– Нет, паря, это ты путаешь. Квартира у тебя настежь стояла распахнутая - как не дай бог всякому. Видать, рвануло тут что-то лихо - газ природный али телевизор ламповый. «Рекорд».
– У меня «панасоник», - отвлеченно заметил Трифон.
– Один пес, не люблю я энти телевизоры, всякий от них пустой разговор. Вот кроссворды - гимнастика для ума… Да, так вот. Прихожу я, значится, со стеклом, а в квартире у тебя ну чисто ураган какой прошел. И ни души. Соседка только чуть не со слезами мне рассказывает, как от энтого взрыва у нее со стены ковер слетел. Что делать, думаю. Надо хозяина подождать, ну и работу исполнить - деньги-то плачены, и не мое дело думать, в каком состоянии квартира заказчика находится. Может, это у тебя причуда такая - взрываться по выходным…
Слушавшие разговор Гранечка и крепкие перцы нервно хихикнули. Но с места не двигались, оружием зазря никому не грозили и только посматривали опасливо на кружащиеся вокруг руки… Очень напоминали кроликов в садке, поставленном среди волчьего логова. А мужичок продолжал:
– Стекло в гостиной-то я вставил за час - дело малое! Но ведь и другие окна повылетали. Непорядок. Я и решил: схожу к себе, возьму еще стеклышка да все окошки и починю. Человек мне спасибо скажет.
– Спасибо, - подавленно сказал Трифон. - Я теперь с вами не расплачусь…
– Э, сынок, что такое деньги для хорошего человека? Тьфу, и все! Сочтемся когда-нибудь… Так, работу я сделал. А потом сел на диван раскуроченный, сижу, жду.
– Один? - подозрительно глядя на изобилие рук, спросил Олег.
Мужичок хитро прищурился:
– Спервоначалу-то был один. А потом… - Он поманил к себе Трифона и Олега шишковатым пальцем и таинственно прошептал: - Потом они появились… Руки энти…
– Каким образом? - нервно сглотнул Трифон.
– Ох, да из-за языка моего! - всплеснул руками мужик. - С нонешнего дня зарекся я черным словом ругаться. Ведь как спервоначалу испугался-то! Как было-то? Сижу, кукую, скучаю. Глядь - таракан ползет по плинтусу, раскормленный такой, морда наглая, депутатская. А я их страсть не люблю - тараканов. Я в него прицелиться хотел, ан под рукой ничего нет! И ругнулся я со злости, но от души! И только выматерился - на тебе! - с потолка прямо на этого таракана падает такая вот рука и прихлопывает его намертво!
– А дальше?
– Ну, удивился я! И опять удивление свое нецензурно выразил. И тут - две руки падают! И начинают шевелиться и мусор выносить, стены мыть! Я их матерком - на! - четыре упали!
– А потом - восемь, а потом - шестнадцать… - добавил Олег.
– Истинно так! Я сначала не сообразил этой взаимосвязи-то! - заблестел глазами мужик. - А когда сообразил… Ну сам, поди, видишь, сколько их. Чисто лосось на нересте! Но слова против них не скажу плохого: ишь как они тут прибрались - загляденье. Не хуже поливальной машины - хоть иностранную делегацию принимай!
– Понятно, - потерянно оглядел трудолюбивую колонию рук Трифон. - Выходит, вы, отец, волшебник.
– Что ты, милый! - замахал руками мужичок. - Стекольщик я. Коля меня зовут. Во всем Кимовске меня знают - я всему честному люду окна стеклю… А как с энтими руками получилось - не ведаю. Может, у тебя в квартире аура такая? Реагирующая на неприличную брань?
– Может быть, - рассеянно заметил Трифон. - Олег, видишь, вот так моя рука и выглядела. Точнее, та, которая взяла на себя труд обо мне заботиться. А теперь я и не знаю, тут она или это так, одна видимость.
Одна из рук соскочила с люстры, которую драила до сумасшедшего блеска, и дернула Трифона за косички - видимо, для того, чтобы доказать, что она и еще сотни две ее товарок - не видимость, а вполне осязаемая реальность.
– И что же мне с ними делать? - Трифон спросил это жалобно, тоном этакого многодетного отца.- Куда девать этакую прорву?!
Вот тут, когда разговор пошел в деловом русле, Гранечка со своими перцами вышла из ступора и суровым тоном заявила:
– Мальчики, пакуйте товар.
– Не много ли ты на себя берешь, Аграфена? - мельком поинтересовался Олег. - Хоть бы разрешения спросила у Трифона. Все ж таки эти руки в его квартире прописались…
– Смолкни! - кратко потребовала Гранечка. Чувствовалось, что она снова обрела под ногами твердую почву. - Смолкни и ты, Трифон. И тебе, дед, лучше молчать, дольше проживешь.
– Ой ли, красавица? - приподнял одну мохнатую бровь стекольщик Коля.
– Граня, во что паковать-то? - возмущенно подал голос Юрик. - И они, суки, расползаются. Ой, царапается, подлюка! Щиплется!
– А вы не боитесь, что эти руки окажут вам сопротивление? - насмешливо поинтересовался Трифон.
Гранечка неуверенно ухмыльнулась в ответ, а Гена и Юрик внушительно подняли вверх свои пушки. Тут ринулись к ним несколько рук, умело оружие выхватили, разобрали его на составные и принялись друг дружке перекидывать - вроде как в пинг-понг играть. Патроны так и засверкали в воздухе золотыми рыбками…
– Вот, - с удовольствием сказал Трифон. - Это вам не морковка.
– Я все равно отсюда без товара не уйду, - твердо заявила Гранечка. - Мне эти руки заказал один толковый человек из Гонконга. Он, правда, одну только заказал, но я так думаю, что и от сотни-другой не откажется. И бабки солидные отвалит. Слышь, Олег, Трифон, хотите в долю? Не получилось по-плохому, давайте по-хорошему. Вам семь процентов - и руки мои, идет?
Олег хохотнул:
– Ну ты бизнесменка! Десять.
– Олег, ты что? - изумился Трифон.
– Он все правильно делает, - отрезала Гранечка. - Восемь.
– Девять.
– По рукам. Трифон, простыни есть? И наволочки?
– Олег, как ты можешь… Ну есть.
– Неси.
Трифон мрачно глянул на Олега и отправился в спальню - доставать из шкафа спальные комплекты. «Конечно, - думалось при этом ему, - бандит он и есть бандит. Почуял выгоду - вот и решил руки нагреть. На чужих, между прочим, руках».
В принесенные простыни и наволочки руки упаковались в два счета, несмотря на сопротивление. Видимо, чуяли подсознательно, что с бандитами шутки плохи - за непослушание и нахальное поведение бойких конечностей Гранечка пообещала прострелить Трифону башку. И руки смирились. Трифон и стекольщик Коля безучастно наблюдали за тем, как Граня, Гена, Юрик и даже Олег укладывают руки, уминают их в связке, словно брюкву…
– Кошмар какой-то, - пробормотал Трифон.
Мужичок кольнул его взглядом:
– Ты, паря, кошмаров-то еще не видал… Вот, помнится, как-то одной бабенке с улицы Революции 1905 года я окна стеклил, так и навидался и наслушался. У нее, понимаешь, прописался барабашка - стекла колотит почем зря. Она их вставит, через час - на осколочки!
– Ну и…
– Я энтого барабашку на месте преступления поймал, - горделиво ответил мужичок. - Страшненький был, что твой Фредди Крюгер, но я с ним справился, слово у меня есть заветное супротив барабашек…
– Смотрю, у вас для всего есть заветное слово: и для барабашек, и для… воспроизводства рук.
Мужичок хитро прищурился:
– Это верно. Такая вот у меня… харизма. Смотри-ка, - он указал на остальных, - пошабашили. Все до единой руки увязали.
– Ну и черт с ними, - сказал Трифон мрачно.
Гранечка, оглядев упакованный предполагаемый товар, слегка подобрела и сказала Трифону:
– Может, и ты с нами в долю?
– Нет, спасибо, - вежливо покачал головой Трифон. - Не тянет.
– Зря. Думаешь, Триша, вот какая Гранечка сволочь, да? Какая жадная до денег дура? Что ж, жадная. Но не дура. Я ведь давно чуяла, что в твоей жизни что-то нечисто - слишком спокойно ты, шоколадный парнишка, живешь. Слишком уверенно. Даже зависть взяла: я столько лет на гонконгскую мафию пашу как проклятая, и нету у меня уверенности в завтрашнем дне. А у тебя есть!
– Ты работаешь на гонконгскую мафию? - недоверчиво спросил Трифон.
– Да, дорогой, и давно. Потому и имидж у меня такой - забитая дурочка. Это я сейчас осторожность потеряла. Ну да ради такой прибыли и рискнуть не страшно.
Трифон заметил, что Олег в разговор не вмешивается и слушает его безучастно. Наверное, Олега, записного местного бандита, потрясла новость о том, что какая-то Гранечка оказалась крутой ставленницей мафии из далекого Гонконга!
– А откуда ты узнала, что у меня есть волшебная палочка, то есть рука?
– Наводку дали. Из клана старика Пеньчжуя пришло сообщение: русский парень Трифон Оглоедов получил право владения артефактом под кодовым названием «рука». А у русского парня этих рук оказалось просто немерено! Вот это удача! Бинго! Надеюсь, Триша, ты не в претензии за то, что мы тебя немного раскулачили?
– Ни в коей мере, - по-прежнему вежливо отозвался Трифон.
– Вот и хорошо. И все это останется между нами, я полагаю?
– Мы же разумные люди, - светски улыбнулся Трифон. - В милиции мне не поверят, если я заявлю, что кто-то украл у меня кучу шевелящихся конечностей.
– Молодец, Трифон, - похвалила Гранечка. - Я бы за тебя даже замуж вышла…
– Я недостоин. - Трифон был само смирение.
– Это точно, - кивнула Гранечка. - Так, ладно, мальчики, на выход с вещами. А вам - счастливо оставаться. И помни, Трифон, молчание…
– …золото. Удачи, Гранечка.
– Пушки пропали, жалко, - пробубнил Гена.
– Заткнись, - сказала ему Граня. - Не будь жадным. Продадим конечности - куплю тебе атомную бомбу. Вместе с бомбовозом.
И перцы, отягощенные узлами с пиратски захваченными конечностями, ушли, предводительствуемые Гранечкой.
– Олег, как ты мог? - возмущенно воскликнул Трифон, едва за компанией захлопнулась дверь. - Торговался с этой стервой из-за каких-то процентов! Где широта твоей натуры?!
– Моя натура, Трифон, не твоя проблема, - неожиданно весело подмигнул Олег. - Хорошо, что у меня с собой мобила есть. Я должен немедленно сделать пару звонков нужным ребятам и по нужному адресу…
И Олег ушел на кухню:
Трифон поглядел на стекольщика.
– Пойду я, наверно, - с некоторым сомнением сказал тот. - А то засиделся у тебя, а обед скоро…
Трифон понял намек. Загадочный стекольщик явно напрашивался на угощение. В иной ситуации Трифон бы вежливо выставил его за дверь, но сейчас было ему безразлично - дядя Коля ли тусуется в его квартире или весь хор Пятницкого. Возлюбленная пропала, артефакт украден, точнее, нагло отобран, денег нет, жизнь разладилась, уверенности никакой в завтрашнем дне…
– Пойдемте, - сказал он стекольщику. - Я пельмени сварю. Должны вроде оставаться в холодильнике…
Как ни странно, пельменями не побрезговал и Олег. Он вообще выглядел таинственно после того, как сделал свою «пару звонков». Трифон старался не встречаться с ним взглядом, поддерживал какую-то простецкую беседу с Колей-стекольщиком - то про брюкву, то про калийные удобрения. Но все как-то не клеилось, и это страшно Трифона раздражало - как камешек в ботинке.
Одна радость: Олег уговорил свою тарелку и распрощался, деловито бросив Трифону: «Увидимся». И исчез, предварительно забрав у Трифона куртку, потому что не с руки ему, конечно, было идти по городу (хотя бы и до стоянки, куда откатили его машину) в одной пижаме.
Трифон как-то потерянно сидел на стуле. Выключили его, будто иллюминацию на новогодней елке… Кстати, о елке. Трифон даже удивился - сколько его квартира нападений пережила и подозрительных визитов, не говоря уж про взрыв, а елка все так и стоит целехонька. Прямо заколдованная.
– Да, парень, - доевши пельмени, сказал стекольщик. - Чем-то ты здорово угнетенный, как я погляжу. Может, я за бутылкой сбегаю?
– Я не пью, - отмахнулся Трифон. - Нет, выпиваю иногда, но сейчас не хочется. И без того тошно.
– А чем тошно-то? - внимательно и проникновенно поинтересовался стекольщик. - Э, паря, ты не морщись. Мы с тобой не в Америке, чай.
– А что в Америке? - удивился Трифон.
– В Америке человек печальный никогда другому человеку на судьбу не пожалуется. Ежели только тот человек не психиатр…
– Не на что мне жаловаться, - пожал плечами Трифон.
– Ой ли? - прищурился стекольщик.
Трифон хмыкнул:
– До недавнего времени я думал, что у меня вполне приличная жизнь. Пока в ней не появилась… Рука.
– Это какая же?
– Да вот вроде тех, что эти придурки сейчас утащили.
– И чем же эта рука так тебя доняла, что сидишь ты сейчас смурнее ноябрьского вечера?
– Красивое сравнение, - отметил Трифон. - Нет, она особо не донимала, просто… Проникла в жизнь и все нарушила. Вроде нежданного гостя. И пришлось с ней считаться, но даже не это самое паршивое… За ней все, кому не лень, охотиться принялись, как будто эта рука невесть какое сокровище.
– Так, может, она и есть сокровище?
– Но не для меня! - горячо воскликнул Трифон. - Я ведь и без нее прекрасно жил и вполне был счастлив…
– Ну-ну, - принахмурился почему-то Коля. - Вона ты какой молодец. Самостоятельный. Сильный. Красивый. И счастливый.
– Разве это плохо?
– Спору нет, хорошо. Только скучно.
– Ну и пусть. Мне нравится скучать. Кому я мешаю своей скукой?
– А кого радуешь?
– А должен?
– Нет, конечно, - вздохнул Коля. - Только вот что я тебе скажу, паря. Бывает цельное стекло, звенит как родниковая вода и ясное как солнце. А бывает стекло с трещиной. И звук у него не тот, и блеск.
– Это намек? Слушайте, что вы ко мне пристали? Я вам исповедоваться должен в том, что я такой ужасный и скучный эгоист?
– Дурилка ты, - усмехнулся Коля.- Человек-то ты хороший. Только трусливый.
– Это как?! - возмутился Трифон.
– А просто. Жизнь менять боишься, любить боишься, приключений тоже боишься. А когда ты боишься - тебя не уважают.
– Мне этого и не надо.
– Надо, Трифон. Сам себя-то не обманывай. Я ведь тебя, Трифон, признаться, как облупленного знаю.
– Откуда? - изумился Трифон.
А еще он почувствовал, как мурашки у него побежали по коже. Потому что стекольщик вдруг на мгновение показался ему величавым, как средневековый король.
– Откуда вы меня знаете? - повторил Трифон. - Кто вы?
Стекольщик вздохнул и поднялся из-за стола:
– Не могу я тебе этого покамест сказать, Триша. Да и пора мне, засиделся. Но я с тобой не прощаюсь. Явлюсь в самом скором времени. А ты отдохни. И сам с собой побеседуй. На тему счастья и независимости. Или это… кроссворд порешай. На, держи.
И стекольщик сунул Трифону мятую газету.
Вышел вон и дверью…
…не хлопнул.
Остаток дня Трифон провел в каком-то оцепенении. Бродил неприкаянно по комнатам, вспоминал, как рука плескалась в ванной, а Димка принесла банку с капустой. Кстати, капусту он ведь так и не попробовал. И где теперь Димка? Она сказала, что в Москве, но это тоже может быть фантастикой… Как и рука, как и царевич Филимон… Трифон бездумно смотрел телевизор, шла как раз «Ирония судьбы», а потом от нечего делать принялся разгадывать кроссворд. И через некоторое время почувствовал себя таким уставшим, ненужным и почему-то несчастным, что даже не смог ответить на вопрос из четырех букв: «Обычно считается заботливой, если женская, и крепкой, если мужская». Отшвырнул газету и задремал на диване. А потом дремота перешла в крепкий сон. Сон без сновидений. И это-то было счастьем.
Однако всякое счастье когда-нибудь кончается.
Это счастье закончилось в половине второго ночи.
В половине второго ночи сновидение Трифону все-таки явилось.
Будто бы елка, которая стоит у Трифона в гостиной, превратилась из чахлого деревца в высокую и раскидисто-пушистую красавицу. И на каждой ветке у нее висят не шарики-хлопушки, а самые натуральные телевизоры. И все телевизоры работают, передают трансляции разных программ. Трифон вроде и не хочет пялиться, а поневоле смотрит…
Творилось на телевизионных каналах что-то катастрофическое. На одном показывали, как толпы бедно одетых и изможденных людей совершали паломничество в какую-то пустынную местность. Там, среди песков, возвышалось сверкающее золотом изваяние - Рука, и перед этим изваянием люди падали благоговейно, поднимали своих детей, чтоб они увидели это чудо, кричали, что божество явилось на Землю… И все в том же благочестивом духе. А некий старик на белом верблюде занимался тем, что раздавал молящимся маленькие сувенирные руки из дешевого металла и изрекал напыщенные речи о том, что всем стойким в вере и благочестии эта рука принесет огромное счастье, независимо от пола, происхождения и семейного положения.