Он откинулся на спинку кресла. Тяжело вытер мокрый лоб.
— Да, я не прячусь. Мы гнали людей на убой. Но мое время было временем титанов! Героев, а не жирных хрюшек и трусливых землероек! Что вы сказали? Психологическое давление? В мое время не знали такого слова. В мое время знали слово — приказ! Долг! Подвиг! Где ваш героизм? Где ваш подвиг? Ткнуть в нужную кнопку, когда прозвенит звонок? Нажать на рычажок, чтобы получить еду? Крысы в вольере у Цукермана могут больше. Мы гнали людей перед собой, через ужас и страх. Но впереди были вершины истинного духа… А теперь…
Гитлер махнул рукой на землян и замолчал. Было видно, что ему трудно говорить.
— Концлагеря, — тихо и упрямо повторил Баркер. — Все, что вы говорите, было бы верно, если бы за вами не стояли штурмовики с закатанными рукавами. Если бы по улицам Берлина не ездили душегубки. Если бы не было коллекций из черепов и абажуров из кожи замученных людей. Вершины духа невозможно даже разглядеть, из-за того, что их застилает дым сожженных деревень и копоть крематориев. За вами стоят чудовища, Адольф. Чудовища!
Наступила тишина.
Гитлер довольно легко перенес эту тираду, он, подперев подбородок ладонью, смотрел на вскочившего и покрасневшего Баркера. Тот чуть смущенно кашлянул и сел на место.
— Чудовища? — переспросил Гитлер. — А вы смеете думать, что за вашими спинами они не стоят?
Он выжидающе посмотрел на американца, но Кларк, видимо, израсходовал свой запас ораторских способностей и промолчал. К тому же, придумать достойный ответ на эту странную фразу было довольно трудно.
— Ну что ж. Спасибо за интересную беседу, господа. Не смею вас больше задерживать. Мне было любопытно поспорить с вами, герр Баркер. Всего хорошего… — Адольф отвернулся к окну.
За спиной космонавтов неслышно распахивались огромные створки.
— Сколько нас еще будут держать в заключении? — спросил Игорь.
Гитлер озадаченно покосился на Богданова.
— Это не в моей компетенции, капитан. С такими вопросами вполне может разобраться наш фюрер.
Когда они вышли Баркер придержал Богданова за рукав.
— Игорь, все, что сказал я, должны были сказать ему вы…
И он пошел дальше, оставив капитана в растерянности.
В огромном, удивительном зале с невероятно голубым небом, нарисованным на своде потолка, который подпирали десятки колонн, выполненных в виде множества рук, сидел маленький, в сравнении с этим величием, человек. Гитлер чувствовал себя прескверно. На улице собирался дождь, и дышать было трудно. Он смотрел в большое окно, подкатившись на своем подвижном троне вплотную к толстому стеклу. Отсюда, с высоты, он хорошо видел город и далекие джунгли. На горизонте вскипали черные облака, сквозь просветы прорывалось темно-красное солнце.
— Вагнер… — прошептал Адольф. — Это Вагнер…
— Что? — Стоявший позади фюрер не расслышал.
— Там. — Гитлер кивнул в сторону горизонта. — Это настоящий Вагнер. Настоящий. Смешение красок, приближение бури. Чувства. Знаете, Дитрих, я не спросил у них одну интересную штуку.
— Какую же? — По лицу фюрера пробежала едва заметная гримаса.
— Мне интересно знать, похоронили они Ленина или нет?
— Это… Если не ошибаюсь, политик Земли?
— Не только… — Гитлер вздохнул.
— Ваша встреча была продуктивной?
— В каком-то смысле, — Адольф поднял сухую тонкую руку, посмотрел на свет. Пальцы заметно подрагивали. — Я убедился в справедливости своих опасений. Это тоже результат.
— То есть?
— Мы совершенно справедливо покинули Землю. Жалею я только об одном, что мы не смогли забрать с собой всю Германию, чтобы не оставлять ее в этом свинарнике. Не обрекать ее на позор. Как же мне хочется взять ее, всю, целиком. — Адольф вытянул перед собой руки, словно держа что-то большое и тяжелое. — Взять всю Германию и перенести сюда. Эти леса, поля и реки… Рейн весной. Озера Баварии. Как мне не хватает ее. Моя бедная страна.
Фюрер деликатно кашлянул. Старик делался все сентиментальнее и сентиментальнее. Понять это Дитрих, конечно, мог, но все же такая черта сильно мешает политику.
— Земля под властью жидов и арабов, — после некоторой паузы грубовато сказал Гитлер, иногда ефрейтор просыпался в нем. — Там правит бал жажда наживы, алчность. Люди позабыли о своем предназначении. Возятся в грязи, как животные. Жрать, гадить и предаваться похоти. Вот все, что они могут. Больше ничего. Думаете, они прилетели сюда, потому что тянулись к звездам? Нет. Они ищут природные минералы. Матушка Земля уже больше не удовлетворяет их жадного брюха. Скоты, скоты…
Гитлер снова замолчал, но ненадолго.
— То, что мы покинули Землю, есть великое благо для нашего народа. Мы должны быть счастливы здесь!
Фюрер подошел ближе.
— Но нет ли в их визите некоего знака?
Гитлер удивленно покосился в его сторону.
— Я не впадаю в мистику, — поспешно заверил его Дитрих. — Но…
— Это очень отрадно, — перебил его Адольф. — А то я уж подумал, что рядом со мной стоит Гиммлер.
И Великий Учитель засмеялся трескучим старческим смехом.
Фюрер сдержанно улыбнулся.
— И все же… Не кажется ли вам, что мы должны, — фюрер выдержал паузу. — Вернуться.
Теперь Гитлер молча смотрел на Дитриха. Тот почувствовал себя неудобно под этим пристальным взглядом и поспешно добавил:
— Вернуться, чтобы принести освобождение Земле.
— На остриях штыков? Неужели ты, мой мальчик, полагаешь, что я не думал об этом?
— И что же?
— И ничего, Дитрих. Ни-че-го! Из этой затеи не выйдет ничего хорошего. Я не боюсь войны, но мне жаль мой народ. Я не хочу посылать их в помойку, разгребать чужой навоз. Мы построили здесь идеальный мир! В нашем распоряжении вся планета. И еще много планет, если этой нам покажется мало. К чему нам Земля с ее гнилью? Кто помнит о ней? Только я…
— Но разве вам не хочется взять реванш? Нам это по силам, поймите! Я сумею взойти на ступени Рейхстага и поднять наше знамя! Мои солдаты сметут разжиревших землян. Германская нация снова будет править миром. И не одним! Все, что нам нужно, это возможность управляемого полета между звезд. Все, что нам нужно есть у землян на корабле. Мы сможем!
Гитлер молча смерил фюрера взглядом, потом отвернулся к окну.
— Не терпится поиметь лавры властелина мира, а? — тихо поинтересовался Адольф.
Фюрер выпрямился.
— Я говорил о другом, — ответил он холодно.
— Я прекрасно слышал, о чем ты говорил. Мой ответ — нет.
— Что делать с землянами?
— Уничтожить. А их корабль… если не получится его вскрыть, как консервную банку, то сдайте на металлолом. Или зашвырните подальше в джунгли.
— Они прилетят снова.
— Пусть. — Гитлер равнодушно махнул рукой. — На это уйдут годы. Они подумают, что произошла катастрофа. Будут гадать, думать, анализировать. Они будут бояться. Земляне стали трусливы. Они уже не те, какими были раньше. Не нужно было их сажать, Дитрих. Торпедная атака на орбите, лишила бы вас всяких сомнений и избавила бы от ненужных фантазий.
Наступила тишина.
Фюрер молча смотрел в седой затылок Великого Учителя.
— Идите, Дитрих. Идите. Вы знаете, что делать… — пробормотал Гитлер. Казалось, что он засыпает.
Дитрих вскинул руку вверх, лихо щелкнул каблуками и вышел.
— Позовите ко мне Клейнермана, — громко сказал Гитлер, когда за фюрером закрылась дверь.
Он тяжело вздохнул. Последний раз глянул на черно-красное клубящееся небо и отвернулся.
— Вагнер, чистый Вагнер… — прошептал Адольф Гитлер отъезжая от окна.
После завтрака, к которому Игорь уже начал привыкать, в камеру вошел фон Бруннер. Этому визиту Богданов даже обрадовался. Видеть его антипода, фон Клейнермана, после беседы с Гитлером не хотелось. Игорь чувствовал, что ничего хорошего от старика Адольфа исходить не может. Было совершенно ясно, что если у фюрера к землянам имелся какой-то интерес, то Великий Учитель в них заинтересован не был. А понять, куда вырулит мысль двухсотлетнего политика…
— Прошу вас, за мной, — фон Бруннер не стал отходить от установившегося порядка.
— Как всегда… — буркнул Игорь. — Но наш доктор…
— Господин Кадзусе сейчас у дочери великого фюрера. — Бруннер отодвинулся, чтобы пропустить Богданова. — Он догонит нас позже.
— Где догонит?
— В дороге, — офицер был непроницаем.
— Мы куда-то поедем?
— Вам все объяснят. Прошу.
Игоря снова повели через какие-то коридоры, комнаты и галереи. К картинам и портретам, висящим на стенах, Богданов присматривался теперь с особым ощущением, зная, чьей кисти они принадлежат.
Он ожидал, что его приведут на встречу с очередным местным чином, может быть премьер-министром или еще кем-то, но нет. По длинным каменным лестницам они спустились на несколько этажей вниз, и очутились в большом гараже. Там уже их ждали Мацуме и Баркер. Американец выглядел плохо, создавалось ощущение, что он совсем не спал. Круги под глазами, бледное лицо. Мацуме со сдержанным интересом рассматривал стоящий в гараже большой автомобиль.
— Кларк, у вас больной вид…
Баркер пожал плечами, как показалось Богданову слегка раздраженно.
— Не знаю. Спал плохо.
— Почему?
— Дурные мысли, — коротко ответил американец. — Дурные мысли и дурные предчувствия.
Богданов не нашелся, что ответить.
— Мы подождем. Скоро должен подойти ваш товарищ, — подал голос фон Бруннер.
— Знаете, капитан, — вдруг сказал Мацуме. — А у них автомобили не на бензине.
— А на чем?
— Я уже залез под капот. Это какая-то очень остроумная версия двигателя внутреннего сгорания. Альтернативная, так сказать.
— На чем же она работает, эта ваша версия?
— Не моя. — Мацуме на мгновение запнулся. — Это их версия. Смесь турбины и обычного двигателя. Работает на какой-то газо-воздушной смеси. Очень остроумно. Очень. Наши разработки шли в разных направлениях. Или не так. В одном направлении, но разными путями. Тут, видимо, довольно плохо с сырой нефтью…
— На Земле, можно подумать, хорошо, — буркнул Баркер.
— Да, но у нас так было не всегда. А тут инженеры решили вопрос значительно раньше нашего… Знаете капитан, — Мацуме посмотрел на Игоря как-то очень наивно. Богданов даже не понял, японец шутит или действительно считает так, — когда мы вернемся, я обязательно пойду в патентное бюро. Хорошо, капитан?
Почему-то у Богданова перехватило горло, и он не смог ответить. Только кивнул. Баркер хмуро отвернулся.
Наконец, в дверях показались Кадзусе и Мюллер. Оба шли быстрым шагом, следом едва поспевала охрана. Японец и фюрер о чем-то разговаривали. Мюллер хмурился.
— Здравствуйте, капитан. — Дитрих пожал руку Богданову. — Как прошла ваша встреча со стариком? Сложно?
— Мы любопытно побеседовали, — ушел Игорь от прямого ответа.
— Прошу садиться. Я хочу кое-что вам показать. — Фюрер решительно нырнул в распахнутую дверцу автомобиля.
Игорь встретился глазами с Кадзусе, коротко вопросительно кивнул: что, мол?
Доктор поморщился и качнул головой. У Богданова сложилось впечатление, что хороших новостей у Кадзусе не было.
Внутри автомобиля было просторно. Большой салон, пурпурная обивка кресел и хорошая звукоизоляция. Рыка двигателя почти не было слышно.
— Чем вы хотите нас удивить сегодня? — спросил Игорь у фюрера, когда они тронулись. Окна в машине были предусмотрительно забраны специальными жалюзи, закрывающимися снаружи. Богданов едва успел заметить большой кортеж, что пошел следом за машиной Мюллера.
Фюрер улыбнулся.
— Я рад, капитан, что наши встречи вас удивляют. Это очень хорошо. Сотрудничество, как мне кажется, часто начинается с удивления. И определенного доверия. Я, кажется, говорил о том, что все чего мы добились, мы развивали почти с нуля, обладая только знанием и желанием жить, строить совершенное общество. Сегодня мы с вами посмотрим один из наших машиностроительных заводов. Видите, я стараюсь быть очень откровенным с вами. — Дитрих Мюллер развел руки в стороны и широко улыбнулся.
— Даже и не знаю чем смогу вам за это отплатить.
— Будущее покажет.
Они ехали довольно долго.
— Скажите, а вот эти существа, местные жители… Вы сказали, они не обладают разумом.
— Да. Можно так сказать.
— Но вы упомянули некую легенду… Разве это возможно, чтобы у неразумных существ была развитая мифология.
Фюрер вздохнул.
— Назвать ее развитой можно с большой натяжкой. Видимо, это одна из трагических страниц развития этой планеты. Наши культурологи долго занимались исследованиями, но… — он развел руками, — ничего не обнаружили. Однако на побережье океана, на дневной стороне, есть интересные камни. Судя по рисункам, у этой цивилизации были шансы стать на определенную ступень эволюции. По крайней мере, они развились до стадии наскальной живописи. Но дальше почему-то не пошли. Может быть… деградировали по какой-то причине, нам не известной. Печальная история. Наши ученые не обнаружили у этих животных средств коммуникации. Нет языка — нет возможности развиваться.
Чувствовалось, что фюрер чего-то недоговаривает, но придраться было не к чему.
— А Земля установила какие-либо отношения с другими цивилизациями?
Богданов вспомнил регулярные газетные сводки Агентства, Погребняка и замялся.
— Полноценного контакта, нет. Но… Но свидетельства деятельности инопланетян мы обнаруживаем регулярно.
Игорь покосился на Кадзусе, но тот равнодушно молчал.
Вскоре они почувствовали, что машина замедляет ход.
Легко толкнуло, Игорь скорее почувствовал, чем услышал, как скрипнули тормоза.
— Ну вот, прошу. — Фюрер улыбнулся. — Тут куется космическая мощь Четвертого Рейха.
Фюрер действительно был достаточно откровенен с землянами. Огромный завод, на котором космические корабли собирались, как говорится, «с нуля», производил впечатление. Это был действительно колоссальный труд. И снова Богданов поразился тому, какой длинный путь сумели пройти люди, колонизировавшие эту планету. Их корабли не были похожи на земные. Они больше напоминали огромные шаттлы. И на каждом стояло вооружение.
Конструктора завода уделили особое внимание этой детали. Корабли были вооружены чем-то вроде торпед и странными устройствами, которые напоминали древние шрапнельные пушки. Просто, но, как заметил Баркер, довольно эффективно.
Настоящее удовольствие от этой демонстрации получил Мацуме. Немцам даже пришлось несколько раз вытаскивать любознательного японца из тех мест, куда ему попадать совсем не следовало. Мацуме светился счастьем. Постоянно задавал вопросы, что-то искал, исследовал устройство станков. Глядя на него, Баркер только вздохнул. Интерес японца был бескорыстен. Он не искал тонких мест, не запоминал особенностей вооружения. Его будоражила сама возможность прикосновения к чужой технической мысли. Конечно, Мацуме мог бы при тщательном анализе найти слабые места немецких кораблей, но специально он их не искал.
После экскурсии землян отвели в большой зал, где в их честь был дан торжественный обед. Тут собрались инженеры, конструкторы, какие-то политические деятели, несколько военных чинов. Фюрер всем улыбался, хлопал Игоря по плечу, представлял всем и каждому. Как-то незаметно Баркера и остальных оттерли в сторону.
— Тут собралась почти вся элита Четвертого Рейха, господин Богданов.
— Понимаю… — Игорь чувствовал какую-то натянутость всего этого вечера. Словно все ждали чего-то. — Но я не вижу фон Клейнермана… Он не вхож в эти круги?
— Он, — глаза фюрера чуть прищурились, — вхож в другие круги, так скажем.
— То есть люди Гитлера тут не представлены?
— Не совсем так. — Мюллер деликатно указал бокалом на мужчину у стены. — Вот, например, министр обороны. А вот там, дальше, главный казначей… Все это политики. Нельзя назвать их чьими-то людьми.
— Интересно…
— Мне кажется, что вы чем-то недовольны?
— Знаете, если бы этот обед случился в первые дни нашего пребывания, я, наверное, был бы доволен всем. Хорошая еда, высшее общество. Наверное, так и должно быть, но пробыв у вас столько времени, я понимаю так же, что вы чего-то хотите от меня. И эта встреча она тоже… неспроста. — Игорь посмотрел на фюрера и добавил: — Вы извините, я слишком прямолинеен для политической элиты.