Друг перед другом, а иногда и перед собой, мы делали вид, что готовимся, тщательно готовимся к тому дню, когда подвернется Подходящий Рейс.
Делать это было нетрудно. Многие настоящие старатели поступают также между рейсами. Существовала группа, называвшая себя «Искатели хичи»; ее основал старатель по имени Сэм Кахане: пока он бывал в рейсе, его заменяли другие; теперь он вернулся и ждал, пока остальные два члена его экипажа достаточно оправятся, чтобы вновь пуститься в полет (между прочим, среди других болезней они вернулись с цингой из-за отказа холодильника в полете). Сэм и его друзья были отличными парнями: очевидно, у них была устойчивая трехчленная связь, но это не мешало им интересоваться хичи. У него были записи нескольких курсов лекций профессора Хеграмета, наиболее известного специалиста в исследовании хичи. Я узнал многое не известное мне раньше, хотя основной факт, что о хичи существует гораздо больше вопросов, чем ответов, был всем хорошо известен.
Мы посещали тренировочные группы, где учат таким упражнениям, которые позволяют разминать каждую мышцу в ограниченном пространстве — массаж для забавы и пользы. Конечно, это полезно, но еще более забавно и интересно, особенно сексуально. Мыс Кларой научились делать с телами друг друга поразительные вещи. Мы посещали кулинарные курсы (можно очень многое сделать со стандартным рационом, если добавить немного пряностей и трав). Мы слушали лингвистические курсы, на случай если придется вылетать не с англоязычным экипажем, и тренировались друг с другом в итальянском и греческом. Мы даже присоединились к группе любителей астрономии. У них был доступ к телескопу Врат, и мы много времени проводили, глядя на землю и Венеру не с плоскости эклиптики. Френси Эрейра, когда ему удавалось уйти со своего корабля, присоединялся к этой группе. Кларе он нравился, мне тоже, и у нас выработалась привычка выпивать втроем в нашей квартире — вернее, в Клариной квартире, но я в ней проводил почти все время, — после занятий. Френси глубоко интересовался, что происходит Там, Снаружи. Он все знал о квазарах, и черных дырах, и галактиках Сейферта, не говоря уже о двойных звездах и новых. Мы часто рассуждали, каково это окончить полет в окрестностях сверхновой. Такое может случиться. Известно было, что хичи в первую очередь интересовались астрофизическими явлениями. Курсы некоторых их кораблей проложены так, чтобы привести корабль в окрестности интересного явления, а будущая сверхновая, несомненно, интересное явление. Но ведь это было очень давно, и теперь сверхновая вполне может не быть «будущей».
— Интересно, — говорила Клара, показывая, что это всего лишь академический интерес, — не это ли случилось с некоторыми невернувшимися кораблями?
— Статистически это вполне вероятно, — отвечал Эрейра, улыбаясь и показывая, что принимает правила игры. Он много практиковался в английском, которым с самого начала владел неплохо, и теперь говорил почти без акцента. Он также владел немецким, русским и большинством романских языков: мы обнаружили это, когда попытались поучить португальский, и он понимал нас лучше, чем мы сами. — Тем не менее летают.
Мы с Кларой помолчали, затем она рассмеялась. «Некоторые», — согласилась она.
Я быстро вмешался: «Похоже, вы сами хотите полететь, Френси».
— А вы в этом сомневались?
— Ну, вообще-то сомневался. Я хочу сказать, что вы ведь служите в бразильском флоте. Вы не можете просто так взять и улететь.
Он поправил меня. «Улететь я могу. Просто потом не смогу вернуться в Бразилию».
— И вам кажется это стоящим.
— Это стоит всего.
— Даже, — настаивал я, — с риском не вернуться или вернуться так, как сегодня. — Вернулся пятиместный, они высаживались на планете с ядовитыми растениями. Мы слышали, вернулись они в ужасном состоянии.
— Да, конечно, — сказал он.
Клара начала ерзать. «Я думаю, — сказала она наконец, — что пора спать». В ее голосе было что-то недосказанное. Я посмотрел на нее и сказал: «Отведу тебя к тебе в комнату».
— Не нужно. Боб.
— Но я все равно провожу, — сказал я, не обращая внимания. — Спокойной ночи, Френси. Увидимся на следующей неделе.
Клара уже шла к стволу, и мне пришлось торопиться, чтобы догнать ее. Я ухватился за кабель и крикнул ей: «Если хочешь, я пойду к себе».
Она не подняла голову, но и не сказала, чего хочет, поэтому я сошел на ее уровне и пошел за ней к ее квартире. Кэти спала во внешней комнате, Хайва дремала над голодиском в нашей спальне. Клара отослала прислугу домой и пошла посмотреть, удобно ли ребенку. Я сидел на краю кровати, дожидаясь ее.
— Может, у меня начинается менструация, — сказала Клара, вернувшись. — Прости. Я раздражительна.
— Я уйду, если хочешь.
— Боже, Боб, перестань повторять это! — Она села рядом и прислонилась ко мне, и я обнял ее. — Кэти такая хорошая, — сказала она немного погодя, почти печально.
— Тебе бы хотелось иметь своего ребенка?
— У меня будет свой ребенок. — Она откинулась назад, потащив меня за собой. — Только хочу знать, когда, вот и все. Нужно гораздо больше денег, чтобы у ребенка была приличная жизнь. А я не становлюсь моложе.
Мы лежали так какое-то время, потом я сказал ей в волосы: «Я тоже хочу этого, Клара».
Она вздохнула. «Ты думаешь, я не знаю? — Потом напряглась и спросила: — Что это?»
Кто-то поскребся в дверь. Она не была закрыта; мы никогда не закрываемся. Но никто и не входит без приглашения, и на этот раз кто-то вошел.
— Стерлинг! — удивленно сказала Клара. Она вспомнила о приличиях:
— Боб, это Стерлинг Френсис, отец Кэти. Боб Броудхед.
— Привет, — сказал он. Он гораздо старше, чем я бы представил себе отца такой маленькой девочки, лет пятидесяти, и очень устало выглядит. — Клара, — сказал он, — на следующем корабле я увожу Кэти домой. Заберу ее у тебя сегодня. Не хочу, чтобы она от кого-нибудь узнала.
Клара, не глядя, взяла меня за руку.
— Что узнала?
— О своей матери. — Френсис потер глаза и сказал:
— Вы не знаете? Джен мертва. Ее корабль вернулся несколько часов назад. Все спускавшиеся в шлюпке подхватили какой-то грибок. Они раздулись и умерли. Я видел ее тело. Оно похоже... — Он смолк. — Кого мне действительно жаль, это Аннели. Она оставалась на орбите, пока остальные высаживались, и привезла тело Джен. Она как будто спятила. Почему? Джен уже было все равно... Ну, ладно. Она могла привезти только два тела, больше не помещалось в холодильник. Там и ее пища... — Он снова смолк и на этот раз не стал продолжать.
Я сидел на кровати, пока Клара помогала ему поднимать ребенка и укутывала девочку. Когда они ушли, я запросил информацию на экран и внимательно изучил ее. К тому времени, как Клара вернулась, я уже выключил экран и сидел на кровати, скрестив ноги и глубоко задумавшись.
— Боже, — мрачно сказала она. — Какая ночь! — Она села на дальний угол кровати. — Совсем не хочется спать. Может, схожу выиграю несколько баков за столом рулетки.
— Не нужно, — сказал я. Накануне я просидел три часа рядом с ней, она вначале выиграла десять тысяч, потом проиграла двадцать. — У меня есть лучшая идея. Давай запишемся на вылет.
Она повернулась ко мне так быстро, что даже немного всплыла над кроватью. «Что?»
— Запишемся на вылет.
Она закрыла глаза и, не открывая их, спросила: «Когда?»
— Рейс 29-40. Пятиместный, и хороший экипаж: Сэм Кахане и его приятели. Они выписались, и им нужно два человека.
Она кончиками пальцев погладила веки, потом открыла глаза и посмотрела на меня. «Что ж, Боб, — сказала она, — интересное предложение». На стенах из металла хичи были занавеси, которые уменьшали свечение, и я их задернул на ночь: но даже в полутьме я видел, как она выглядит. Испуганно. Но она ответила: «Они неплохие парни. Как ты с парнями?»
— Оставлю их в покое, и они оставят меня. Особенно если у меня будешь ты.
— Гм, — сказала она, потом вползла на меня, обняла и уткнулась лицом мне в шею. — Почему бы и нет? — сказала она так негромко, что я не был уверен, что услышал верно.
И тут меня охватил страх. Всегда сохранялась возможность, что она скажет «нет». И я был бы снят с крючка. Весь дрожа, я услышал свои слова: «Значит, записываемся утром?»
— Нет, — она покачала головой. Голос ее звучал приглушенно. Я чувствовал, что она тоже дрожит. — Звони сейчас, Боб. Запишемся немедленно. Прежде чем передумаем.
На следующее утро я ушел с работы, упаковал свои пожитки в чемоданы и отдал на сохранение Шики. Тот смотрел на меня печально. Клара оставила свои занятия и уволила прислугу — та очень встревожилась, — но не побеспокоилась паковаться. У Клары оставалось немало денег. Она заплатила за свои две комнаты и оставила все в них как обычно.
Конечно, у нас была прощальная вечеринка. Не помню ни одного человека из тех, кто там был.
И вот, кажется совершенно неожиданно, мы втискиваемся в шлюпку, спускаемся в капсулу, пока Сэм Кахане методично проверяет имущество. Мы закрылись и начали автоматический отсчет.
Потом толчок и падение, ощущения плавания. Двигатели включились, и мы были в полете.
Глава 13
Доброе утро, Боб, — говорит Зигфрид, и я останавливаюсь на пороге кабинета, внезапно подсознательно обеспокоенный.
— В чем дело?
— Ни в чем, Боб. Входите.
— Ты тут все изменил, — обвиняюще говорю я.
— Верно, Робби. Вам нравится, как теперь выглядит кабинет?
Я изучаю его. Толстый мат с пола исчез. Абстрактные картины исчезли со стен. Их место заняли серии голографических космических сцен, гор и моря. Самое странное во всем этом — сам Зигфрид; он говорит со мной через манекен, сидящий в углу комнаты с карандашом в руке. Манекен смотрит на меня сквозь темные очки.
— Ты тут все перевернул, — говорю я. — Зачем? Голос его звучит так, будто он благосклонно улыбается, хотя выражение лица манекена не изменяется. «Я решил, что вам понравится перемена, Роб».
Я делаю несколько шагов в глубину комнаты и снова останавливаюсь. «Ты убрал мат!»
— Он больше не нужен, Боб. Видите, новая кушетка? Весьма традиционная, не правда ли?
— Гм.
Он начинает улещать. «Почему бы вам не лечь на нее? Попробуйте, как она вам».
— Гм. — Но я осторожно вытягиваюсь на ней. Чувствую я себя необычно, и мне это не нравится, может, потому, что эта комната для меня представляет нечто очень серьезное, и изменения в ней заставляют меня нервничать. — На матраце были ремни, — жалуюсь я.
— У кушетки они тоже есть, Боб. Можете достать их с боков. Потрогайте... вот так. Разве это не лучше?
— Нет.
— Я думаю, — негромко говорит он, — вы должны позволить мне решать, нужны ли какие-нибудь изменения в терапевтических методах, Роб.
Я сажусь. «Кстати, Зигфрид! Прими наконец решение в твоем проклятом мозгу, как ты меня будешь звать. Меня зовут не Роб, не Робби, не Боб. Я Робинетт».
— Я это знаю, Робби...
— Ты опять!
Пауза, затем вкрадчиво: «Мне кажется, вы должны дать мне возможность выбирать, как обращаться к вам, Робби».
— Гм. — У меня бесконечное количество подобных бессодержательных псевдослов. В сущности я предпочел бы провести весь сеанс, не говоря больше ничего. Я хочу, чтобы говорил Зигфрид. Хочу, чтобы он объяснил, почему в разное время называет меня разными именами. Хочу знать, что он находит значительным в моих словах. Хочу знать, что он на самом деле обо мне думает... если гремящее сборище металлических и пластиковых деталей может думать.
Конечно, я знаю, а Зигфрид не знает, что моя добрая подруга С.Я, пообещала помочь мне сыграть с ним шутку. Я с нетерпением ожидаю ее.
— Хотите что-нибудь сказать мне, Роб?
— Нет.
Он ждет. Я чувствую себя враждебным и необщительным. Вероятно, отчасти потому, что с нетерпением жду, когда можно будет сыграть эту маленькую шутку с Зигфридом, но еще и потому, что он все тут сменил. Так поступали со мной, когда в Вайоминге у меня произошел тот психотический случай. Иногда я приходил на сеанс и видел голограмму своей матери. Боже правый, очень похоже, но не пахнет ею, не чувствуется она: в сущности ее вообще нельзя потрогать, это только свет. А иногда я оказывался в темноте, и что-то теплое прижималось ко мне и обнимало. Мне это не нравилось. Я, конечно, спятил, но не настолько.
| ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
|
| Корабль 1-8. Рейс 013В6. Экипаж Ф.Ито.
|
| Время до цели 41 сутки 2 часа. Цель не
| определена. Показания приборов повреждены.
|
| На ленте корабельного журнала запись: "На
| поверхности планеты тяготение как будто превышает
| 2,5 g, но я собираюсь произвести высадку. Ни
| визуальные наблюдения, ни радар не проникают под
| облака из пыли и пара. Выглядит не очень хорошо,
| но это мой одиннадцатый вылет. Устанавливаю
| приборы на автоматический возврат через десять
| дней. Если к этому времени я со шлюпкой не
| вернусь, капсула, вероятно, отправится одна. Хотел
| бы я знать, что означают эти пятна и вспышки на
| солнце".
|
| Пилота не было на борту вернувшегося корабля.
| Ни артефактов, ни образцов. Посадочного аппарата
| также нет. Корабль поврежден.
Зигфрид ждет, но я знаю, что он не будет ждать вечно. Скоро начнет задавать вопросы, вероятно, о моих снах.
— Видели что-нибудь во сне после нашего последнего сеанса, Боб?
Я зеваю. Мне скучно. «Не думаю. Ничего важного, я уверен».
— Я хотел бы послушать. Даже обрывки.
— Ты паразит, Зигфрид, знаешь?
— Мне жаль, что вы считаете меня паразитом, Роб.
— Ну... мне кажется, я даже обрывков не смогу вспомнить.
— Попытайтесь, пожалуйста.
— Черт возьми! Ну. — Я устраиваюсь удобнее на кушетке. Все, что я могу вспомнить, абсолютно тривиально и, я уверен, не имеет отношения к чему-либо травматическому или важному. Но если я скажу ему это, он рассердится. Поэтому я послушно отвечаю:
— Я был в вагоне поезда. Много вагонов сцеплены вместе, и можно переходить из одного в другой. В них полно знакомых. Женщина, такого материнского вида, она много кашляла, и другая женщина, которая... ну, выглядела странно. Вначале я подумал, что это мужчина. На ней был какой-то комбинезон, так что трудно было сказать, мужчина это или женщина, и у нее были мужские очень густые брови. Но я был уверен, что это женщина.
— Вы говорили с какой-нибудь из этих женщин, Боб?
— Пожалуйста, не прерывай, Зигфрид, я из-за тебя теряю нить мысли.
— Простите, Роб.
Я возвращаюсь к сну. «Я ушел от них. Нет, я не разговаривал с ними. Перешел в следующий вагон. Это был последний вагон в поезде. К остальным он был присоединен чем-то вроде... дай-ка подумать... не могу сразу это описать. Как растягивающаяся металлическая гармошка, знаешь? И она растянулась».
Я останавливаюсь, главным образом, от скуки. Мне хочется извиниться за такой скучный неуместный сон. «Вы говорите, металлическое соединение растянулось, Боб?» — подталкивает меня Зигфрид.
— Да, верно, растянулось. И, конечно, вагон, в котором я находился, начал все больше и больше отставать от других. И я видел только хвостовой огонь, который чем-то напоминал ее лицо. Она... — Тут я утрачиваю последовательность и пытаюсь вернуться к поезду. — Как будто мне трудно к ней вернуться, как будто она... прости, Зигфрид, не помню ясно, что там случилось. А потом я проснулся. И, — виртуозно заканчиваю я, — записал все, как только смог, как ты и велишь мне.
— Я высоко ценю это, Боб, — серьезно говорит Зигфрид. Он ждет продолжения.
Я начинаю беспокойно ерзать. «Кушетка совсем не такая удобная, как матрац», — жалуюсь я.
— Простите, Боб. Вы говорите, что узнали их?
— Кого?
— Двух женщин в поезде, от которых вы уходите все дальше и дальше.
— О! Нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я узнал их во сне. Наяву я и понятия не имею, кто они.