был ей незнаком, и Танька трубку не подняла. Но звонок повторился, и она решила ответить.
Звонил Маршал.
– Как поживаешь?
– Как ты меня нашел?
– Не без труда. Много в Москве Потаповых Татьян, да ты еще и в базе данных МГТС не значишься. Но кто ищет - найдет.
– А искал зачем? - без особой радости спросила Танька.
– Соскучился. В гости примешь?
– Приходи, - Танька продиктовала адрес и повесила трубку.
Танька огляделась, и поняла впервые, что в квартире - бардак. Моющий пылесос и выброс мусора ситуацию улучшили, но квартира, в которой висел густой дух сигарет и сандаловых палочек, все равно была какой-то запустелой. Танька посмотрела на себя в зеркало и уныло потащилась в душ. Чистая и даже розовая после горячей воды, она все равно напоминала экспонат выставки «Ужасы Холокоста». Но с этим уже ничего нельзя было поделать.
Маршал явился поздно, чуть не заполночь, и принес с собой бутылку «Hennessy». Танька сварила кофе, разлила по чашкам, достала бокалы для коньяка. Пока не была откупорена бутылка, разговор шел какой-то пустой. Но после очередного глотка ароматной янтарной жидкости они вдруг как-то оживились, начали улыбаться, смеяться. А потом Маршал заговорил о том, о чем она ни с кем еще не говорила с самого Ростова, и Танька обрадовалась.
Понять, что она не одинока в своем сумасшествии, а есть, как минимум, компания единомышленников, было приятным шоком, а утратить это вместе с Герцогом было больно и обидно. До того, что не хотелось испытывать даже тени надежды на то, что это случится еще раз. Но сейчас артистично-надменный, аристократичный, холеный Маршал возвращал ее к жизни. Он много говорил - рассказывал о себе, он умел говорить, чуть-чуть играя, но не переигрывая.
– Представь - ночь, тишина, город спит и тут над городом - вой, грохот, стекла бьются, в черном небе не видно, что над городом парит смерть… И дома начинают рушиться, на улицах паника, люди мечутся - а по ним лупят фиолетовые молнии… Смерть, только смерть вокруг…
Танька кивала, понимая каждое слово, видя каждую картинку - и жалея о том, что не умеет говорить. Стихи, песни - в них ей еще удавалось что-то выразить, но не так, не в разговорах.
Бутылка кончилась, и Маршал отправился за еще одной, и кончилась вторая бутылка, и когда он остался на ночь, Танька не возражала. Он был ласковым, он был - оттуда, он был другом Герцога, а она была пьяна… Этого было достаточно.
Маршал стал приходить раза два-три в неделю и оставаться на ночь с естественностью приглашенного. Танька его не прогоняла. Простую раскладку «я с тобой говорю - ты со мной спишь» она уяснила уже на второй его визит. И - согласилась с ней, презирая себя за это.
Он был неплохим любовником - внимательным и чутким, но в каждой его ласке чувствовалось только одно: Танька неважна сама по себе, она - только средство, через которое Маршал демонстрирует кому-то, что он «хорош в постели». Но, в общем, было не так уж плохо, ведь сначала были беседы, а Танька плотно заглотила наживку. Она жила этими разговорами, поиском совпадений, многократным подтверждением того, что это - не бред сумасшедшей и не выдумки, а реальность.
И где-то внутри едва заметно для нее происходила важная перемена - Танька начинала относиться всерьез к тому, что раньше казалось ей ее личной «шизой». Две половинки ее «я» были наскоро и грубо сшиты несколькими словами Герцога, и шов потихоньку начинал срастаться. К «шизе» можно было относиться как к шизоидному бреду - отодвигать на второй план, окунаться с головой в будни, иногда использовать отдельные картинки для стихов и песен. А теперь будни оказались круговоротом «вино-работа», и окунаться в них с головой не получалось.
Где-то через месяц Маршал предложил ей работу. Они курили в постели, когда Маршал вдруг спросил:
– Тебе халявная работа не нужна?
– Что за работа? - заинтересовалась Танька.
– Все очень просто. Берешь сумку с документами, отвозишь, получаешь деньги. Документы секретные, поэтому нужно обращаться с ними аккуратно, но никаких проблем. Сто долларов за поездку по Москве, двести - по области. Остальное обговаривается. Плюс оплата мобильника. Неограниченный тариф.
Танька, естественно, согласилась. Кто бы отказался от такой работы?
Работа оказалась хоть и странноватой, но весьма непыльной. Первый раз Маршал привез папку с документами сам. Обычная пластиковая папка с кнопкой, правда, крест-накрест заклеенная скотчем. Набитая битком и достаточно тяжелая. Везти ее надо было на другой конец Москвы, на Красногвардейскую.
Танька перетряхнула шкаф, выбирая, что надеть. В наличии оказались новые джинсы, черные, естественно, и мужская шелковая рубашка с коротким рукавом. Того же цвета. Другого Танька не носила. Достоинством рубашки была ее выглаженность, недостатком - то, что в +30 в ней было определенно жарко. Однако ради работы по доставке документов можно было потерпеть.
По искомому адресу оказалась квартира в хрущобе. Танька слегка удивилась, но покорно потащилась на пятый этаж, проклиная погоду и отсутствие лифтов в пятиэтажках. Дверь в нужную квартиру выглядела, мягко говоря, радикально. Во-первых, она явно стояла в этом доме с момента его заселения в давние годы. Во-вторых, ее явно выбивали не один десяток раз. Замка не было, дверь была приоткрыта, было видно, что закрыта она изнутри на цепочку. Танька нажала кнопку звонка - но звонок не работал.
Танька постучала по двери рукой. Никакого результата. Подождав, Танька со всей дури заколотила в дверь носком берца. Минут через пять в щели обозначился мужчина неопределенного возраста с признаками острой алкогольной зависимости во всем облике. Одет он был только в трусы и тельняшку.
– Чо надо? - хмуро осведомился «матрос» испитым голосом.
– Документы привезла, - показала Танька папку, вытащенную заранее из сумки.
– Давай, - протянул руку через щель в двери «матрос».
Адрес Танька знала наизусть, и адрес был верным. Инструкция была проста - отвезти по адресу. Чуть помедлив, Танька отдала папку и, не прощаясь, пошла вниз по лестнице.
Внизу она набрала номер Маршала.
– Отвезла? - послышалось в трубке.
– Да. Но что-то тут мутно. Алкаш какой-то, квартира странная…
В трубке рассмеялись.
– По офисам документы возят курьеры. За сто баксов в месяц. Вечером завезу деньги. Отбой.
Маршал честно привез сто долларов, и Танька задумываться перестала. Какое, в конце концов, дело до того, кому какие документы нужны. Деньги лишними не бывают, встряхнуться лишний раз всегда приятно. Есть стимул стирать и гладить вещи, повод прогуляться по улицам, да и на противные переводы можно наплевать.
Дальше она работала в среднем один-два раза в неделю. Пакеты ей иногда привозил Маршал, иногда она заезжала к нему сама. Впрочем, Маршал не любил принимать ее в своей квартире, причины этого Таньку не интересовали. Она и сама не так уж стремилась общаться с ним почаще. Хватало того, что пару раз в неделю он ночевал у нее. Это уже напрягало, и чем дальше - тем больше. Ей уже не нужны были разговоры, что-то неуловимо неправильное в Маршале начинало ее раздражать.
Раз пять приходилось ехать в область. Поездка в Лыткарино запомнилась ей больше прочих. Областной городок стоял на семи холмах и семи канавах. Если какая-то логика в планировке его улиц и была, то Танька ее не уловила. По привычке она отправилась по адресу пешком, хотя заплатить полтинник за машину проблемы не составляло. Но она пошла искать дом своим ходом. В конце сентября стояла непривычная жара, Танька изнывала даже в широких хлопковых штанах и камуфляжной майке-безрукавке. Груз оказался потяжелее обычного, килограмма на три, был упакован в непрозрачный целлофановый пакет и был по обыкновению плотно обклеен скотчем.
От площади, на которой ей посоветовал выйти водитель маршрутки, Танька пошла вниз, прошла мимо рынка, мимо странного и мрачного здания-недостроя, от которого веяло каким-то ужасом из дешевых голливудских страшилок. Теперь улица выглядела забавно - слева деревенские дома, справа - обычные многоквартирные. Она топала и топала, пыля берцами, вдоль по улице, удивляясь тому, насколько тихо днем в этом городишке. Наконец она увидела гаражи, в которые ей и было нужно попасть.
В гараже было пусто. Пошарахавшись от одной двери к другой, Танька узрела живую душу - измазанного солидолом паренька.
– Петя - ты? - вопросила Танька.
Паренек покачал головой и убрел куда-то вглубь кирпичной постройки. Прошло десять минут, двадцать, никто не появлялся. Танька присела на шины и начала тихо злиться. Работая на Маршала, она уже перевидала уйму странных мест и странных личностей, но так долго ей ждать еще не приходилось. Документы у нее забирали и алкоголики, и проститутки, и шикарного вида дамы с походкой манекенщиц, и старенькие бабушки. Танька долго думала над тем, кому и что возит, и пришла к выводу, что бизнес Маршала - это частное сыскное агентство. А в папках - разные материалы.
Еще минут через двадцать нарисовалась личность со всеми признаками «кавказской национальности» в лице и одежде.
– Петю ждешь? - поинтересовалась личность с гротескным акцентом.
Танька молча кивнула, вычерчивая носком ботинка на песке крестики и нолики.
– Пойдем вина выпьем, пока Петя придет! - радушно пригласил ее кавказец.
Танька отрицательно помотала головой, все еще не поднимая головы.
– Пойдем, девушка, зачем на жара сидить?
От этого «сидить», явного гибрида между «сидишь» и «сидеть», Таньке стало весело.
– Пойдем, пойдем… - потянул ее за плечо навязчивый кавказец.
– Отвали, - коротко бросила Танька, сплевывая себе под ноги надоевшую жевачку.
Настырный кавалер оскорбился.
– Зачем грубишь, зачем плюешь? По-хорошему подошел, по-хорошему пригласил. А она плюет!
Танька поднялась, оказавшись на голову выше горячего восточного парня.
– Так, - сказала она голосом, не предвещавшим ничего хорошего. - Сейчас ты идешь пить вино. С друзьями, родственниками, другими девушками. Или один. Понял?
Ничего тот не понял. Он шагнул вплотную к Таньке, попытался обнять ее за плечи, тычась ей в лицо макушкой, густо намазанной гелем для волос. Танька долго не думала. Крепко взяв мужика за плечи, она резко ударила его коленом в то место, которое определяло темперамент кавалера, и оттолкнула от себя.
Разумеется, он упал. Танька подошла к нему и еще раз ударила, на этот раз ботинком. Кавказец взвыл, сложился пополам, прикрывая руками причинное место. Говорил он что-то не по-русски, должно быть, ругался.
– Слушай меня, сокол ясный, - присела рядом с ним на корточки Танька, беря его двумя пальцами за ухо, чтобы тот лучше слышал. - У тебя дома полно девушек. Если они тебе нравятся - води их и вино пить, и шашлык кушать. Зачем тебе наши девушки?
– … шлюхи гребаные… - выскрипел из себя по-русски кавказец, с ненавистью глядя на Таньку.
– Слушай дальше, - улыбнулась Танька, покрепче захватывая ухо. - У нас в России девушки не носят паранджу, и папы с ружьями их не охраняют. Не принято. Но это не значит, что они шлюхи. И что ты можешь вести себя, как последнее чмо. Понял?
Ответом ей был очередной монолог на незнакомом языке.
– Понял? - повысила голос Танька, выкручивая многострадальное ухо.
– Да… - пробормотал поверженный кавалер, поскуливая и прижимая колени к груди.
– Вот и иди отсюда, - отпустила его Танька, отходя к своему насиженному месту.
Минут через десять появился искомый Петя, по виду - местный «пацан» средней руки. Он радостно улыбался, отчего его круглая розовая физиономия казалась совсем детской.
– Это ты Эдику вломила?
– Я, - честно ответила Танька.
– Ну, молодца! - заржал Петя. - А то учишь его разбирать, учишь… а все что в лоб, что по лбу!